Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 18 (7226) 18 - 24 мая 2000г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Краски мираСамовар,или Место встречи изменить нельзя - Бродский, Барышников и другие Зоя БОГУСЛАВСКАЯНью-Йорк - Москва
15 лет назад в центре Нью-Йорка на 52-й улице (между Бродвеем и Восьмой авеню) появился русский ресторан. Назвали его "Самовар". Что вкладывал в это слово Роман Каплан, голодным ребенком переживший блокаду в Ленинграде, когда задумывал свой проект? Что мерещилось Михаилу Барышникову и Иосифу Бродскому, гениально одаренным российским художникам, когда, перемахнув через океан и достигнув высшего признания в Штатах, они помогли вместе с другими реализовать эту идею? Почему столь далекие от пищеблоковских услад мастера посчитали для себя задуманное крайне существенным? Естественно, они захотели поддержать замысел Романа Каплана, личности незаурядной, безоглядно преданной искусству. Но главным, без сомнения, было стремление обрести такую точку в многоэтажном, разноязычном Нью-Йорке, где можно интеллигентно посидеть, вкусно поесть и, что не менее существенно, душевно расслабиться. Впоследствии М.Барышников подтвердит это. "Бродвейские актеры, музыканты, певцы - частые гости у Романа в "Самоваре", - говорит он сегодня. - Они приходят обсудить творческие проблемы. Очень важно, чтобы у людей было такое место, куда они могут прийти пообщаться". Эти двое, Бродский и Барышников, напрочь связанные друг с другом, в эмиграции остались верны своим принципам жизни. Они были убеждены, что в новой стране, которую им предназначила судьба, нельзя ощущать себя вечным гостем, оставаться иностранцем. Надо изучить язык, привычки и ментальность американцев, оставаясь русскими, вложить в искусство, не имеющее границ времени и пространства, все, чем тебя одарили твое Отечество и природа. Увы, они остались верны и слову, данному друг другу, - никогда не возвращаться. Какая боль, трагедия стояла за этой "клятвой на Воробьевых горах" - ведомо только им самим. Иосиф Бродский вложил в ресторан часть Нобелевской премии (его вдова Мария и по сей день свято блюдет эти обязательства), в "Самоваре" он читал новые стихи, выпивал и встречался с друзьями до последних дней своей короткой жизни. Я была на похоронах поэта в Гринвич-Вилидж. К гробу молча подходили молодые, пестро одетые, в майках, и старые, в галстуках, с головными уборами в руках, - люди со всего света. Узнав нескольких профессоров Колумбийского университета (где довелось работать два месяца над книгой "Американки"), присела вместе с ними рядом с матерью вдовы, застывшей у гроба в позе обреченности, с устремленным поверх взглядом. Сейчас в этом зале я была единственной с "тех берегов". Скорбя по великому поэту, безвременно ушедшему, мы перемолвились несколькими сухими фразами. "Где будут хоронить? В Венеции?" - спросила. "Да, он так завещал". - "Как Мария?" - "Держится. Была здесь все утро, больше не смогла" - "Спасибо", - я дотронулась до ее руки, прощаясь. В дверях я столкнулась с группой тесно притертых друг к другу плечами русских, среди них увидела В.Черномырдина. Оказавшись в Нью-Йорке, он счел необходимым побывать на похоронах. Вечером Бродского поминали в "Самоваре". Только друзья, почитатели. В обычно шумном, прокуренном насквозь ресторане было не- обычно тихо, никаких речей, молча поднятые рюмки. Ко мне подошел растерянный, с горячечным блеском в глазах Каплан. - Хочешь посмотреть его последние снимки? - он извлек из чьих-то рук с соседнего столика большой альбом, уже раскрытый на фотографии Бродского. Поразительный снимок за эти два дня уже успел обойти многие издания. Через плечо заглянул круглолицый, с шапкой кудрявых волос парень. - Это моя работа, - сказал он и представился, - Сергей Берменьев. У вас есть мои фотографии. Помните, я послал вам их после презентации книги Чингиза Айтматова "Тавро Кассандры", которую вы вели в "Палас-отеле", на них все участники - Айтматов, Вознесенский, Искандер, Евтушенко и чета Горбачевых. Я смотрела не отрываясь на портрет Бродского: проницательно- острый взгляд, ироничная складка у рта, лоб чуть наморщенный, словно поэт что-то пытался додумать. Свой 50-летний юбилей Михаил Барышников праздновал 27 января тоже в "Самоваре". На втором этаже, отделанном по эскизам Льва Збарского (в исполнении Алека Дюка), собралось всего человек 12. Его семья, друзья - известные хореографы, киноактеры, продюсеры. За окнами ресторана шумела толпа почитателей, только что покинувших Сити-центр, где прошел балетный вечер