Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 44 (7301) 22-28 ноября 2001г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
МузыкаПасынок своего народаПитерский "Семен Котко" в Большом Анна ВЕТХОВА
Обменные гастроли Большого и Мариинского театров завершились. К великому сожалению, приходится признать, что интереса с большой буквы в отличие от вызвавших чрезвычайный интерес и там, и тут предыдущих аналогичных гастролей они не вызвали. Публика раньше положенного срока покидала зал и в Москве, и в Петербурге. Критики же - таков их радостно-безрадостный удел - должны сидеть до конца. Плод размышлений - с обоими эмоциональными оттенками - московского и питерского обозревателей нашей газеты, на сей раз "обменявшихся" театрами, мы предлагаем сегодня вниманию читателей. С прокофьевским "Семеном Котко" вышла временная неразбериха. Известно, что после московской премьеры в Театре Станиславского обруганный опус сошел со сцены. Трудовой народ явно не узнал в Семене своего сына. В дальнейшем опера периодически возникала в репертуаре то одного, то другого театра, но любви публики так и не удостоилась. Исследователи творчества композитора и музыкальные критики, давая этому сочинению характеристику, так и не нашли убедительных слов для определения его стиля и жанра. Отталкиваясь от традиций русской классики, они пытались разглядеть в опере черты, созвучные художественным принципам народной драмы образца Мусоргского - это с одной стороны. С другой, написанная на советский сюжет опера как-то должна была вписаться в контекст эпохи и соответствовать советским понятиям о добре и зле. В ней прежде всего видели то, что надо было видеть: несмотря на козни врагов, Красная Армия всех сильней. Что мог отметить музыковед, пытающийся оправдать Прокофьева, сочинившего нечто непонятное не только трудовому народу, но и идеологически верно мыслящему партийцу? Музыка-то не очень отвечала тому, что умели прочитать в сюжете. А потому все без исключения цеплялись за лейтмотивы (а их здесь раз-два и обчелся), за интерес к украинскому фольклору (Прокофьев провел свое детство в Солнцевке), который, мягко говоря, не так уж сильно отражен в партитуре, за яркие образные характеристики, данные композитором всем персонажам. Но опера вопреки всем разъяснениям до сих пор оставалась в сознании меломанов неудачной попыткой композитора откликнуться на актуальную революционную тему. Валерий Гергиев и его команда - режиссер-постановщик Юрий Александров, художник-постановщик Семен Пастух, художник по костюмам Галина Соловьева, художник по свету Глеб Фильштинский - предложили свое видение прокофьевского шедевра. Красноватые звезды - глаза Вселенной - взирают на груду металлолома: планета, прикрытая саваном, очнулась после апокалипсиса и скинула со своей поверхности белую простыню. Ее жители вылезли из бункеров, чтобы начать движение к новому концу. Перед грядущим финалом все равны: герои и антигерои постоянно меняются местами, и в итоге оказывается, что здесь некому сопереживать и не за кого болеть. Прогремит новый взрыв, и маски падут, обнажив всеобщую идентичность. Облаченные в серые одежды покроя, любимого китайскими коммунистами, с красными книжечками под мышкой, с головой бессмысленного идола посреди, и левые, и правые в едином хоровом порыве устремятся в своих мыслях к созданию новейшей утопии, уже вписанной круговращательной логикой развития в явленную нам в "Семене" часть антиутопического повествования. За три часа глаз устанет реагировать на смену световых эффектов, устанет от тумана, расползающегося по сцене, от ярко подсвеченной земной поверхности - как будто недра вот-вот выйдут наружу, - от огненного зарева, подчеркивающего работу неутомимого механизма, сконструированного из серпа и молота. Устанет от мельтешения военных форм разных родов войск, от контраста черных с красным накидок гайдамаков и кровавых балахонов красноармейцев, напоминающих своими острошпильными головными уборами одновременно и куклуксклановцев, и шутов. Устанет от того, что имело столь сильный эффект в начале представления, но с течением оперного времени застыло на месте, несмотря на появление все новых и новых сценических символов (и повешенная троица вместо двоих казненных по сюжету, и улетающая в космос в безумном кружении планета, и невеста, выпрыгивающая из-под фаты, которая ложится на церковь саваном...). Привыкнет и перестанет реагировать, как это происходит с нами в повседневной жизни, поскольку если реагировать на весь этот сюрреалистический кошмар каждое мгновение, то можно потерять рассудок. Вслушиваясь в музыку Прокофьева, создавшего бесконечно длящуюся распластанную мелодическую линию, начинаешь тонуть в оркестровой партии. Сознательно это делает Гергиев, или такая ситуация сложилась именно на московском представлении оперы, но соло певцов накрываются, как девятым валом, мощно выведенной симфонической линией в блестящем исполнении оркестра. И это создает дополнительный эффект: музыкальный поток зачастую вбирает в себя конкретного персонажа, словно лишая его индивидуальности, права быть услышанным. Этим замечанием ни в коей мере не хочу умалить профессионализм солистов Мариинского театра. Напротив, уровень исполнения этой сложнейшей оперы поражает: настолько естественно чувствуют себя в неудобных прокофьевских изгибах мелодических линий голоса солистов (Виктор Луцюк - Семен, Ольга Савова - Фрося, Татьяна Павловская - Софья, Ирина Лоскутова - Любка, Геннадий Беззубенков - Ткаченко, Виктор Черноморцев - Царев, Владимир Феленчак - Микола. Отдельно хотелось бы отметить Евгения Никитина - Ременюка, исполнение которого помимо вокальных и интерпретационных достоинств отличалось еще и особой внятностью и четкостью произнесения текста). ...При всем блеске режиссерской и сценографической мысли, при всем мастерстве оперной труппы и ее дирижера "Семен Котко" вновь остается нерасслышанным. Зритель уходит после первого, после второго антракта. Уходит, так и не поняв, о чем же написал оперу великий русский композитор Сергей Прокофьев, опять не узнав в Семене своего сына. Также в рубрике:
|