ВАСИЛИНА ОРЛОВА:
"Жизнь - вот и все наше послание миру"

ПЕРСОНА

Беседу вел Сергей ШПАЛОВ

В.Орлова

Василина ОРЛОВА - человек молодой, однако литератор, вполне состоявшийся. Она дебютировала, еще будучи студенткой философского факультета МГУ. Сейчас она имеет публикации практически во всех толстых литературных журналах, за ее плечами три книги прозы: "Вчера" (2003), "Стать женщиной не позднее понедельника" (2005) и "Пустыня" (2006). Роман "Пустыня", лучшая вещь Орловой на сегодняшний день, был написан разу после личной драмы - расставания с мужем. Получилась заряженная неподдельными эмоциями и энергией проза. О ней и о состоянии современной русской литературы - наша сегодняшняя беседа.

- Василина, я хочу вас попросить обозначить тот литературный контекст, который для вас важен и благотворен.

- Это действительно очень важный вопрос, при этом вы его сформулировали таким образом, что ответ на него позволит мне уйти от заведомой несамокритичности в отношении определенных имен. Ведь речь о контексте, в котором ты обитаешь или в который ты стремишься попасть. Для меня прежде всего это контекст русской классической литературы. Достоевский и Гоголь - из них, по большому счету, мы все произрастаем. Это явления совершенно необходимые и необходные, их невозможно миновать на своем пути, если ты читаешь и пишешь по-русски.

Если говорить о современной литературе, то я высокого мнения о Людмиле Улицкой, несмотря на то что мы с ней совершенно не совпадаем по некоторым мировоззренческим вопросам. Я ценю Захара Прилепина, несмотря на книгу "Грех", которая меня испугала. Испугали ноты самолюбования, некоторое лукавство (сборник рассказов назвал романом), которое, как мне казалось, ему совершенно несвойственно.

Существует и ряд людей моего поколения - Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Анна Козлова. Многие из нас читают друг друга, многие беспрестанно отражают друг друга в многочисленных зеркалах собственных произведений. Я считаю, что нам удалось создать свое поле, где происходят бесконечные перемигивания, пульсации.

- Вы не опасаетесь, что эти понятные только вам перемигивания превратят ваше сообщество в обычный междусобойчик?

- Конечно, есть опасность, что возникнет язык, понятный только узкому кругу. Так получается, что современная литература разбита на какое-то количество анклавов. Но поскольку мы существуем, как вы верно заметили, в определенном контексте, у нас есть основа для оптимизма. Ведь контекст неоднопланов, есть много контекстов, которые проникают друг в друга, образуя своеобразную матрешку. В каких-то точках пересечения этих многочисленных сфер в определенный момент находится каждый из нас, потом он может выпасть из этого контекста и впасть в другой. Опасность возникновения междусобойчика существует, но ее не избегает никто. К тому же пишущий сейчас не имеет прямого доступа к читателю. Нет никакой гарантии, даже если ты печатаешься в крупных издательствах или литературных журналах, что тебя кто-то будет читать. Поэтому наши отклики друг на друга напоминают проблесковые маячки.

- Но тут важно отличить проблесковый маячок от просто мигающей лампочки. Вы упомянули Сергея Шаргунова, он, безусловно, близок вам по возрасту, но по интенции вам гораздо ближе человек старшего поколения - Семен Файбисович: между его "Историей болезни" и вашей "Пустыней" несравнимо больше общего, чем у вас с Шаргуновым.

- В книге Файбисовича я нашла то, чего не могла найти в современной литературе довольно давно. В чем дышащая правда этой вещи? В том, что человек совершенно отринул всякое стеснение, он не оставляет нам никакой фигуры умолчания. Он отважился. Но все же хочу сказать, что в повести "Малыш наказан" ужаленность Шаргунова присутствует, он попытался сказать правду. Да, это обставлялось чрезвычайно драматургически, да, перед нами прожектора высвечивали одну фигуру - остальные шли фоном. Тем не менее момент отваги там был.