Барышникова. Публика неистовствовала, вновь поражаясь артистизму, виртуозности каждого движения легендарного танцовщика. Каково было усидеть, когда после окончания зал встал, шквально аплодируя, и долго не отпускал своего избранника. Теперь, уже за полночь, он сидит в ресторане в кресле, бледный, с растерзанным, кровоточащим (не однажды уже прооперированным) коленом, положив ногу на соседний стул. Вот она - цена фанатичной приверженности танцу, "не буду танцевать - умру". Он категорически запретил входить к нему посторонним, исключались какие-либо теле- и фотосъемки. Впрочем, он всегда был противником шумной рекламы для толпы, тщательно оберегая от вторжения в свою личную жизнь и внутренний мир. Впервые я встретилась с Михаилом Барышниковым, когда питерский невозвращенец из Канады попал в Вашингтон и жил в отеле "Уотергейт", скандально известном благодаря двум журналистам "Вашингтон пост", спровоцировавшим импичмент президента Никсона. Тогда же Барышников пригласил меня присутствовать на репетиции с Лайзой Миннелли, которую он обучал танцу. До сих пор помню трагическую "Шопениану" и дуэт с юной, беззащитно-хрупкой Гелси Кэркланд. Сегодня Барышников - русский американец. Он танцует с американскими артистами, у него американская семья, он безукоризненно говорит по-английски. Но, несомненно, многое из того, что происходит в России, бесконечно трогает его. Совсем недавно он передал через Владимира Васильева письмо с благодарностью жюри, поддержавшему на премию "Триумф" Веру Красовскую (ныне уже покойную), назвав ее выдающимся летописцем и биографом российского и мирового балета. Сейчас, в свой день рождения, он пытается быть веселым, шутит, принимая поздравления и комплименты после спектакля. Его обаяние, доброжелательность притягивали к нему всех когда-либо встречавших его. Я подарила ему плюшевого белого медведя, почти с него ростом, которому он обрадовался. Мы уходили из ресторана с Людой Штерн, близким другом Барышникова и Бродского, женщиной редкостного юмора, успешно опубликовавшей в Штатах несколько книг повестей и рассказов. Мы говорили о Барышникове, вспоминали Бродского и известного переводчика, нашего друга Геннадия Шмакова, рассуждая о судьбах и феномене новой американской эмиграции. И вот, уже в 2000-м, мы с Вознесенским после выступлений в Оклахоме, куда были приглашены университетом, проездом в Нью-Йорк, идем в "Самовар" - поздороваться с Романом Капланом и его прелестной Ларисой. Думаем заскочить на минутку - в тот же вечер отмечали завершение блестящих нью-йоркских гастролей труппы Бориса Эйфмана в другом русском ресторане у Феликса Комарова. 16 апреля лил холодный дождь. В "Самовар" было не пробиться, столики "перенаселены". Стихия смяла чинное сидение, музыкальная программа то и дело прерывается самодеятельными энтузиастами, непредусмотренными заказами. Измученные официанты не успевают подавать блюда. Роман Каплан, с трудом вырвавшись из цепких объятий какого-то американского бизнесмена, пытавшегося его облобызать, виртуозно балансируя между чьими-то ногами, вместе с Львом Збарским и Ларисой ведет нас на второй этаж. Наша попытка отбиться от угощения, памятуя, что нам предстоит ужин, обречена. Стол мгновенно уставлен. И тут мы осознаем причину столпотворения: от стола к столу, из рук в руки передают номер "Нью-Йорк таймс" с внушительным портретом Романа Каплана. Впервые самая авторитетная, солидная газета США напечатала развернутую статью о русском ресторане. "Конечно же, - рассказывает Каплан, - с утра посыпались звонки с заказами". Новый поток американцев устремился на Бродвей в неведомое им доселе место под названием "Самовар". Мы знали с детства, что "Муха-Цокотуха побежала на базар и купила самовар", из учебников - что поначалу из самоваров пили мед, уже студентами распевали: "У самовара я и моя Маша, а на дворе совсем уже темно, а в самоваре кипит вся жизнь-то наша..." В 70-е в нашей компании ходила байка про американца-миллионера. Создав самый мощный супермаркет, он заявил в целях рекламы, что в его магазине можно купить все что ни пожелаешь, любую названную вещь. А если таковой не окажется - клиенту вручат миллион долларов. Пришел русский, попросил самовар. Его не оказалось... Ну что ж, в новейшие справочники придется внести дополнение: "Самовар" - русский ресторан. Там общаются интеллектуалы, распевают песни, едят борщ, икру и гречневую кашу. Подобное заведение породило в Америке некую разновидность клуба-ресторана, где спорят, сочиняют стихи и всегда встречают вас душевно". Также в рубрике:
|