Любовь к отеческим гробам

“Люди как люди”. Театр имени Евг.Вахтангова

Ирина АЛПАТОВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

Сцена из спектакля

Про гробы не для красного словца сказано. Просто жилище семейства Зыковых превращено стараниями художника Максима Обрезкова почти что в склеп – громадный, просторный, мрачный. Массивные шкафы-”гробы”, доходящие почти до колосников, с угрожающим постоянством наезжают на обитателей дома, грозя раздавить или покалечить. На их фоне люди кажутся маленькими-маленькими, а вполне реальные столы-стулья – предметами игрушечного интерьера. Подобное оформление, кстати, поневоле провоцирует на банальный вывод: среда заела-задавила. Ан нет, дело совсем не в “среде”, и уже чуть позже начинаешь понимать, что эти движущиеся колоссы здесь – не более чем умозрительный декор, не слишком связанный с содержанием и смыслом.

Название “Люди как люди” придумал, видимо, режиссер вахтанговского спектакля Владимир Иванов. А в основу постановки легла малоизвестная и редко идущая в российских театрах пьеса Горького “Зыковы”, посвященная в основном семейным катаклизмам, без излишне частого отвлечения на “социальные” мотивы. Это для драматургии “Буревестника”, в общем-то, нетипично. У него редко можно встретить персонажей, которых уместно было бы охарактеризовать “люди как люди”, ничего особенного. Но именно эта пьеса подобное сделать позволяет без труда, чем и воспользовался режиссер, решивший, видимо, поговорить с нами о том, что люди прошлого и настоящего, с вековой разницей, мало чем отличаются друг от друга по сути своей. Мысль понятная, но как-то не очень занимательная, как и любая констатация известного факта, который, на самом-то деле, может быть весьма спорным.

К тому же режиссер предпослал спектаклю эпиграф, взятый из самого Горького, из его повести “В людях”: “…человеку мешают жить, как он хочет, две силы: Бог и люди”. Первая сила в этом спектакле вроде как и ни при чем, а икона, проецирующаяся в финале на сдвинувшиеся к авансцене шкафы, кажется, служит все для того же упомянутого “декора”. Остаются люди, при бездействии высших сил не понимающие друг друга и самих себя, активно портящие жизнь своим близким, причем не по злобе, а по недомыслию.

Вахтанговский театр за несколько последних лет подготовил (а то и приучил) публику к тому, что здесь не занимаются драматургическими иллюстрациями, но вступают в явные и весьма актуальные диалоги и с автором, и со зрителями, а подчас и с “миром” как таковым. А спорность ряда спектаклей как Юрия Бутусова или Владимира Мирзоева, так и самого художественного руководителя театра Римаса Туминаса только подогревала интерес и к ним, и к нынешнему Вахтанговскому театру в принципе. Владимир Иванов – режиссер иного склада, которого более интересует театральная психология при полном доверии к автору и, соответственно, выдвижение на первый план именно актеров. Подобный подход, наверное, заслуживает уважения, но одновременно грешит явной старомодностью. В том лишь смысле, что современный театр все же требует некоей авторской (читай: режиссерской) концепции, определенной мотивации того, зачем сегодня на сцене разыгрывается именно эта история. Сценическое воскрешение редко ставящейся пьесы Горького – это все же не аргумент. Да и что касается проблемы “семейного вырождения”, у самого Горького бывали пьесы и получше. Хотя бы тем, что этот автор – мастер социальных диагнозов, а в “Зыковых” они практически отсутствуют. Винить и впрямь “людям как людям” приходится самих себя за спонтанно принятые решения и непредсказуемость их последствий. Более всех тут доверяешь главе семейства Антипе Зыкову (Алексей Гуськов), не старому еще мужчине, интуитивно понимающему, что все в жизни идет “не так”. И принимающему типично мужское решение – жениться на молоденькой невесте никчемного сына Михаила (Дмитрий Соломыкин), ей отдать всю нерастраченную энергию. А тут, может, все и наладится. Естественно, ничего не налаживается, проблемы только стремительно нарастают, и любой темпераментный эпизод с участием Антипы – Гуськова заканчивается его отчаянной фразой: “Ну почему ж все не так-то?!”

Не задалась жизнь и у Софьи Зыковой (Лидия Вележева), которая здесь словно бы высохла или заледенела в своем вдовстве и бездетности: сухие рациональные интонации, в общем-то, достаточно однообразные, строгость и сдержанность поведения. На этом фоне, впрочем, мещанка Целованьева (Александра Стрельцина), мать той самой невесты-жены Павлы (Ольга Немогай), смотрится раскрашенной заведенной куклой с парочкой комических затверженных приемов. Под стать ей карикатурный Хеверн (Кирилл Рубцов), несостоявшийся жених Софьи – немецкая “маска”, изготовленная из пары-тройки наиболее расхожих сценических штампов. Да и Павле – Немогай режиссер явно не отдал четких указаний, кем ей быть и как следует себя вести. Она здесь то “монашка”, то вполне сексапильная девица, то “дурочка”, то вдруг начнет рассуждать весьма здраво. И цельная история из них всех как-то не всегда складывается, все фрагменты, эпизоды…

Да и само действие получается рваным, непоследовательным, что никак не вытекает из заявленного семейно-психологического сюжета. А ведь даже если этих человеческих “сюжетов” здесь несколько, они должны все же нанизываться на какую-то связующую нить. Пока же зритель явно оживает в присутствии Алексея Гуськова и сникает на прочих безликих или декларативных эпизодах. А скука на спектакле – не самый лучших показатель его жизнеспособности.

ТЕАТР

• Любовь к отеческим гробам
  “Люди как люди”. Театр имени Евг.Вахтангова
• Копенгаген как мечта
  “Ближний город” в Центре драматургии и режиссуры

ФЕСТИВАЛИ

• Новый адрес “Большой Перемены”

КНИГИ

• Вахтангов без купюр