Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 8 (7216) 2 - 8 марта 2000г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Государственный выборЭтот странный реализмЛИТЕРАТУРАЕвгений ШКЛОВСКИЙ На соискание Госпремии по разделу "Литература" представлены семь претендентов, из них трое - известные прозаики. И хотя по этому списку вряд ли можно составить впечатление о реальном состоянии российской изящной словесности в минувшем году, каждое из имен значительно и по-своему безусловно - в зависимости от той системы критериев, которая будет принята экспертами. Вряд ли, скажем, решающую роль сыграют исключительно литературные достоинства обозначенных в представлении произведений: в отличие от представителей других видов искусства литераторы представлены совершенно конкретными текстами, кстати, за немногими исключениями не самыми значительными и популярными в их творчестве. Скорее всего, как мы и привыкли ожидать от главной государственной награды, во внимание будут приняты и многие другие обстоятельства. Вопрос в том, какие именно. Кавказский мотивИз современных известных литераторов Владимир Маканин, несомненно, лидер. В раскладе писательских поколений он, с одной стороны, вроде мэтр, увенчанный Букером, Пушкинской премией и прочими, а с другой - писатель, от которого всякий раз ждешь какой-то неожиданности. Какого-то - нет, не жеста, на что сегодня горазды многие, лишь бы снискать себе скандальную известность и тем самым повысить свой литературный рейтинг, а - текста. Произведения, где наряду с художественным поиском снова незабываемо отразится наша фантастическая жизнь. Точность маканинского ощущения современной социальной реальности находится в поразительном соответствии с его художественной интуицией, которая заставляет его бурить породы, залегающие на совсем иной глубине. Не случайно и в его прозе давно уже появился мотив раскапывания, проникновения в недра земной поверхности - возможно, бессознательная (хотя как писатель Маканин очень расчетлив в своих построениях) метафора углубления. Собственно, так было и раньше - в отнюдь не забытых "Предтече", "Антилидере", "Гражданине убегающем", "Где сходилось небо с холмами". В 1990-х Маканин не стал другим, но сделался, пожалуй, зрелее и чутче - не только к современности, но и к каким-то глубинным токам бытия и души человека. В начале 90-х цикл его рассказов "Сюр в Пролетарском районе" мрачно, с нескрываемыми шоковыми эффектами выразил абсурд современной реальности. Повесть "Лаз" предстала отчетливой топографией наших страхов, показав пугающуюся анархии и прячущуюся под землю, в укром, в тайну сказочно изобильную, уютную, как мечта, жизнь. В рассказе "Кавказский пленный" злободневные социально-политические мотивы сошлись у Маканина с нетрадиционно эротическими, в итоге дав некую сложную символику, которая сегодня, когда в Чечне снова льется кровь, впечатляет еще больше. Странная у него эта война, почти домашняя - то боевики дорогу перекроют, и снайпер будет забавляться, разбивая у них блестящие предметы вроде зеркальца, перед которым бреется горец; то посланные за подмогой солдаты буднично растаскивают по саду песок в усадьбе подполковника, пока тот за чаем торгует "калашами"; то рядом с неубранным трупом убитого боевиками солдата валяется старенький транзистор, который не взяли, потому что уже "не вещь"; стрелок, позабавившись со случайно подвернувшейся женщиной, посылает ее за портвейном; охота на боевиков, на языке победных реляций называющаяся "операцией по разоружению", сильно смахивает на школьную игру "Зарница", и т.п. "Дурная война" - "ни войны, ни мира!" Такая ли она, подлинная? У Маканина она своя - вчерашняя, сегодняшняя и несегодняшняя. Похожая на кавказские войны прошлого столетия и непохожая. "Уже который век!", - как думает мыслями самого писателя солдат-старогодок Рубахин. И вот в конце 90-х - произведение со странным названием "Андеграунд, или Герой нашего времени". Если и реализм, то опять же, как отмечала критика, странный. Роман о никогда не печатавшемся (хотя и пробовал), а теперь вот и не пишущем литераторе лет пятидесяти. Петрович (имя героя) стремится во что бы то ни стало сохранить лицо, отстоять свое "я". И снова кавказский мотив, связанный с кровью, которую проливает герой, уязвленный в своем национальном самолюбии. Все почти до зеркальности точно повторяет события последнего года - но только в плане личном, экзистенциальном. Да ведь как оторвать личное от неличного? И кто знает, как отзовется душа, едва оттрубят победные фанфары? Петровича, совершившего аж два убийства (второе - сексота), преступление приводит в психиатрическую клинику. В романе варьируются все те же узловые для творчества Маканина мотивы-метафоры. "Общага", которую сторожит герой, любимая автором тема "личности и массы", "индивидуума и роевой жизни", безумие - давний маканинский мотив, связанный именно с выделенностью личности из прозаической серой массы. Да и бездомность в прозе его тоже не новое человеческое состояние. Ну а что касается андеграунда, подполья, подземелья, то тут мудрено не заметить, что Маканин пишет о душевном подполье человека, не желающего встраиваться в нормальную (что есть норма?) жизнь и превращающего ее в нечто непредсказуемое и страшное под знаком отстаивания своей личности. Как и во многих других своих произведениях, писатель парадоксально использует некие архетипические образы, которые извлекает из своего собственного или нашего коллективного подсознания, вытаскивая их из сумерек на дневной свет. Может, в том и состоит важная (в том числе и психотерапевтическая) миссия его мрачноватой, как бы заторможенной (вплоть до излишней нудноватой затянутости) прозы - высвечивать самые глухие тупики и закоулки нашего бессознательного. Личного и общественного. Не утешать и не успокаивать, но - будоражить. И главное - побуждать к их осмыслению. Какое, милые, у нас десятилетье на дворе?