Из снега, ветра и света "Тернер. 1775 - 1851" в Пушкинском музее

Елена ТИТАРЕНКО
Фото Степана РАПЧЕВСКОГО

На выставке

В топ-проектах нынешнего сезона слышен английский акцент. Едва успел Музей Виктории и Альберта вернуть из Московского Кремля в Лондон платья и туфли, поведавшие нам историю британской моды, как по соседству, на Волхонке, произошел бенефис другого английского музея - не менее знаменитой Галереи Тейт Бритен. Как и было обещано, в Москву привезли персональную выставку великого Джозефа Мэллорда УильямаТернера. Белый зал ГМИИ, к "Декабрьским вечерам" украшенный белыми розами, и Розовая галерея увешаны картинами и рисунками британца, российской публике прежде не знакомого.

Правда, это не первая выставка Тернера в ГМИИ, но предыдущую, состоявшуюся в 1975-м и совсем небольшую, мало кто помнит. Сегодня Тернер, чьи работы иные россияне видели за рубежом (в наших музеях его картин нет вообще), - прежде всего "имя" главной в мире премии за достижения в современном искусстве "Turner Prize". И под этим углом зрения особенно интересно смотреть масштабную ретроспективу, на удивление захватывающую (далеко не всякий классик "выдерживает" собственную персоналку). Мастер, умерший в 1851-м, неожиданно созвучен нашей эпохе. Пусть давно стали достоянием истории вдохновленные творчеством Тернера находки импрессионистов или сюрпризы от Айвазовского и Куинджи, поражавшие публику в свое время и даже на нас производящие впечатление; увы, широкие массы в России о Тернере только слышали, в отличие от своих любимых живописцев, которые его картины видели, а методы сейчас же брали на вооружение. Но сила Тернера не только в том, что он опередил свое время и дал много идей последующим поколениям. Когда видишь драматическую экспрессию его полотен, где человек ничтожно мал и в то же время отважен перед грозной и могущественной стихией, запечатленной в момент неистовства, понимаешь, что и сегодня Тернер - лидер. Устареть такое искусство просто не способно. Вопреки тому, что вписано в жесткие исторические рамки между классицизмом и... тут встаешь в тупик: своевольный Тернер выламывается из классификации по стилям, оказываясь как основателем пейзажной живописи романтизма и предтечей импрессионизма, так и первым экспрессионистом, и даже немного художником абстрактным. Даром что в его картинах всегда есть сюжет, зачастую прописанный в подробном названии, и движение от натуры, и необходимые традиционной живописи "верх" и "низ".

С английским искусством мы знакомимся медленно и трудно, как принято в России, "задом наперед", словно не желая расставаться с давней любовью русской арт-элиты - Парижем и Римом. Осторожно делают наши музеи шаги от выставки одной картины ("Пейзаж с дровосеком" Гейнсборо в ГМИИ) к выставке одного художника - Уистлера, не вполне английского, зато показанного в галерее отечественной, в Третьяковке, к ее юбилею. А теперь - к большой и внятной ретроспективе Тернера. Вероятно, именно к нему, при жизни имевшему столько же поклонников, сколько и недоброжелателей, восходит нынешняя слава британского искусства как самого передового, идущего в авангарде всемирного арт-процесса. Маэстрия рука об руку с экспериментом, поэзия - с наукой, стремление постичь законы природы и освоить возможности новых технологий, плюс взгляд на мир философа, не забывающего ни о скорбях и бедах "малых сих", ни о вечной и спасительной красоте, - такие черты присущи и Тернеру, и его наследникам спустя два столетия. Проходя по залам ГМИИ, разглядывая картины издалека и вблизи (то композицию в целом, то отдельный мазок - нервный, упрямый, нанесенный и кистью, и рукой, с силой вбивавшей краску в холст и своенравно царапавшей его гладкую поверхность), не перестаешь удивляться неистовой энергии этого человека. Слово "гений" возникает в сознании с первых же шагов по выставке, и отделаться от ощущения восторга, смешанного с ужасом, не помогут никакие познания и книги. К слову, выставку в ГМИИ сопровождает отличный каталог, полный любопытных сведений и изобилующий репродукциями. Однако поверьте: передать впечатление от подлинников Тернера не способна даже самая совершенная полиграфия.

