Тишина на ринге

Отечественным архитекторам не с кем и незачем соревноваться

Юрий АРПИШКИН

Как ни странно это прозвучит, но факт остается фактом: Москва сегодня являет собой, пожалуй, самый яркий в мире пример градостроительной активности. Несмотря на тяжелое материальное положение государства, столица не только расширяется за счет новых жилых кварталов, но и всячески пытается утвердиться в качестве духовного, исторического центра Роcсии и ее культурной мекки (реверансы в сторону Санкт-Петербурга, по совести говоря, можно в расчет не принимать). Реконструируя и восстанавливая культурные раритеты, московские (и не только московские) власти вынужденно, но весьма темпераментно обратились к вопросам теории градостроительства и реставрации памятников архитектуры. Какой смысл вкладывают московские чиновники в понятие "памятник архитектуры", вопрос не праздный, но другой. Нас же в данном случае интересует сам механизм реализации глобальных и локальных градостроительных проектов, которые все больше и больше занимают общественное внимание. Последнее, кстати, очень характерно для российского общества. Самые специальные вопросы, казалось бы изначально не рассчитанные на столь напряженное обсуждение в широких кругах, в России время от времени овладевают массами и решаются под их непосредственным влиянием. И хотя давно известно, что массам это не приносит ничего, кроме неприятностей, а также, что переделывать гораздо труднее, чем сделать что-то разумно и правильно сначала, все равно педантичному и унылому профессионализму в России предпочитают разухабистый и веселый коллективизм.

Традиционный способ разрешения споров - проведение конкурса архитектурных проектов - в нашей стране имеет свои особенности, порой обессмысливающие саму идею конкурса. Чтобы понять, в чем заключается суть дела, достаточно прочитать первые строки любого, открывающего конкурс объявления. Оно, как правило, начинается так: "В конкурсе могут участвовать...", далее следует короткое перечисление, за которым со всей очевидностью угадывается тоже недлинный ряд широко известных государственных организаций, обладающих столь же широко известными возможностями. Результаты оказываются либо явно предопределены, либо неинтересны. Все государственные архитектурные мастерские, созданные несколько десятилетий назад и привыкшие работать только в определенных условиях, главным из которых является полная монополия на деятельность, одинаковы. Конкурс объявляется, но не проводится. Бывает и наоборот, когда разные мастерские разрабатывают один и тот же проект, а потом предлагают государству выбрать наиболее дешевый и подходящий вариант. Конкурс проводится, но не объявляется. Все, как говорил известный литературный герой, имеет не только историю, но и предысторию. Она дает свои объяснения происходящего.

Конкурсы архитектурных проектов, конечно же, существовали всегда, но в России вошли в обиход лишь к концу XIX века. Причем если в европейских странах конкурсы объявлялись чаще всего частными заказчиками, то в России разрешать проблему выбора всегда считалось прерогативой государства и только его. Частный домовладелец предпочитал не затевать волокиты с конкурсом, а просто воспользоваться рекомендацией доброго знакомого и нанять архитектора, как повара или конюха. Примеры архитектурных конкурсов, проводимых частными лицами, в России сколь немногочисленны, столь же и печальны. Почти ни один из них не обошелся без скандала. И, кажется, ни один из принятых проектов не был выполнен так, как того хотелось автору. Государство же, понятно, не слишком вникало в суть художественных проблем и не всегда пользовалось услугами достаточно просвещенных консультантов, но, уж сделав выбор, следовало ему неукоснительно. Архитекторы поэтому отдавали безусловное предпочтение государственным заказам, даже несмотря на традиционные сравнительно низкие гонорары и абсолютную безгласность конкурсного обсуждения.

