Алюминиевый век Мариинского балета

Итоги сезона 1999/2000

Яна ЮРЬЕВА
Санкт-Петербург
Фото Н.РАЗИНОЙ

Алтынай Асылмуратова и Игорь Зеленский ("Манон")

Лет через -дцать чего доброго начнут шарить по периодической таблице Менделеева в поисках какого-нибудь красивого названия для 1990-х - благо ни у кого нет сомнений, что в эти годы с Мариинским балетом произошло нечто эпохальное. Если только прежде не запутаются. Когда был золотой век балета? Тогда же, когда и у всех нормальных людей, - в эпоху Дидло, точнее - Пушкина? А что же более-менее осязаемый (не чета мифическому Дидло) титан Петипа? Серебряный? А Фокин тогда какой? В свою очередь потребуют названия две ярчайшие вспышки советского балета: драмбалет 30-х и "танцсимфонизм" 60-х. Хлопотная работа - изобретать штампы.

Труппе 1990-х более всего подошел бы алюминий. Невесомый, податливый, но и не слишком крепкий белый металл. Ну и что, что из него делают общепитовские вилки и ложки. Из золота, к примеру, делают вовсе зубные коронки.

Диана Вишнева ("Кармен")

Зато из алюминия - самолеты. Трудно назвать эпоху в истории Мариинки, когда репертуарная политика конструировалась бы столь же жестко, логично и рассудочно, как сегодня. Подчас кажется, что Валерий Гергиев подчинил себе самую неуправляемую театральную стихию - закулисные партии. Какой раскол общественности случился после прошлогодней "Спящей красавицы". Какие воздвигались баррикады! Какие сыпались проклятия! Какие оды громыхали! Понятно, что больше всех досталось автору-реставратору Сергею Вихареву. Но ведь и сторонние наблюдатели друг друга перекусали. Объяснишь, почему новая "Красавица" с одной стороны нехороша - с одной стороны тебе руки не подают, объяснишь, почему с другой стороны хороша, тотчас перестают здороваться с другой. Никакой амбивалентности. О том, что все это - часть истории (а история не может быть хороша или дурна уже по самому факту рождения), никто словно и не думал. В другое время спектакль умер бы на месте от испуга. А сейчас - ничего: если театр решил, что "Красавице" быть, то она "умылася в снегу и лишь румяней стала наперекор врагу".

У.Лопаткина и И.Зеленский ("Драгоценности")

Нынешний сезон прошел куда тише. Без проклятий и баррикад. Четко реализованы все программы, запущенные несколько лет назад. Осваивается западная классика. По тому же принципу, который сработал пару лет назад: прохладные абстракции "чистого танца" уравновешены "любовью и кровью" - после баланчинской "Серенады" труппа рвет страсти в "Кармен" Пети. Приобретен еще один Баланчин - "Драгоценности". Приобретен еще один подчеркнуто игровой балет - "Манон" Макмиллана. Не забыта русская классика: предложена новая редакция фокинского "Петрушки" (обо всех премьерах "Культура" писала подробно). Логика этих приобретений, на первый взгляд, странна. Научить артистов говорить на разных языках? Однако и Баланчина, и Макмиллана труппа танцует хоть и неплохо, но на одном языке - на том же, что и привычного Петипа. Познакомить с западной танцевальной литературой? Но учиться и знакомиться легче на мобильных одноактных постановках - ввиду объема зарубежного раздела балетной энциклопедии. Театр же отбирает самое-самое: богатое, заметное и респектабельное. На века. Как будто репертуар может распухать до бесконечности. Не может? Тогда зачем громоздить трехактную громаду, которая через год - по логике вещей - должна отправиться в запасник?

Противоречия только кажущиеся. Достаточно вспомнить, сколько времени Мариинка проводит за границей. Англичанам, американцам и японцам в пору посочувствовать: "Лебединое озеро" - "Щелкунчик" - "Спящая красавица", "Дон Кихот" - "Лебединое озеро" - "Баядерка", "Спящая красавица" - "Баядерка" - "Лебединое озеро". А не рассказать ли тебе сказочку про белого бычка?

За границей театр зарабатывает деньги. За границу теперь ездят все кому не лень. И все, заметьте, с "Лебединым озером". Даже какие-нибудь народные умельцы имени Аскольда Макарова. Понятно, что на пространстве Ковент-Гарден Мариинскому театру кустари не угрожают. Они, может, и в Лондоне не часто бывают. Но ведь бывают. Столпотворение началось именно в начале 1990-х. За десять лет платежеспособный западный зритель вполне мог перепить озерной водицы. Мариинский театр вынужден искать куски посочнее, чтобы укрепить обычный гастрольный бульон. Да такие, на какие никогда не замахнется не то что кустарь - сопредельный питерский Театр имени Мусоргского. Или даже московский Большой. В этом смысле энергичный менеджмент Валерия Гергиева заслуживает всяческих похвал. Если только не вспоминать недавнюю историю с "Петрушкой". Премьеру запросили лондонские импресарио (для нынешних гастролей). Театр по-стахановски приготовил ее в две недели. Обкатывали в Петербурге. Критики, правда, сдуру приняли это за полноценную премьеру, потыкали вилками и наговорили, что балет сыроват, вяловат (и еще кучу всяких слов, заканчивающихся на "ат"). Шишки посыпались на безвинного балетмейстера-постановщика Сергея Вихарева.