Мне кажется, важная проблема состоит в очевидности: современное автобиографическое поле литературы исчерпаемо. А с другой стороны, много разговоров о том, что сейчас автобиографизма слишком много - но правды-то никакой. Все надрывно что-то про себя рассказывают, а где искренность? Провозгласили и новую искренность, и новый реализм, зачем, если со старыми не разобрались? В таком деле, как писание текстов, очень много соблазнов. Можно не отследить момента, когда ты в себя всерьез поверишь как в писателя. Как только это произойдет, как только появятся соответствующие причиндалы типа шляпы, в которой ты совершаешь мерные прогулки с писательским видом, все - ты кончился.

- Что побуждает вас к писанию? Владимир Сорокин на этот счет рассуждал определенно: здоровому человеку писать не надо, он может поговорить с друзьями, пишет человек нездоровый, в котором что-то надломлено или вывихнуто. Вы с этим согласны?

- В общем, да. Я давно уже пишу вещь, которая имеет рабочее название "Больная". Ситуация такова, что всякое проявление душевной нормы - устоявшегося понятия того, как человек должен себя вести, - претерпевает сейчас значительные изменения. Сегодня нормальным кажется то, что еще недавно воспринималось как болезнь. Например, совсем недавно однополые отношения считались проявлением болезни, сегодня произнести нечто подобное становится неприличным. Проза, о которой мы говорили, является, по сути, прозой одиночества. Файбисович написал то, что не мог кому бы то ни было сказать. Эта проза больная вот в каком смысле: если бы автор, а в тот момент фигурант определенных событий, нашел человека, который был бы готов его слушать по сотому разу, возможно, книга и не появилась бы на свет. Но нельзя этим обременять ближнего.

- О себе вы то же самое можете сказать?

- Я скажу больше. Если бы я в тот момент отчетливо осознала, что я могу пойти к священнику и выложить все ему на исповеди, то, вероятно, я бы тоже не написала "Пустыню".

- Что же вам помешало? Слушать - это работа священника.

- Стыд.

- То есть компьютеру можно довериться, а человеку - нет?

- Так получилось, что компьютеру в тот момент я могла доверить больше. Внутреннюю болезнь нужно артикулировать, без этого ты не освободишься. Я не очень воцерковленный человек, но знаю, что в православии есть такой момент: перед исповедью человек записывает свои грехи на бумаге, а потом священник рвет ее.

- Существуют ли сегодня значительные, с вашей точки зрения, перемены в литературе?

- Мне кажется, границы литературы претерпевают сейчас серьезные подвижки. Вопрос: является ли сообщение в блоге литературным произведением? Идентифицировать его по жанру нельзя, нужно смотреть по содержанию. Но оно существует в контексте миллионов таких же записей, которые литературой определенно не являются, - например, информационных сообщений. И границы между ними делаются все более зыбкими.

- Новые формы бытования литературы можно обсуждать долго, но я не вижу попыток прорыва в новые литературные миры. Виктор Шкловский в свое время показал механизм возникновения нового. Все новое возникает на разрушении старого, но уникальность культурного механизма состоит в том, что в результате и новое появляется, и старое не разрушается. Все, что делается в литературе сегодня, находится в русле старых литературных практик.

- Сейчас, по-моему, можно ожидать определенного движения. Многие мои сверстники работают в традиционных формах, но они пытаются наполнить их новым содержанием. Ведь то, что происходит вокруг нас, не описано даже в реалистической парадигме. 1990-е и нулевые годы, по большому счету, не нашли отражения в литературе. Но есть удачи и в этом направлении. Например, Александр Иличевский в романе "Матисс" подобрался к такому описанию.

Если же говорить о других направлениях, то нарастания нового, по всей видимости, стоит ожидать в так называемой блогосфере. Уже есть примеры книг, выросших в блогах. Там автор не может функционировать долгое время, не будучи перебитым кем-то. Он вынужден стремиться к максимальной краткости и умению впечатлить читателя. Сейчас это вряд ли можно назвать собственно литературой, но в блогах видно движение к некоему переходу.

Нет у нас сегодня романа, который все прочитали бы и стали писать и читать по-другому. Но вообще от меня далек реалистический пафос описания действительности. Я считаю, что не описана действительность внутреннего порядка. И здесь тоже идет поиск, он пока не увенчался ударным произведением, после которого люди станут думать по-другому. В связи с этим нельзя не вспомнить Виктора Пелевина. Как бы к нему ни относиться, он был тем, кто в определенном смысле переформатировал сознание. Мне кажется, люди моего поколения, прочитав его "Чапаева и Пустоту", смогли четче посмотреть на действительность. Хотя Пелевин вряд ли согласился бы с таким суждением.

