Золотые рыбки в крови

Спектакли Пины Бауш и Томаса Остермайера в Амстердаме

Даша КРИЖАНСКАЯ
Амстердам

Сцена из спектакля "Нора"

При всем отличии способов высказывания Пины Бауш и Томаса Остермайера и разнице поколений - Oстермайеру только 35 - их объединяет общее чувство причастности к гуманистической традиции. Проще говоря - сохраненный интерес если не к психологии, то к эмоциональным состояниям человека на сцене. "Меня интересует не то, как люди двигаются, а то, что ими движет", - однажды сказала Пина Бауш. Темой баушевского "Контактхофа для мужчин и женщин старше 65" является вечная человеческая потребность нравиться и быть любимым. Двадцать пожилых людей не танцуют - двигаются под звуки шипящей пластинки с сентиментальными немецкими переливами, в стерильном сером интерьере клуба для престарелых пытаются установить человеческий контакт, разделить чужое одиночество, разогнать холод. Каждое движение обретает значительность поступка. Пина Бауш владеет уникальным языком - она выявляет движения и жесты, которые тайно живут в человеческом теле. Соединяя минимализм и нежность в одно невообразимое целое, она всматривается в простые, словно повторяющиеся движения своих актеров, не скрывает ни морщинистых лиц, ни набухших вен, ни сгорбившихся спин.

Нынешняя версия "Контактхофа" - ремейк спектакля 1978 года, созданный с непрофессиональными танцорами, жителями Вупперталя, принесшими на сцену то, что Бауш называет экзистенциальным опытом жизни. Артистизму этих любителей могут позавидовать профессионалы. Серьезность и трепетность исполнения рождают настроение, сходное с "Джинджер и Фред"(1986) Федерико Феллини: грусть увядания и детское удивление перед миром - то, что скрывается в сочетании слов "старый актер".

А вот "Нора" Томаса Остермайера, спектакль большой формы по пьесе Ибсена "Кукольный дом", разыграна молодыми профессионалами берлинского Шаубюне броско и мощно. Там, где Бауш хочет сохранить хрупкость, Остермайер предпочитает резкие, режущие эффекты, в изобилии поставляемые сегодняшней цивилизацией. Он ставит "Нору" как современный саспенс, с легкостью перемещая историю маленькой "буржуазки" XIX века в яппи-интерьер века XXI. Пространство спектакля буквально напичкано теми клише-символами, по которым узнается жизнь "the rich and the beautiful" (сценограф Ян Паппельбаум, Jan Pappelbaum). Кукольный дом превратился в многоуровневый пентхауз, отделанный деревом и стеклом, с гигантским аквариумом в центре гостиной. Пакеты из модных магазинов, обязательный коктейль в высоком стакане, нянька для детей, шмотки от Prada, шоколадные пралине, которые Нора (Анн Тисмер, Anne Tismer) истерически запихивает себе в рот, - все становится символом всеобщего лихорадочного потребления. И наконец, Хельмер, муж Норы и молодой директор банка (Йорг Хартманн, Jorg Hartmann), который беспрестанно щелкает новой фотокамерой, - запечатленная жизнь этого дизайнерского рая сродни рекламе и, значит, надежней, чем жизнь реальная. Даже карнавальный костюм Норы, трогательно-невинный у Ибсена, иронически снижен у Остермайера. Выпившая героиня появляется после рождественской вечеринки в наряде Лары Крофт, расхитительницы гробниц: на черных ремнях болтаются бутафорские пистолеты.

Трагикомическое отношение Остермайера к Норе и социальная ирония, ради которой задумывался спектакль, связаны как с постоянными темами режиссера, так и с обстоятельствами его карьеры. В 31 год вместе с Сашей Вальц (Sasha Waltz), Йохеном Сандигом (Jochen Sandig) и Йенсом Хилье (Jens Hillje), он стал xудожественным руководителем Шаубюне, принеся на эту респектабельную, буржуазную сцену драматургию поколения 30-летних. Тотальное неблагополучие человека в обществе всеобщего потребления стало главной заботой режиссера, и его критика доминирующей роли товара и денег обращена прежде всего к молодому зрителю. Как считает сам Остермайер, перефразируя реплику из "Shopping and Fucking" Марка Равенхилла: "Рыночный принцип купли и продажи ведет только к холоду, одиночеству и отчаянию", что в ситуации современных героев оборачивается разными формами физического и духовного насилия. Собственно, Остермайер, эта надежда немецкого театра, в смысле идеологии - бунтарь, нашедший таки способ вывести процветающую публику времен канцлера Коля из уютнoй послеобеденной спячки. Открыв и утвердив свой почерк на пьесах Ларса Норена (Lars NorПn) и Мариуса фон Майенбурга (Marius von Mayenburg), он двинулся теперь в сторону классики. Через 120 лет после премьеры социально-ангажированной пьесы Ибсена о том, что женщина тоже имеет право быть личностью, режиссер словно спрашивает: что изменилось после столетия борьбы с патриархальным обществом, в результате теоретического, политического и практического развития феминистской идеи? И находит не много изменений. Дилемма осталась: или любимая кукла для мужа, или аутсайдер. С той только разницей, что в финале пьесы Нора уходит в никуда, а в финале спектакля - с уверенностью Лары Крофт всаживает пули в тело своего несчастного мужа. Он эффектно падает в аквариум, золотые рыбки пугаются растекающейся крови. Она стирает платком отпечатки пальцев на пистолете, спокойно закрывает за собой дверь дома. Стеганая курточка и джинсы сменили юбку от Prada. Звучит песенка "I Don't Love You Anymore".

Идея проста - или девочка-жена, или монстр, третьего пути развития Остермайер не видит. Но дело не в идее, а в том, как она выражена. Мимолетные повороты настроения и глубоко проработанные психологические ходы поражают больше, чем эффектная сценографическая установка и идеологические прозрения. Жизнь представлена потоком конкретных деталей, простых слов, знакомых жестов, разнообразие этой жизни сводит на нет нравоучительность ибсеновского текста. Длинные диалоги поддержаны ритмическим контрапунктом и обрели необязательность разговорной речи.

Видимая легкость скрывает очень большое мастерство и актеров, и режиссера. Вместо того чтобы усиленно "чувствовать" своего персонажа, немецкие актеры предпочитают наблюдать его чуть извне, констатировать эмоциональное состояние героя без аффектации и сантиментов. Отсюда - непривычная, на новый уровень поднятая достоверность. Отсюда - oщущение новообретенной простоты этого якобы актерского театра. Добавив к нему несентиментальный и пристальный режиссерский взгляд, получаем давно искомое: современный психологический спектакль в отсутствие "жирного" психологизма.

КРАСКИ МИРА

• Золотые рыбки в крови
  Спектакли Пины Бауш и Томаса Остермайера в Амстердаме
• Блондинка нового поколения
• Приношения Ван Гогу
  Голландия отмечает юбилей своего великого художника
• ЙОКО ОНО: "Слушаю "Битлз" каждый день"
• Изготовительница дверных замков
  Маргарет Этвуд создала новую антиутопию