А в остальном срывы исключены. Труппа достигла такого технологического умения, что практически может все - с разным, конечно, успехом, но не опускаясь ниже пристойной товарной планки. Хоть Баланчина, хоть Макмиллана, хоть Петипа, хоть Захарова, хоть Ратманского. Без воплей, стоп-сигналов и свистков, опрятно, деловито, согласно расписанию. Артистам остается только придумать, как выжить в бурно меняющемся мире.

И они решают прежде всего оставаться самими собой. Что бы ни случилось: хоть Баланчин, хоть Макмиллан. Вероятно, это самая разумная стратегия поведения в безумной изматывающей чехарде от Пети к Петипа, от Баланчина к Фокину, от Лавровского к Ратманскому, от Макмиллана к Захарову. Заботы о стиле совершенно естественно выбрасываются за борт. Как мешки с песком - с остывающего воздушного шара. Ничего не поделаешь.

Тем не менее на последних гастролях Мариинского балета в Лондоне критики отказывались узнавать труппу. Любопытно представить, что же их поразило.

По балетоманским видеотекам гуляет давняя кассета: Елена Панкова, Сергей Вихарев и корифейки Кировского театра танцуют (кажется, как раз в Лондоне) па де сис из "Маркитантки" - дискретную, подвижную колоратурную классику, приписываемую Артуру Сен-Леону. Приблизительная датировка: не позже начала 1990-х. Поразительный разрыв между балериной и антуражем: словно танцуют посланцы разных школ, воспитанные в разных театрах. Легкая, сияюще точная каллиграфия Панковой - и тяжкая, неуклюжая, больная одышкой скоропись кордебалета. Дело не столько в технических характеристиках, сколько в качестве танцевальной живописи. Элегантная, выверенно-естественная графика Панковой (контур вычерчен как будто без отрыва карандаша от бумаги) и размашистый, жирный, сорный карандаш кордебалета (десять старательных линий - и все мимо цели). После этого уже не удивительно, что в Кировском Панкову числили "техничкой" и не стали удерживать, когда она решила уехать за границу. Пейзаж, оставшийся за ее спиной, можно оценить по телевизионной версии кировского гран па из "Пахиты". Понятно, что для телезаписи отбирали лучших из лучших. "Русский танец прозябал. Формы его дряблы, облик танцующих прозаичен, техника ослаблена", - это вечно актуальная Любовь Блок о 1880-х. То, что "лучшие из лучших" еще и всячески изображали себя таковыми, придавало вовсе гротесковый оттенок этому danse macabre. Ни уверенной плавности, ни пленительной мягкости, ни отточенной быстроты. Прогнувшиеся под тяжестью танца музыкальные темпы. Вольготно расположившись в размоченных и размятых музыкально-танцевальных формулах, танцовщицы активно заполняют пустоты кокетливыми ужимками. В обоих примерах ссылка на видеозаписи неслучайна: смотрите - судите сами.

К концу 1990-х изменилась морфология. Это первое, что бросается в глаза. Достаточно вспомнить две баланчинские премьеры - "Тему и вариации" и "Драгоценности". "Темой" 1990-е начались, "Драгоценностями" закончились. Труппа резко помолодела. Танцовщицы сильно вытянулись вверх. Линии истончились и заострились. Согнан даже мышечный рельеф. Артисты ощутили вкус к танцевальной графике. Изменилась ритмика танца. Танец стал более острым, нервным, рваным. С резкими перепадами рисунка: ноги взлетают к ушам, в "большую позу" норовит превратиться даже проходное, подготовительное па. С педалированием физических данных. При этом танец становится спортивно-напористым там, где добиться этого не так трудно - хотя и вряд ли нужно (например, в первом беглом дуэте Одиллии и Зигфрида). И нередко предательски теряет дыхание посреди изнурительных прыжков, которыми хореограф придумал охватить всю сцену (например, в вариации Гамзатти). Нет, конечно, летучей и азартной Диане Вишневой сцена Мариинки тесна, уверенно-броской Ирме Ниорадзе привольно в головокружительных каскадах аллегро, а Ульяна Лопаткина, стелясь невысоко над сценой, виртуозно создает иллюзию полета. Но на то они и этуали.