- Вы сказали, что литература нового поколения в значительной мере автобиографична, наверное, это симптом. Но к этому я добавил бы еще один признак: она поражена нарциссизмом. Не избежали его и вы в своей "Пустыне". Чем вы объясните этот феномен?

- Я не могла об этом не думать. Мне кажется, что для многих это еще одно доказательство собственного существования.

- Убедиться, что ты существуешь, написав: я красив и тонко организован, - это все равно что произносить "халва" и ждать, что во рту станет сладко.

- У всех это происходит по-разному. В данном случае я могу говорить только за себя: это была составная часть проекта "Выжить". Моя ситуация очень распространена среди современных женщин, разводы сплошь и рядом. Но об этом нет текстов. Мне нужно было самоутверждаться. Почему вообще самолюбования сегодня так много? Возможно, за этим стоит сосущее ощущение экзистенциальной недостачи, фантомное восполнение качеств, которые должны были быть у тебя.

- А почему вы это связываете с сегодняшним днем?

- Сегодня всего и всех очень много. Вокруг буйно растущие, слоящиеся, множащиеся контексты, в которых ты себя теряешь. Ты должен найти камень, чтобы утвердиться, но иногда есть стремление влезть на него, как на пьедестал. Адмаргинемовский боец Александр Иванов в одном интервью хорошо сказал: "Не может быть много сортов водки, если ты приходишь в магазин и на тебя глядят полки с водкой, ты не видишь там водки как таковой, перед тобой набор брендов". Вот вы спрашиваете: почему это вы все себя выпячиваете? А чего вы хотели? Включаешь телевизор - огромное количество рекламы. Что в советское время висело в метро? Карта Метрополитена имени Ленина. Сейчас даже в метро мы видим огромное количество разноцветных плакатов, каждый из которых кричит: я самый лучший. Нарциссизм имманентно содержится в нашем сегодняшнем контексте, это, к сожалению, такой общий культурный дискурс. Неспроста же он поразил Василия Аксенова, и Людмила Улицкая не избегает его в "Даниэле Штайне", в котором присутствие писателя вообще не должно было ощущаться, - тема не та.

- Есть литературные произведения, которые вас перепахали, как Ленина роман "Что делать?"?

- "Перепахали" - это хороший термин. Библия. "Бесы" Достоевского. "Сто лет одиночества" Габриеля Гарсия Маркеса. Ну и все, таких книг не может быть много.

- У вас есть представление о книге, которую вы хотели бы написать?

- Есть. Я хочу написать об опыте перверсивной болезни, которая не является болезнью, но опознается в качестве таковой. Я хочу написать об опыте безумия, которое не является безумием. Я хочу написать об опыте пациента теперешней психиатрической лечебницы.

- У вас есть такой опыт?

- Мне кажется, такой опыт сейчас есть у нас у всех. Достаточно не закрывать глаза, чтобы этот опыт стал явным.

- Это должна быть художественная вещь?

- Во многом она должна быть художественной, но в ней нельзя обойти исследования - и психиатрические, и философские, посвященные безумию. Работа должна вобрать в себя обе эти стороны, но определить ее жанр я пока не могу.

- И последнее. Есть некое послание, которое вы хотели бы передать миру?

- Таким посланием может быть твоя собственная жизнь, она и есть процесс говорения. Человеку дано не особенно много, жизнь - вот и все наше послание миру.

ПЕРСОНА

• ВАСИЛИНА ОРЛОВА: "Жизнь - вот и все наше послание миру"
  

ТЕНДЕНЦИИ

• Поиски утраченного времени вместо самолюбования
  Изданы автобиографии Сергея Прокофьева и Герберта Уэллса
  

ПОКОЛЕНИЕ

• Литераторы против пластмассы
  Прошел VII Форум молодых писателей
  

БИЕННАЛЕ-2007

• Межкультурные поэтические чтения
  

МЕЖДУ ДЕЛОМ

• АЛЕКСАНДР ЗБРУЕВ: "Ищу интересные пьесы"
  

НОВИНКИ

• История с географией