Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 50 (7357) 11 - 18 декабря 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
ПалитраПоследний пионер абстракции75 лет на пути в Россию Леонид ПИНЧЕВСКИЙ
В декабре празднует свой день рождения американская художница Эсфирь Слободкина. Я познакомился с ней в октябре 1998 года, когда случайно наткнулся на анонс выставки в одном нью-йоркском музее работ дамы с русской фамилией. Позвонив куратору, я узнал, что Слободкиной девяносто один год, она - один из пионеров абстрактного искусства в Америке, а родилась в Сибири. На вернисаже все шло своим чередом. И вдруг в зал вошла Слободкина. Перед нами была отнюдь не старуха, а пожилая, стройная, очень красивая женщина с ясным, проницательным взглядом. Одета она была старомодно, но красиво. В руках веер и муфта. Мы расположились на стульях, под работами Эсфири, и я попросил ее рассказать о себе. Родилась она в декабре 1908 года в Челябинске. Отец ее - инженер Соломон Аронович Слободкин - работал в компании "Мазут", принадлежавшей семье Ротшильдов, мать - Ита Агронович - была модисткой. В начале встречи мы с Эсфирь говорили по-английски. На вопрос, понимает ли она еще русский, Эсфирь рассмеялась и с этого момента старалась говорить только по-русски. "Мне было десять лет, когда я впервые увидела выставку современного искусства. Это было в Уфе. Я была поражена работами "главного" русского футуриста Давида Бурлюка. Огромные холсты, кричащие со стен выставки всеми цветами радуги, поражали своей дикостью. А когда гром Гражданской войны заставил нашу семью переехать во Владивосток, там я воочию повстречалась с Бурлюком. Помню его одетым в какую-то странную желтую рубаху-тогу и трусы, расшитые бабочками и еще Бог знает чем. В местной газете поместили карикатуру на него со стихами, в которых рифмовалось: футуризма - клизма. Что-то вроде: "хоть и отец ты футуризма, а тебе нужна клизма, чтобы избавиться от дурного груза". Затем мы из-за угрозы пленения красными эмигрировали в Харбин. Здесь образовалась огромная русская колония из остатков Добровольческой армии, казаков, деловых людей и людей искусства. Бурлюк, Вертинский, известные оперные певцы жили тогда там. Здесь-то и пригодилось мамино искусство шить. Вскоре она завоевала репутацию искусной портнихи. Мне было четырнадцать лет, и я служила ей моделью. В 1922 году я сдала экзамены в реальное училище и стала готовиться к карьере инженера или архитектора. В это время я поняла, что черчение может быть не только практическим упражнением, оно дало мне чувство линии и детали. Продолжить образование я решила в Америке. 8 января 1928 года я приехала в США". На стенах висели работы Эсфири - в основном 30-х годов. Она принадлежит к могучей когорте американских абстрактных экспрессионистов - искусству, впервые вырвавшему американскую культуру из провинциального состояния и открывшему ему дверь в историю века. Вообще русских в американском искусстве немало. Имена Луизы Невельсон (по мужу), Ильи Болотовского, Марка Ротко, Ли Краснер, Бориса Лурье навсегда вошли в американскую историю. В Академии дизайна Эсфирь подружилась с хорошенькой студенткой Мурой Болотовской и вскоре стала женой ее брата, тоже художника Ильи Болотовского. "В то время я получила работу дизайнера тарелок, получил работу как мастер и Илья, это дало ему временную независимость, но он не принадлежал к кругу "социально мыслящих", и его положение было шатко. Америка 30-х и позже годов была страной, где евреи и черные притеснялись. Евреям было многое недоступно - престижные клубы, рестораны, районы проживания, курорты, университеты. Но искусство, профсоюзы и революционная деятельность как раз были теми областями, куда евреи допускались. Тогда изобразительное искусство не было престижным, поскольку американская художественная жизнь вообще рассматривалась как задворки Европы. И искусство стало той отдушиной, через которую дети вчерашних переселенцев попадали в верхи общества, как это случилось с Марком Ротко, Джорджем Гершвином или Чарли Чаплином. Голливуд, мюзиклы и американский абстракционизм во многом состоялись благодаря талантам выходцев из российских городков, украинских местечек и польских гетто. Именно в 