Литературная карьера Людмилы Улицкой состоялась в 90-е годы - когда социальный гражданский темперамент уже не был ни условием писательского успеха, ни внутренним долгом писателя. Изящная, тонкая психологическая проза, лишенная разного рода филологических экспериментов, затеянных, собственно, ради экспериментов как таковых, прозрачная и глубокая, сделала ее одним из самых заметных писателей последнего десятилетия. У Улицкой не случилось очевидных неудач. Ее литературный успех оказался на удивление стабильным, что подтверждает постоянное присутствие ее имени в различных "short list" уважаемых литературных премий, а также то обстоятельство, что на Госпремию ее представляет "Вагриус" - издательство, которое давно обладает редкой репутацией находить оптимальное сочетание высокого качества и коммерческого успеха. В книгах Улицкой - самой известной из них остается все-таки роман "Медея и ее дети", а не представленная на премию повесть "Веселые похороны" - отражено мироощущение именно 90-х. Герой, а точнее, героиня Улицкой - частный человек. Не знаменитый "маленький человек" русской литературы, жертва социальных обстоятельств, отсутствия воли и чувства собственного достоинства, рождающий сочувствие и сострадание. А именно частный человек, чья жизнь не есть производное социальной среды, она абсолютно самодостаточна, трогательна и драматична одновременно. Анатолий Ким, напротив, своей известностью и успехом обязан преимущественно десятилетию прошлому - странной, интеллектуально насыщенной, болезненно аполитичной и эстетически фрондирующей эпохе - эпохе заката советской литературы. Автор романов "Белка", "Отец-Лес" - оригинальной интеллектуальной прозы, в которой органично переплетались мотивы восточных философско-религиозных учений, мифы и ставшие модными значительно позднее гуманитарно-экологические идеи, - уже занял свое место в истории отечественной литературы. У Кима всегда будут и читатели, и почитатели, хотя в 90-е его книги уже не вызывали такого всплеска корпоративного и читательского внимания. В частности, по мнению многих критиков, его роман "Сбор грибов под музыку Баха" даже в контексте его собственного творчества нельзя считать безусловной удачей. Союз российских писателей, представляющий этот роман и повесть "Стена" на Госпремию, по всей видимости, имел в виду не столько эти конкретные произведения, сколько значимость фигуры Кима в отечественной литературе вообще. Трибуны и лирикиВ литературной номинации содержатся три имени поэтов. Нельзя в данном случае не отдать должного составителям списка. Это, вероятно, единственный на всей премиальной палитре фрагмент, где будут выражены и обоснованы какие-либо предпочтения. Все представители поэтического цеха, оказавшиеся в списке, - люди в своей области, безусловно, значительные и очень отличающиеся друг от друга. Пожалуй, даже более того - они представляют некоторые вкусовые полярности, к которым так или иначе тяготеют самые значительные части современной читательской аудитории. Владимир Леонович - либерал-шестидесятник, многие годы воспевавший те моральные и этические ценности, характеризовать которые излишне. Бесхитростная стилистика его текстов сдобрена разночинским народолюбием и подчеркнутым вниманием к этнографическим элементам современного литературного языка. Известный переводчик грузинской поэзии, Леонович воспринял от нее сочетание трибунной и приватной интонаций. Этого поэта любят люди его поколения, особенно те, кто не лишен социального темперамента и при этом не любит Евтушенко. Очень странно выглядит в списке столь торжественного жанра Лариса Миллер. Странность определяется не столько литературным, сколько человеческим образом претендентки. Сугубо частный, далекий от литературной жизни человек, сочиняющий стихи, обращенные к самой себе и никому больше, Лариса Миллер - ученица Арсения Тарковского, снискавшая такие его похвалы, рядом с которыми любая Государственная премия смотрится не более весомо, чем квартальная. Самое значительное, на мой взгляд, поэтическое имя, представленное в верховном документе, - Елена Шварц. Она наследница самой любопытной из петербургских поэтических школ, освященной именами Хармса, Введенского и Вагинова. Поэт этой школы еще никогда не получал государственных наград. Будем верить, что это наконец произойдет. Во всяком случае, появится повод к необузданному веселью. Что касается красноярского литератора Романа Солнцева, также выдвинутого на премию за стихи, его присутствие в списке, на мой взгляд, следует воспринимать как дипломатическую неизбежность. Также в рубрике:
|