Баллада о "гвоздиках"

"Самостоянье человека" или социальная шизофрения?

ТОПОНИМИКА

Георгий ОСИПОВ
Фото ИТАР-ТАСС

В Париж пытались переименовать деревеньку Пчелино местные шутники

Недавно мэр Ульяновска Сергей Ермаков официально предложил вернуть городу его историческое имя - Симбирск. Над многочисленными инициативами чиновников с родины Ленина - от рождения "патриотов" к дню России до обязательного употребления буквы "ё" - в последнее время немало иронизируют. Но тут дело посерьезнее, и предложение градоначальника отражает определенное умонастроение соотечественников.

Достаточно вспомнить хотя бы недавнее возвращение исторических названий городам Бирюч в Белгородской области и Спасск в Пензенской (бывшие Красногвардейск и Беднодемьяновск). Многие старинные станицы на Дону, в Краснодарском крае, переименованные в советские времена, просят вернуть им исторические имена. Все больше говорят и о необходимости возвращения краевому центру настоящего имени - Екатеринодар.

...В прежней России переименование городов было делом исключительно редким и обычно оставляло в общественном сознании глубокий след. Достаточно вспомнить, какое смятение в умах вызвало переименование в августе 1914 года Санкт-Петербурга в Петроград. "Кто посягнул на детище Петрово? / Кто совершенное деянье рук / Смел оскорбить, отняв хотя бы слово, / Смел изменить хотя б единый звук?" - писала потрясенная Зинаида Гиппиус. Даже последовавшее через десять лет второе переименование северной столицы не произвело такого шокового впечатления, хотя Бунин год спустя афористически отчеканил: "Можно было претерпеть ставку Батыя, но Ленинград претерпеть нельзя", и не раз говорил впоследствии (и, кстати, не он один), что страшная блокада была небесной карой за отступничество. И понимали это не только эмигранты, но и - подсознательно - власти, что подтверждает возвращение многих исконных названий на карту Северной столицы в январе 1944 года (Невского - бывшего проспекта 25 Октября, Литейного, Дворцовой площади и других).

Да, появление на картах Ленинграда уже мало кого удивило, поскольку большевики буквально с первых же дней своего прихода к власти стали в массовом порядке изменять имена улиц и городов. Называть их стали, между прочим, в честь не только давно умерших или убиенных революционеров (вроде Маркса, Бебеля или Карла Либкнехта), но и в честь здравствовавших вождей. Дело в том, что для большевиков "топонимическая революция" была ничуть не менее важна, чем социальная, и переименования были, если угодно, своего рода частью известного плана монументальной пропаганды. Новые хозяева жизни отлично понимали, что название города, название городского района, название улицы, особенно в историческом центре города, а главное поставленный там же бронзовый "вождь" - это своего рода мелкие "гвоздики", вбиваемые в массовое сознание, и именно они служили одной из основных "крепей" новой идеологии. Некоторые из "вождей" (как, например, Калинин, сказавший, что пусть только через полвека народ решит, стоит ли что-то в его честь называть) пытались протестовать, но протесты эти, понятно, игнорировались.

Поэтому и появлялись повсюду типовые бронзовые "фигуры" с кепкой и протянутой рукой - "верной дорогой идете, товарищи!" Поэтому всякому городу и был положен типовой топонимический комплект: Ленин, поначалу Троцкий, Карл Маркс, Энгельс, Дзержинский, Луначарский, Свердлов, Урицкий, Володарский, Киров, Куйбышев, все тот же Либкнехт - не выговорить! Любопытно, что многие имена городам (самый яркий пример - Загорск) давались даже не по подлинным фамилиям, а по псевдонимам. И весьма характерно, что абсолютно идентичными методами действовали, оккупируя советские города, нацисты - главные улицы немедленно получали имена всяческих "фюреров".

Установки девяностолетней давности ничуть не постарели и сегодня, чему порукой недавнее перемещение памятника потемкинцам в Одессе. При этом клокотавшим "праведным" гневом коммунистам городские власти растолковали, что монумент вовсе не уничтожают, а просто переносят из центра в другой район. "А кому он там нужен?" - последовал обезоруживающий и искренний ответ.

А что же "массы"? Увы, пример поселка Мышкино, не одно десятилетие боровшегося за ликвидацию ненавистной буквы "о" и возвращение городского статуса - редкость. Обычно дело ограничивалось пассивным сопротивлением: в Крыму так и не удалось превратить Ялту в Красноармейск, а в Воронежской области народ просто проигнорировал переименование старинных Лисок в абсолютно непроизносимый Георгиу-Деж. Или отправлял новые топонимы в сферу анекдотов: в сегодняшнем Питере покажут доныне существующую в одном из "спальных" районов улицу Вили Песика (в "подлиннике" - имя забытого всеми финского коммунистического функционера). А после заключительных "застойных" переименований один из крупных церковных функционеров будто бы спросил в ЦК: "А владыки теперь как будут называться - епископы Брежневский и Устиновский?"

Поэтому вполне естественной была волна переименований, поднявшаяся в конце 80-х - начале 90-х вместе с коренными социальными переменами. Владикавказ, Тверь, Нижний Новгород, Санкт-Петербург, Самара, Екатеринбург. Несколько городов (Великий Новгород, Одесса, отчасти Москва) вернули "первородные" имена всем или почти всем улицам в исторических кварталах. Переименования, как к ним ни относись, были созвучны духу времени и нередко осуществлялись - чего греха таить - в приказном, административном порядке.