30-е годы в Америке сформировалось поколение художников, тех, кому было суждено выйти на мировую арену. "Тогда был создан первый профсоюз художников. Мы чувствовали себя новаторами, - продолжала Эсфирь. - Бунтовали, устраивали выставки, делали все, чтобы привлечь к себе внимание. К 1940 году собрания группы абстракционистов всегда были переполнены. Несмотря на зависть, разницу в политической ориентации, мы довольно дружно уживались. Когда в Европе началась война, в Америку переехал ряд европейских знаменитостей - Фернан Леже и Пит Мондриан, Марк Шагал и Макс Эрнст. Я помню вечер в Музее современного искусства, устроенный в честь Мондриана. Было весело, а когда надо было расходиться, я пригласила всех к нам домой". Я был ошарашен, узнав, что Эсфирь была знакома с Мондрианом - одной из культовых фигур "романтического авангарда". Ведь это был художник огромного масштаба, под его выверенной геометрической абстракцией уже тогда таились взрывы метафизических страстей. "Мы веселились до утра, - продолжала Эсфирь. - Мондриан выказывал мне знаки внимания и предложил прийти в мою студию, посмотреть работы. Вскоре он действительно пришел. Надо сказать, он не был щедр на комплименты. Забавно, что работа, казавшаяся мне самой слабой, больше всего понравилась ему. Я написала на подрамнике день его визита и что эта работа более всего нравится Питу Мондриану. Он расписался. Так начались наши отношения. Вскоре одна известная детская писательница предложила мне самой написать текст книги и сделать к нему иллюстрации. Я никогда не имела детей, а потому не была сентиментальной и не умела сюсюкать. Начала писать просто, в лишенном сахарина тоне, так, как были написаны русские детские книжки, которые я помнила. И потом такая краткость могла защитить меня от моего невежества. Вскоре одна из этих книжек стала бестселлером на американском рынке детских книг. Вот уже пятьдесят лет она переиздается и приносит деньги. А недавно ко мне приехали издатели из России с предложением напечатать ее. Я была очень рада, подписала контракт, книжку издали, а денег не прислали. Обманули, да Бог с ними!" Я спросил, почему Эсфирь выбрала именно абстрактное искусство? "Главным толчком был, конечно, Илья, - сказала Эсфирь. - Он был так увлечен, что передал мне азарт и радость от абстракционизма. Для меня - с моим врожденным чувством независимости - абстракт тоже был привлекательнее других направлений. Покупатели обычно хотят купить мои старые, 30-х годов, работы. Потому что я пионер абстракционизма. Все давно умерли. Погиб Джексон Поллок. Умерла Ли Краснер, повесился Марк Ротко, погиб, упав в шахту лифта, Илья Болотовский. Только я почему-то жива. Абстракционизм стал классикой мировой культуры. И продавцы картин хотят, чтобы я умерла. Мертвых легче и дороже продавать. Но я ни о чем не жалею. Я установила стипендию в Лонг-Айлендском университете. В Коннектикуте я построила большую библиотеку для детей. Я многое успела сделать. Я работаю каждый день - как и всю мою жизнь. Только встаю, тут же иду в мастерскую и либо рисую, либо пишу, либо занимаюсь скульптурой. Мне очень нравится собирать из разных не нужных людям вещей свои скульптуры. Особенно я люблю возиться с металлическими полосками или трубками. Скульптору нужны крепкие руки. До сих пор люблю шить". Эсфирь не родилась в Америке, всегда пробивалась сама, и я спросил: "Как вы все-таки выживали? Где работали?" "Много лет я работала в типографских мастерских, на текстильных фабриках - делала эскизы. Это была очень тяжелая работа - восемь часов плотного трудового дня. Мои картины стали покупать много позже". Разговаривая с Эсфирь, иногда больше прагматичной, чем богемной, я думал, что абстракционизм - это строгое и высокое искусство, требующее мастерства и духа. Но я ни в коем случае не хотел бы мифологизировать Эсфирь. Она красивая женщина, художник, живое человеческое существо. Ничего необыкновенного в ее жизненных коллизиях не происходило. Но по-своему она уникальна. И мне хотелось воздать хотя бы частично ей живой. Узнав, что в Москве, возможно, будет публикация о ней, Эсфирь ностальгически произнесла: "Наконец-то обо мне узнают в России, я ждала этого семьдесят пять лет". Также в рубрике:
|