Не менее сложно объяснить феномен художника, из лондонских низов стремительно взошедшего на Олимп. Получив в 27 лет звание члена Королевской академии художеств, самого молодого за всю ее историю, кажется, можно успокоиться и стричь купоны. Нет-нет, от гонораров Тернер не отказывался и пожелания заказчиков выполнял исправно. В жажде благополучия и успеха нелепо обвинять кого бы то ни было, вплоть до Рембрандта и Микеланджело, а уж тем более сына брадобрея. Но что, кроме жажды новых впечатлений - топлива для творчества, может заставить успешного живописца обойти всю Англию, Шотландию и Уэльс, а затем Италию, Швейцарию и проч.? Что должно двигать его рукой, когда вместо привычно благодатных ландшафтов - моря, гор и долин - он пишет бурю, шторм, снег и ветер? Пишет небо, отдавая ему две трети холста, так, словно это первый день творения, или, наоборот, завтра солнце навсегда погаснет. Если в XIX веке Тернер просил матросов привязать себя к мачте корабля, выходящего из гавани в снежную бурю, или хладнокровно писал пожар Парламента, бушующий посреди Лондона, то можно предположить, что в наши дни он не раздумывая сел бы в самолет и отправился в те края, где только что разразилось землетрясение или цунами...

В эпоху Интернета нет надобности пересказывать в газетной рецензии биографию художника, принадлежащего к числу титанов мирового искусства, и перечислять этапы его творческого пути. Уильяму Тернеру посвящены горы литературы и десятки сайтов, а о подготовке нынешнего проекта ГМИИ имени Пушкина совместно с Галереей Тейт читатели нашей газеты знают из интервью директора "Tate Britain" Стивена Дюкара (см. № 13 за этот год). Могу лишь дать совет поспешить познакомиться воочию с художником, внесшим колоссальный вклад в развитие всей евроатлантической живописи XIX - XX столетий. И пережить перед его картинами и великолепными акварелями те эмоции, которые в арт-реалиях любой эпохи - редкость и драгоценность.

Страстно любя живопись, но и заботясь о посмертной славе, Тернер в поздние годы выкупал свои полотна у частных собирателей, а в завещании оставил огромную коллекцию своих произведений британской нации (вначале они находились в Национальной галерее, теперь в специальной пристройке к зданию Тейт - галерее Клор). Из 300 его картин и 19 тысяч листов графики в Москву привезены 40 холстов, 70 акварелей и 2 гравюры. Открывают экспозицию ранний "Автопортрет" (1799), крайне редко покидающий Великобританию, и "Рыбаки в море" - первая картина, выставленная Тернером в 1796 году. Чуть дальше - знаковые "Снежная буря. Переход Ганнибала через Альпы" (1812) и "Вечный покой. Похороны в море" (1842). В последнем зале царит идиллическая Италия на полотне "Паломничество Чайльд-Гарольда" (1832), а если повернуться к ней спиной, то портал Белого зала оказывается рамой увеличенной гравюры-постера с видом на Тауэр. Впрочем, это лишь ориентир, отсылка к английским корням художника, тогда как он, скорее, гражданин мира: подтверждение - карта путешествий Тернера по Европе, показывающая, как географические координаты меняли его цветовую гамму.

В разгар финансового кризиса Пушкинский музей, реализовавший самый дорогостоящий проект в своей истории (цифры не разглашаются), и меценат Алишер Усманов (организация "Искусство и спорт") подают пример, как эффективно могут работать деньги, если их тратить с размахом, умом и вкусом.

• Из снега, ветра и света "Тернер. 1775 - 1851" в Пушкинском музее
  
• ОСКАР РАБИН: Я всю жизнь пишу одну картину
  
• Сумрачный германский гений
  Немецкая живопись в Эрмитаже
  
• Ахломов и москвичи
  Новая выставка классика фоторепортажа