Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 14 (7125) 16 - 22 апреля 1998г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
МузыкаНелирический геройКонцерт оркестра Мариинского театра Татьяна СИДОРОВА Концерт состоялся в БЗК. Дирижировал, разумеется, Валерий Гергиев. Были исполнены сюита из балета "Чудесный мандарин" Б. Бартока, Вторая симфония ре мажор И. Брамса и музыка балета "Жар-птица" И. Стравинского. Балеты Бартока и Стравинского написаны словно "под него". Под его умение очерчивать мысль, заострять и без того острое - под его природное чувство сцены. Гергиев - находка для танцора. Пластика балетов начала века - особая. Феерия "явлений" и "появлений", их вихревая смена - работа творящего мозга с его рывками и парадоксами - не остается больше за кадром, она переносится в звучащий текст, а оттуда - на сцену. "Чудесный мандарин" Бартока - это слепок с сознания и подсознания, отравленных войной, запутавшихся между отвращением и тягой к смерти. ...Стремительно наслаиваются друг на друга оркестровые пласты, нарочито аляповато смешиваются тембровые краски: сиренообразное завывание струнных, стеклянное дребезжание фортепиано, колкий стук деревянных, надсадные вскрикивания медных. Организованная истеричность. Блестящая картина антимира. Феерия "Жар-птицы" лишена гротесковой хаотичности экспрессионизма, но по-своему это тоже хаос - только праздничный, подобно сверкающим цветовым смесям на полотнах Лентулова, Гончаровой. Сюжетная канва: приключения Ивана-Царевича и Жар-птицы - фикция. На самом деле это единая картина сказочного царства, как бы неподвижная снаружи, но бесконечно изменчивая, мерцающая тысячью красок внутри. Гергиев четко артикулирует и держит ритм, не позволяя себя увлечь симфоническому напору. Блистательные tutti не заслоняют от маэстро тихих эпизодов. Его вкрадчивые, безупречно произносимые шепоты и шелесты действуют, пожалуй, еще сильнее. Мысль дирижера дискретна на всех уровнях: от отдельного мотива до целостного раздела. Охватывая каждое мгновение и укладывая мгновения в протяженные построения, он охватывает мыслью и эти построения и возводит из них (по- прежнему не упуская из виду частности!) еще более протяженные построения, и так далее, пока не складывается целое. Так, от точки к точке, от кульминации к кульминации создаются единое дыхание и единый ритм. Это держит в тонусе оркестрантов. И слушателей - Гергиев произносит, творит музыку на глазах, и это не может не увлекать. Но иногда возникают ситуации, когда и увлекать, и держать внимание оказывается недостаточным. Хочется гипноза, магии, вовлечения в самую сердцевину музыки. Например, музыки Брамса. Увы, со Второй симфонией этого не произошло. Ритмическая изменчивость музыки Брамса завораживает как раз потому, что она незаметна! Гергиев же по-прежнему вел от "точки к точке", рельефно подавая перемены метра и ритма, очерчивая жирной линией то, что в партитуре дано неуловимым пунктиром. Под его руками симфония дышала энергией, но из нее ушел по-брамсовски камерный, ностальгический лиризм. К большим музыкантам хочется придираться. Потому что мастерская игра оркестра, безупречный контакт дирижера с исполнителями остаются за скобками как само собой разумеющиеся. Критику достается самое интересное - интерпретация, а тут уж есть где развернуться! По счастью, в зале было больше "не-критиков": стоя, отбивая ладони и не щадя голос, публика "бравыми" криками ("бра-во!") приветствовала Артиста. Также в рубрике:
|