Посредник

К 150-ЛЕТИЮ В.И.СУРИКОВА

Татьяна РЫХЛОВА

На историческом календаре отечественной культуры - очень яркая дата. Сто пятьдесят лет назад родился Василий Иванович Суриков, один из крупнейших русских художников. Будут, конечно, и торжества юбилейные. Только ведь крупный художник - это почти всегда драма...

Ну какая же драма, вправе спросить осведомленный читатель. Ведь с именем Сурикова это как-то не вяжется. У него же все было удачно. Прожил жизнь, как хотел, и достаточно долго, имел и признание после первой же крупной картины, и посмертную славу, искусство его не померкло со временем... О нем сказано и написано неисчислимое множество самых восторженных слов, которые - что справедливо - наверняка будут повторены и по случаю нынешнего юбилея... Чего еще нужно художнику?

Что ж, верно: драма, а может быть, даже трагедия Сурикова вовсе не связана с уровнем славы или с иными житейскими категориями. Но ее можно почувствовать, если и впрямь попытаться предугадать те суждения, которые, вероятно, действительно прозвучат в юбилейные дни только что наступившего года.

Наверняка, например, будет вновь пересказана биография мастера. И это понятно - какой материал для сравнений, какая фигура для общеобразовательных поучений, обращенных к теперешним деятелям! "Человек из народа", из обедневшей казацкой семьи, самородок из недр далекой Сибири, чье дарование было замечено и прозорливо поддержано просвещенными состоятельными людьми его времени. Удивительно цельная личность, всецело соединенная с истинным творчеством. Демократ не по званию, не по показным декларациям, а по сердцу, по складу души, по образу мыслей и чувств. Ведь и правда - эффектная, чистая краска для выявления притягательных качеств в русских талантах!

А впрочем, и национальная тема как таковая, конечно же, будет затронута рядом с картинами Сурикова. Кто, как не он, едва ли не первым из русских художников увидел в истории Родины не деяния так называемых "исторических личностей", а собственно русский народ! Кто, как не он, ощутил неизбывные боль и страдания русских людей, соединенные с внутренней стойкостью, ощутил человеческое наполнение сил, составлявших и составляющих настоящее существо государства российского! И кто, как не Суриков, обращаясь к минувшему, находил в нем моменты не столько величественные, сколько энергетически емкие именно в русском сознании! Кто, наконец, как не Суриков, так напряженно искал адекватное выражение образа своего соотечественника - образа надвременного, типического и вместе с тем претворенного в зримой конкретности!

А Суриков как живописец! Как мастер картины! Ведь даже люди, к искусству никак не причастные, не могут не любоваться гармонией суриковского колорита, не восхищаться его "дивным мешевом", как сам художник именовал свое хитросплетение красок. Даже они, эти люди, наверняка что-то слышали о неустанности Сурикова в поиске выразительных типов, о его исступленной работе с натуры, о том, как подбитая кем-то ворона, упавшая в снег, стала прообразом неукротимой боярыни...

Профессионалы же скажут о том, как правдив был художник, как он был мудр, когда ради зрительной правды жертвовал документальностью, они обязательно скажут о мастерстве композиции Сурикова, о блистательной режиссуре картин, о неповторимых по чувству портретах и уж, конечно, о живописи - в самом полном значении этого слова. И ведь опять-таки верно: открытия Сурикова, перекликаясь, допустим, по линии живописи, с прозрениями европейских импрессионистов, но возникнув вполне автономно от них, на сугубо российских основах, на многие годы вперед проложили пути для отечественных живописцев. И это были пути сопряжения чисто российских традиций с мировой живописной культурой!

Искусствоведы, конечно, напомнят об огромном влиянии Сурикова на целые направления в нашем искусстве. Академики скажут о том, что значил Суриков в их становлении. Педагоги отметят значение творчества Сурикова для воспитания новых художников. Москвичи вновь укажут на Сурикова, как на одну из центральных фигур в основании здешней, московской реалистической школы.

И опять-таки - все будут правы!

Найдутся, конечно, и скептики, которые, в общем-то не умаляя величия Сурикова, заметят, что творчество этого мастера вошло в мировую культуру лишь в общем контексте культуры российской и, занимая в ней очень почетное место, воспринимается в мире все-таки "русской экзотикой". Найдутся и те, кто использует ныне любые предлоги для разухабистого опровержения всех тех понятий, позиций и авторитетов, которые якобы устарели в компьютерном веке. Они уж припомнят "кумиру прабабушек" не только его относительную неизвестность на Западе (или иначе "провинциальность"), но и его хрестоматийную славу в советское время (а значит - созвучие тоталитарной эстетике). Они обвинят Сурикова вовсе не только в погрешностях рисования, но и в иллюстративности, литературности, театрализации, а самое главное, в том, что "сегодня орясины Сурикова - не более чем экспонат краеведения". Это последнее (кстати, прямая цитата из некоего выступления на одной из недавних богемных тусовок) наиболее спорно; в том же, что Суриков мало известен на Западе, большой беды нет - он действительно обращался к своим, к россиянам. Однако нельзя не признать, что и у критики Сурикова тоже есть своя правда - хотя бы уже потому, что пока, за последние тысячелетия, художников, недоступных для критики, не было.