В некоторых городах, как, например, в Вятке, сторонники возвращения "к истокам" не встретили в ту пору понимания ни у властей, ни у масс, хотя наиболее одиозные имена, вроде города Халтурина (настоящее имя XVII века - Орлов), с карты области убрали... И тогда "вятские - хватские" пошли своим путем. Начался, пожалуй, единственный в России процесс "ползучего" переименования снизу. "Гвоздики" стали потихонечку и аккуратно извлекать - на карте города и на вывесках учреждений прилагательное "Кировский" постепенно заменялось на "Вятский". По закону для таких переименований никаких референдумов не требовалось. Процесс продолжается до сих пор, и хотя сам город до сих пор называется Киров, ясно, что возвращение исконного названия - дело решенное.

С тех пор прошло полтора десятилетия, и, как сказал бы великий поэт, постепенно "подернулась тиной российская мешанина". "Эпидемия переименований", как любят говорить чиновники, пошла на спад, хотя отдельные всплески еще случались - как после 11 сентября, когда с карт многих городов исчезли имена террористов-народовольцев. Но по мере успокоения общественно-политической ситуации, по мере укрепления, по выражению Пушкина, "самостоянья" государства, все больше людей стало обращать внимание на феномен, который и светские, и духовные лица именуют "социальной шизофренией", не в последнюю очередь проявляющейся в сфере топонимики.

Настоятель знаменитого храма Рождества Богородицы в Старом Симонове говорит: "Наш самый древний храм в Москве, где похоронены герои Куликовской битвы, расположен в Ленинской слободе". А что говорил "вождь" о пресловутом "кокетничанье с боженькой" известно, и лучше эти слова не вспоминать. В Екатеринбурге как-то сразу заметили, что печально знаменитые "ямы" (Ганина и Алапаевская), где сложили головы члены царской семьи, находятся в области, которая до сих пор носит имя одного из инициаторов расправы над нею.

Москва - вообще случай совершенно особенный. Да, хорошо, что историческим улицам столицы вернули их исконные имена. Но факт этот нисколько не мешает видеть, что в Москве нет улиц, названных именами, например, Чехова, Шаляпина, Лермонтова, Чайковского и многих десятков других славных соотечественников. Зато в великом множестве сохраняются имена улиц, которые живущим на них людям и произнести, вероятно, стыдно. Я говорю, например, о целой пачке Магистральных, Слесарной, Газгольдерной и прочих, о четырех улицах 8 Марта и улице с диковатым названием Моснефтекип (уже никто не помнит, что это такое!). И еще один любопытный факт. Наша газета не раз писала о том, с какой скоростью исполняются любые, пусть даже прозвучавшие в форме намека, пожелания Русской православной церкви. Особенно в плане возвращения имущества. Но вот что интересно: и Патриарх, и многие иереи давно - с прошлого века! - просят убрать с карты столицы имя цареубийцы Войкова (станция метро и несколько проездов). И люди светские - например, заместитель директора Института российской истории РАН Владимир Лавров - говорят, что пора, наконец, решить, с кем новая Россия: с невинно убиенным и причисленным к лику святых мучеником-цесаревичем или с Петром Войковым? В ответ - стена глухого молчания, подкрепляемая жизнерадостным щебетом ведущих городского радиоканала: мол, слава богу, ни одного переименования в Москве больше не будет, и вообще "жить на улице, носящей имя Ленина, - это очень сексуально!" (дословная цитата из передачи - Г.О. )

Скептики возразят: но ведь и в дореволюционные времена названия улиц русских городов разнообразием не отличались, и "типовой набор" тоже отчетливо присутствовал: Дворянская, Купеческая, Мещанская (по сословиям), Успенская, Соборная, Преображенская, Всехсвятская (происхождение понятно). Но нашим современникам эти имена - конечно, не без участия Церкви - делаются все больше по душе, чем "вождистские" топонимы. Вдобавок с высоких трибун очень любят нынче поговорить о великих предках наших и страницах отечественной истории, вызывающих "законную гордость". Но какую гордость могут вызвать имена Халтурина, Желябова, Перовской, Урицкого, Менжинского, Войкова и прочих (список весьма длинен) профессиональных террористов и палачей? Как не вспомнить знаменитую фразу великого русского юриста: "Когда нормальные люди плачут, Желябовы смеются!"

Чем отговариваются чиновники? Во-первых, застарелым демагогическим аргументом - "не смейте трогать, это наша история". Но ведь Гитлер и его присные - тоже часть истории Германии, но что-то трудновато вообразить их имена на картах ее городов и весей...

Во-вторых, говорят о дороговизне смены имен, стращают извлечением денег на это из карманов "простого народа". Тут, безусловно, зерно здравого смысла есть. Но страна недостатком денег в последнее время, мягко говоря, не страдает (в частности, на дорогостоящие "новоделы" они находятся). Главное - было бы желание. Много ли средств, например, в казне 15-тысячного костромского городка Нерехты? Но ее власти в последний год века объявили, что все центральные улицы должны носить имена не пресловутых "вождей", а славных земляков. Процесс переименования растягивается на 5 - 6 лет: чтобы люди привыкали (старые и новые имена на табличках значатся на этот период рядом) и чтобы удар по казне был не столь чувствительным. Этот пример ясно доказывает, что все рассуждения о "нашей истории" и "дороговизне" прикрывают собой элементарное нежелание что-либо менять: в топонимике, в быту, в сознании людей.

...А область, по предложению того же Ермакова, должна остаться... Ульяновской. Может, "гвоздики" еще сгодятся?

ТОПОНИМИКА

• Баллада о "гвоздиках"
  "Самостоянье человека" или социальная шизофрения?
  

ЗАКОНОПРОЕКТ

• Детям до 16 читать воспрещается
  Нужна ли цензура детской литературе
  

ЭКОЛОГИЯ

• "Мусорный ветер, дым из трубы..."
  Зачем нам культура потребления?
  

КОНФЛИКТ

• Тринадцатый в мире
  Реконструкция в Московском планетарии затянулась