Чужой против Белфортского льва
“Коллективное бессознательное. Графика сюрреализма от Де Кирико до Магритта” в бывшем Музее Ленина
Ирина КУЛИК
|
| На выставке |
Сюрреализм – едва ли не единственное направление международного авангарда, еще с советских времен снискавшее массовую популярность даже у весьма настороженно относящихся к современному искусству наших соотечественников. Секрет этой популярности, возможно, в том, что если все прочее авангардистское искусство по определению требует понимания и умственных усилий, то непонятность сюрреализма является его неотъемлемым свойством. Трудно требовать понятности и логичности от искусства, строящего себя по модели сновидения. В сюрреализме непонятность, пугающая во всех прочих модернистских направлениях, оказывается источником удовольствия даже для не слишком охочих до интеллектуальных игр зрителей. Как и предполагал Велимир Хлебников, считавший, что разумные языки разъединяют и только заумный способен объединить человечество, сюрреализм оказался той “заумью”, которая понятнее любой рациональной логики. Какой еще искусствоведческий “изм” мог бы с такой легкостью быть редуцирован до незаменимого словечка “сюр”, понятного даже тем, кто слыхом не слыхивал об Андре Бретоне.
Впрочем, возможностей увидеть этот самый сюрреализм воочию у нашей публики было не так уж и много. Выставка “Коллективное бессознательное”, организованная в ГИМе проектом “ИнАртис”, конечно, вряд ли может претендовать на то, чтобы заполнить этот пробел. Это довольно скромная по объему экспозиция, составленная исключительно из тиражной графики, на которой и специализируется “ИнАртис”. На “Коллективном бессознательном” немало весьма любопытных и показательных работ, рассматривать которые крайне занимательно и для знатоков сюрреализма, и для тех, кто надеется найти что-нибудь из знакомых, хрестоматийных образов. Тут, и правда, есть итальянский художник Джорджо Де Кирико, чей стиль во многом предопределил эстетику сюрреализма, – статью для каталога его парижской выставки 1922 года писал Андре Бретон, через два года, в 1924-м, опубликовавший постулировавший новое направление “Первый манифест сюрреализма”. На московской выставке можно увидеть гравюру Де Кирико “Манекен”, представляющую один из самых эмблематических образов художника – фигуру, напоминающую разом марионетку, портновский манекен, рыцарские доспехи и античную статую. Датирована эта работа 1964 годом, что, впрочем, не мешает ей быть наглядной иллюстрацией истоков сюрреализма. После 1940-х годов Де Кирико в основном создавал реплики своих же работ принесшего ему славу “метафизического” периода. Большинство считало, что мастер просто исчерпал себя, и только Энди Уорхол, и сам работавший с серийностью и репетитивностью, увидел в этом концептуальный ход. Рене Магритт, в чьем творчестве одни и те же образы возвращаются с неотвратимостью повторяющегося сновидения, на выставке представлен крошечными графическими виньетками со всеми теми же фирменными сюжетами. Например, трубкой с подписью “Это не трубка” или парой яблок в карнавальных полумасках, которые даже на миниатюре кажутся огромными, потому что мы уже знаем, что на полотнах бельгийского сюрреалиста такое яблоко может занимать целую комнату. Самый знаменитый сюрреалист Сальвадор Дали представлен серией коллажей 1970-х годов,
|
| На выставке |
обыгрывающей в основном фотографии всяческой снеди, поданные в духе Арчимбольдо. Впрочем, помимо сходства с итальянским художником XV века, признанным предтечей сюрреализма, работы Дали напоминают еще и абсурдистские коллажи британских поп-артистов 1950 – 1960-х годов: проницательный испанец всегда был в курсе всех новейших течений. Впрочем, в том, что коллаж – это еще и один из излюбленных приемов собственно сюрреализма, можно убедиться, рассматривая работы Макса Эрнста: листы из графического романа 1934 года “Неделя доброты”, представляющие собой изобретательнейшие вивисекции чопорных иллюстраций из легкого чтива конца XIX столетия, под рукой, а точнее, ножницами сюрреалиста превращающихся в настоящие фантасмагории. В представленной на выставке первой главе “Недели доброты”, озаглавленной “Белфортский лев”, все персонажи – викторианские дамы в корсетах, нищие, разбойники, вельможи – время от времени обзаводятся львиными головами, позаимствованными, судя по всему, не только из зоологии, но и из архитектуры и геральдики.
В бывшем Музее Ленина можно увидеть и работы последней жены Макса Эрнста, американки Доротеи Таннинг, – родившаяся в 1910 году художница является чуть ли не единственным ныне живым представителем исторического сюрреализма. Первые произведения Таннинг, показанные в Москве, – это небольшого формата работы, представляющие почти абстрактные переливы форм и красок, в которых искушенное сюрреалистическое восприятие, может быть, и увидит некие ландшафты иных миров. Еще одним открытием для местной публики могли бы стать работы чилийского сюрреалиста Роберто Матта – если бы, опять-таки, не представлен он был в не столь камерном формате.
Но организаторы выставки “Коллективное бессознательное” явно хотели сделать нечто большее, чем тихая кабинетная экспозиция. На материале не слишком многочисленных графических работ скромного формата они попытались устроить настоящее шоу. Выставка обрамлена многочисленными видеопроекциями – прямо над парадной лестницей ГИМа, бывшего Музея Ленина и бывшей Московской городской думы, вписанные в помпезную лепнину, маршируют шеренги раскрашенных в истошные цвета манекенов Де Кирико и катаются россыпи глазных яблок. Впрочем, надежды зрителей, пришедших не за кабинетным сюрреализмом, а за “сюром”, будут оправданы даже не благодаря этому несколько дискотечному, хотя и по-своему эффектному оформлению. В качестве своего рода приглашенной звезды на выставке есть еще и культовый современный швейцарский художник Ханс Руди Гигер, обладатель “Оскара” 1980 года за лучшие визуальные эффекты. Этой премией американские киноакадемики более чем заслуженно наградили его за работу над фильмом Ридли Скотта “Чужой”: именно Гигер придумал одного из самых жутких киномонстров всех времен и народов. В Музее Ленина можно увидеть его шелкографии 2000-х – фирменные гигеровские образы биомеханоидных созданий, отталкивающие и завораживающие одновременно. К историческому сюрреализму Гигер, родившийся в 1940 году, прямого отношения не имеет, но, рассматривая его вещи, трудно не поверить, что “сюр” – это нечто куда более неизбывное, чем глава в истории искусства.