Первым заметным событием сезона 1999/2000 стала гастроль principal danсers Баварского балета, бывших солистов Кировского Елены Панковой и Кирилла Мельникова в мариинской "Жизели". Былой стилистический разрыв ныне сглажен. Зато случился разрыв в мастерстве. Никто не спорил, что пора технических рекордов для Панковой и Мельникова позади. О технике вообще никто не говорил. "Жизель" смотрелась как в первый раз. Иное качество музыкальности. Переписанный заново рисунок партий. Идеальное согласие дуэта. Потрясающая актерская органика. Согласитесь, такое случается наблюдать гораздо реже, чем чистые туры в аттитюде. Балетоманы загрустили по "зрелым мастерам". Дефицит "старшего поколения" был ощутим болезненнее, чем когда-либо.

Позволю себе мемуар. Однажды, составляя юбилейный тропарь одной из бывших прим Кировского театра, я написала что-то вроде "она не была фанатичкой". А потом, спустя несколько месяцев, случайно оказалась с примой в одной машине. И прима вдруг, ниоткуда начала рассказывать, как разучивала какой-то балет, падала, разбивала колени, они опухали, их приходилось подвязывать холодным полотенцем, а иначе было не продолжить репетицию. Затем разговор так же внезапно перешел на другие темы. Она дала понять, что замечание ее задело. Рассказываю потому, что именно в тот момент прима была не примой вовсе, аномалией, исключением, но напротив - рядовой своего славного поколения. Клянусь, не представляю нынешних молодых старлеток Светлану Захарову или Веронику Парт с мокрым полотенцем на коленях. А еще менее - как они обижаются на слова "не фанатичка". Нет, я не призываю их испытывать собственное здоровье - напротив, желаю их дивным ногам всяческих благ. И нисколько не сомневаюсь в их репетиционном рвении. Но как им удается испускать со сцены такое сытое, самодовольное благодушие - загадка. И та и другая метят в высшую балеринскую категорию. Ни та ни другая к очевидным любимицам критиков не принадлежит. Пожалуй, к молодым солисткам даже слишком строги: явного криминала нет. Обе красивы, фактурны, щедро одарены природой. Смотри да любуйся. Подозреваю, что для самих артистов критики - нечто вроде злобных троллей с осколком зеркала Снежной королевы в глазу: все прекрасное видится им безобразным. Самое время сослаться на классика. Бернард Шоу: "Артист, расценивающий мои порицания как проявление враждебности к нему, совершенно прав: когда люди делают меньше, чем могут, да к тому же плохо и с апломбом, - во мне закипает ненависть, презрение, отвращение к ним, я готов разорвать их на куски и расшвырять эти останки по сцене или эстраде".

Современный мужской танец в Мариинке дает куда меньше поводов говорить о себе. В минувшем сезоне - менее чем когда-либо. Лишь изредка появлялся на сцене звезда 80-х Фарух Рузиматов. Время от времени возникал вечный гастролер Игорь Зеленский. Только-только оправился после тяжелой травмы обладатель пленительного "тенорового тембра" Игорь Колб. Подписал долговременный контракт в Амстердаме экспрессивный и виртуозный Вячеслав Самодуров. Медленно набирает силы и опыт Андриан Фадеев. Почему-то все реже выходит на сцену вышколенно-умиротворенный принц Виктор Баранов (при нынешней, мягко говоря, бедности выбора пренебрегать им, право, не стоило бы). Текущую разнарядку спектаклей обслуживают в компромиссном порядке Илья Кузнецов, Данила Корсунцев и Антон Корсаков.

...И все же 1990-м вряд ли присвоят имя собственное. Дело не в характерности черт - с этим как раз все в порядке. Эпохи принято отмерять именами хореографов. В прошлом году Мариинка приветила Алексея Ратманского. Он поставил три одноактных балета: "Поцелуй феи" Стравинского, "Средний дуэт" Ханона и "Поэму экстаза" Скрябина. Крики "новый Гоголь родился!" утихли не скоро. Тем не менее в осадок выпал только "Средний дуэт" - его дают в нагрузку к балетам Пети. Обаятельных талантов Алексея Ратманского для звания "отца эпохи" в большом заслуженном театре оказалось явно недостаточно. Это хорошо почувствовало жюри "Золотой маски", предпочтя Ратманскому менее заметную, но более адекватную собственной труппе Татьяну Баганову. Но, кажется, театр и сам не слишком заинтересован в том, чтобы быть чьей-то труппой. В этом году Ратманского не было. Никого из современных хореографов, впрочем, тоже. Мариинский театр хочет быть всяким и ничьим. Своим собственным, Maryinsky. Чтобы от него никто ничего не ожидал. И, соответственно, не смог бы разочароваться.

БАЛЕТ

• Алюминиевый век Мариинского балета
  Итоги сезона 1999/2000
• МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВА: "Нам скучно не бывает никогда"