Советская власть унаследовала все худшие особенности власти предшествующей, в том числе и в градостроительной сфере. В конце 20-х годов в практику дореволюционного руководства зодчеством была внесена радикальная завершенность. Появились еще большая безгласность, окончательная некомпетентность и предопределенность результатов. Как ни странно, все это до поры до времени не мешало проведению архитектурных конкурсов, более того, до определенного момента они оставались серьезными и даже, в известной степени, творческими. В начале 30-х, когда одновременно были объявлены несколько крупных архитектурных состязаний, в них сочли для себя возможным принять участие не только советские, но и многие западные архитекторы. Тогда же правительству был представлен план масштабной перестройки Москвы, разработанный Ле Корбюзье. А одна из первых премий на конкурсе проектов Дворца Советов была присуждена американцу Г. Гамильтону. Две другие, тоже первые, были отданы И.Жолтовскому и Б.Иофану. Проект последнего "приняли за основу". То есть в соответствии с вердиктом властей его признали нуждающимся в вивисекции. Тогда такое решение было воспринято как революционное. Советские чиновники, неожиданно для многих, явились в образе некоего гибрида капризного самодура магната и непререкаемого самодержца. Работу Иофана было поручено доделывать академику Щуко и профессору Гельфрейху, которые и завершили эскиз проекта сооружения. Завершили, впрочем, не до конца, их вариант тоже претерпевал видоизменения, и вноситься они продолжали до тех пор, пока идея строительства дворца не была окончательно похоронена. Таким образом, авторство проекта утрачивалось по мере его продвижения к завершающей стадии. Широко известно, что несостоявшееся возведение Дворца Советов сыграло в московском градостроительстве весьма заметную роль, во время работы над этим проектом оттачивалось мастерство будущих строителей высоток и формулировались главные положения "генплана реконструкции" столицы. Совершенно естественно, что тогда же возникла модель взаимодействия властей и градостроителей. Она и оказалась по-настоящему нерушимой и так или иначе продолжает оставаться актуальной в наши дни. Самым ярким примером на этот случай стала горестная эпопея реконструкции единственного московского сооружения Кваренги, над проектом которого трудились одновременно четыре группы архитекторов, а пятая, состоящая преимущественно из городских чиновников, должна была свести воедино все "плодотворные идеи". Никто, однако, не позаботился о согласовании действий четырех групп, и в результате при ближайшем рассмотрении выяснилось, что, если "плодотворные идеи" свести в одном проекте и начать реконструкцию по нему, памятник попросту разрушится. Это последний по времени и один из самых красноречивых рецидивов сталинского управления архитектурой.

Есть, разумеется, и перемены. Связаны они прежде всего с изменением общественного статуса архитектурного сооружения. Если в советские годы архитектура, как и все прочие искусства, обслуживала одну известную идеологию, то теперь она обслуживает самые разные, иногда взаимоисключающие, интересы. Как объединить в одном объекте эстетические пристрастия так называемых новых русских с православной или исторической энтропией современного общества? Архитекторы отдают поискам ответа на этот вопрос немало сил. Это обстоятельство оказывает влияние и на механизмы государственного регулирования градостроительной деятельности. Градоначальники не имеют возможности самостоятельно формировать политику застройки вверенного им пространства, поскольку реально строительство осуществляют в основном частные лица и фирмы, и должны прибегать исключительно к запретительным мерам, которые и всегда-то мало эффективны, а в наши дни особенно. К тому же меры эти, как правило, не продуманы и плохо обоснованы. В Москве, например, действует циркуляр, согласно которому недопустимы покушения на исторический облик центра города. Все это хорошо, но центр Москвы не имеет исторического облика, причем утрачен он никак не меньше пятидесяти лет назад. С этим никто не спорит, но циркуляр продолжает действовать и в любой момент может быть использован для пресечения какой-нибудь нежелательной для властей акции. Вернемся же к современным архитектурным конкурсам. Прежде всего следует сказать, что сегодня они бывают двух типов - открытые и закрытые. Открытые проводятся редко, закрытые - часто. Результаты открытых конкурсов, как показывает практика, обречены остаться на бумаге, а проекты, выигравшие закрытые конкурсы, обречены на воплощение. То, что мы видим сегодня на улицах, в своем абсолютном большинстве триумфировало на таких ристалищах. Обжалованию результаты закрытых конкурсов не подлежат. Ибо если кому и придет в голову фантазия по поводу какого-либо проекта что-нибудь возразить, обращаться надо как раз в те самые инстанции, которые и приняли возмутившее вас решение. В большей степени все это касается государственных, федеральных или муниципальных проектных намерений. Но примерно такова же ситуация и с частными или корпоративными сооружениями. Как в Москве, так и в других не столь крупных городах. Все проекты, уже прошедшие конкурс, должны проходить утверждение местным градостроительным советом и затем приниматься муниципальными властями. Результаты конкурсов, даже если они по недоразумению проходили по законам естественной конкуренции, при этой системе представляют только академический интерес. Градостроительный совет, как правило очень тесно связанный с муниципальными архитектурными мастерскими, практически утверждает плоды собственных усилий. А правительство, назначившее когда-то членов этого совета, каждый раз, как в первый, подтверждает правильность своих назначений. Это типичный бюрократический замкнутый круг. Такая ситуация не может не вызывать реакции. И она есть. Несколько месяцев назад мэр столицы предложил вынести на референдум проект реконструкции Гостиного двора Кваренги. И, кроме того, Москва стала столицей не только Российского государства, но и такой оригинальной и популярной в мире области творчества, как бумажная архитектура.

АРХИТЕКТУРА

• Третий Рим или Вторая Атлантида?
  Исторический центр российской столицы может исчезнуть навсегда
• Тишина на ринге
  Отечественным архитекторам не с кем и незачем соревноваться
• ВЕРА БЕЛОЗЕРОВА: "Реставраторам давно нужна своя "клятва Гиппократа"
• "В Гостином дворе надо копнуть!"
  Здесь будет музей археологии