Но все-таки, что мы имеем в итоге? Да, мы видим в Сурикове и очень яркую, сильную личность, и самобытный талант, и верного сына России, и превосходного мастера, и реформатора живописи, и даже попросту труженика, которому, совершенно естественно, вовсе не все удавалось и который, естественно, действовал в русле и в рамках эпохи. Мы даже готовы уже видеть в нем лишь уважаемый исторический раритет из музеев и школьных учебников. Но ощутили ли мы до конца тот стержневой, главный пафос того, с чем обращался к нам, зрителям, этот художник?

В том и проблема, что с именем Сурикова связана, может быть, самая острая из коллизий во взаимоотношениях между Художником и его Зрителем. Ведь мы, зрители, чаще всего забываем о том, что все, что художником делается и совершается, что лежит на поверхности и воспринимается зрением, - это лишь средства, потребные мастеру так же, как нам потребны слова, чтобы выразить мысль или действия, чтобы добиться какой-либо цели (а если точнее сказать - чтобы осуществить свое назначение в жизни). Однако чем мастер крупнее, тем средства его притягательнее, тем сильнее они привлекают внимание, уводя порой в сторону от того, зачем, собственно, были использованы.

Что пытался поведать нам Суриков (кстати, возможно, и не помышляя об этом)?

Любой крупный художник - это посредник между извечным и преходящим. И художников, видимо, можно подразделить на две категории. Одни обращаются к вечности и перед ней ведут речь от лица современников. Другие, напротив, привносят в наш мир нечто из вечности - какое-то сокровенное знание. О прошлом, о будущем... Перелистаем вновь школьный учебник с "картинками" Сурикова. Сегодня, в конце девяностых годов двадцатого века. Когда за плечами у нас уже современная наша история.

Это надрывное и в то же время смиренное горе людское у стен цитадели российских правителей, под самоуверенным взглядом монарха - инициатора всеохватных реформ и перед глазами заинтригованных зрелищем, но равнодушных гостей- иностранцев... Этот опальный, недавно всесильный министр минувшего царствования, низвергнутый в глушь, в прозябание, но милосердно уже не казненный последующей администрацией... Эта сочувственная, но оцепенелая солидарность народная с фанатичкой, чья страсть непонятна сочувствующим, но чьи предстоящие муки уже забавляют господ, приближенных ко власти... Этот неистовый хохот, это веселье на грани истерики, когда буря лихой, молодецкой энергии направлена на героическое преодоление хлиплых барьеров из мягкого снега... И человеческий муравейник из тел, палящих друг в друга из ружей в какой-то грязи, за какой- то овраг, которым от века владели немного иначе одетые люди... И эта бравая армия под водительством щупленького, напомаженного командира-фельдмаршала неизвестно зачем и откуда летящая в пропасть... И, наконец, эта ладья несуразных размеров, где кто-то про что-то поет, кто-то спит мертвым сном, кто-то пьет горькую, а все вместе, с безродным разбойником в царских одеждах, куда-то плывут - и опять неизвестно куда, за туманные дали...

Про какой это век, не подскажете?

А ведь опять же, сюжеты - лишь средства. И даже - сугубо российские темы. Они тоже средства. Россия ведь - только часть мировой проблематики!

Средства могут быть разными. Суриков шел с мировыми проблемами к своим соотечественникам и использовал "местные" средства. Так же шли Брейгель и Гойя. Рембрандт, Ван Гог, Пикассо поступали иначе. Но драма здесь общая. Драма в том, что мы зачастую не слышим пророков, а восхищаемся только их атрибутикой. В этом трагедия Сурикова - наша трагедия. Нас, в сущности, предупреждали...

И, право, хотя бы по случаю славного юбилея, стоит еще раз вглядеться в эту прекрасную, бесконечно красивую живопись! Она продолжает предупреждать до сих пор...

К 150-ЛЕТИЮ В.И.СУРИКОВА

• Посредник

БИОГРАФИЯ ПОРТРЕТА

• Камертон для хорового пения

ШТРИХИ

• Жаль, что вас не было...

ГАЛЕРЕЯ

• "Старые мастера" в новых интерьерах
• "Blow up" Дмитрия Ершова

ВЫСТАВКА

• "Святое семейство" под Рождество