"Все должно кончиться хорошо. Так нужно"

В издательстве "Вагриус" выходят "Дневники" Георгия Эфрона

Одна из последних фотографий Г.Эфрона. 1941 г.

В издательстве "Вагриус" в конце мая выходят "Дневники" Георгия Эфрона, которые были обнаружены в неизданной части архива Марины Цветаевой, хранящейся в РГАЛИ.

    

15/VI-40

Пишу перечень событий за последние шесть дней. 9-го поехал в Москву и слушал чрезвычайно интересный доклад Игнатьева "50 лет в строю". 10-го происходила кошмарно-привычная подготовка к переезду, которая продолжалась и 11-го, вплоть до приезда грузовика и Мули (Самуил Гуревич - журналист, переводчик, друг А.С.Эфрон. - Ред. ). Обычная суета из-за каждой мелочи... 11-го мы въехали сюда (Моховая, 11 - или ул. Герцена, 6, МГУ, тел. К-0-40-13)... Мать абсолютно не умеет организовывать подобные устройства и, хотя у нее много доброй воли, все делает - в этом смысле - шиворот-навыворот, каждоминутно что-нибудь теряет, и потом приходится "это" искать. При ее хозяйничаньи у нас никогда не будет порядка, хотя она и работает очень много, при ее отсутствии системы и лихорадочности, разбросанности выходит только беспорядок. Впрочем, я ее не виню - она из тех людей, которые пытаются при полном отсутствии данных успешно что-нибудь осуществить, пытаются чистосердечно, но у них ничего не выходит и не может выйти...

Автопортрет на фоне одиночества

Сын Марины Цветаевой, Георгий Сергеевич Эфрон (1925 - 1944), начал вести дневник сразу после приезда с матерью в СССР в июне 1939 года, 14-летним мальчиком. А спустя пять лет, 7 июля 1944 года, он погиб в своем первом бою вместе с сотнями рядовых солдат, обеспечивавших наступление Красной армии на 1-м Белорусском фронте.

Дневники Георгия Сергеевича Эфрона в первую очередь привлекают к себе внимание потому, что он был сыном Марины Цветаевой и в последние два года ее жизни единственным и самым близким свидетелем и участником ее повседневного существования. Его подневные записи постепенно разворачивают всю историю трагического противостояния Цветаевой ударам судьбы, обрушившимся на нее и на ее близких, иссякновения ее сил в этой борьбе и рокового исхода. Все эти месяцы, с первой страницы дошедших до нас дневников и до самого своего конца, мать была с ним, неотступно; единственное исключение - ее поездка в Чистополь и последний день, когда его при ней не оказалось. Поэтому все то, о чем он рассказывает, передается на фоне ее постоянного присутствия. Цветаева брала его с собой в гости, говорила с ним о трудностях, связанных с поисками жилья, о передачах арестованным отцу и сестре, о все время меняющихся планах относительно квартиры или эвакуации.

Кроме того, дневники Георгия Эфрона - бесспорно, ценнейший материал для профессиональных историков и читателей, небезразличных к прошлому. Политическая зрелость автора дневников позволяет тем, кому интересна история Второй мировой войны, понять, какую информацию можно было получить в Москве и как ее можно было толковать - вне всякой политической цензуры. Впервые в этих дневниках дается взгляд на советскую действительность изнутри, конечно, но глазами человека, воспитанного на Западе, не во лжи и страхе, а в условиях свободы мысли. Такого документа в России еще не было. Дневников не писали, а если что и писали, то все заучивали наизусть, как это делали Ахматова, Н.Я.Мандельштам и Солженицын, боясь обысков, арестов, конфискации, кражи. Это случилось и с дневниками Г.Эфрона - и в Болшеве, и в Ташкенте, но все же осталось немало интересных страниц. Более того, известно, что ничто не исчезает так быстро и так бесследно, как материальная культура ушедшей эпохи. Она исчезает из памяти даже ее ежедневных свидетелей. Цены, маршруты трамваев, названия улиц, программы концертов, принятые нормы общежития, формы праздников и развлечений, регламент работы учреждений...

И наконец, дневники Г.Эфрона - психологический документ. Лейтмотив его короткой жизни - одиночество, которое определили причины, прежде всего биографические. Его родная семья фактически распалась с отъездом в 1937 году сначала сестры Ариадны, затем отца, Сергея Яковлевича Эфрона. Георгию было тогда 12 лет. Около двух лет он прожил в Париже с матерью, причем они оказались почти в полной изоляции из-за репутации С.Эфрона как разоблаченного агента НКВД. Приезд в Москву в июне 1939 года и воссоединение семьи на болшевской даче завершились новыми испытаниями. На глазах Георгия в августе была арестована его сестра, а в октябре - отец. Так в 14 лет он навсегда лишился семьи. Снова жизнь вдвоем с матерью, и снова они в вынужденной изоляции как приехавшие из-за границы, как родственники подследственных. Через два года, в августе 1941 года, Георгий потерял и мать. Ему было 16 лет. И оставшиеся три года своего короткого пути он прожил в одиночестве и так же одиноко и безвестно окончил свою жизнь.

...В конце ноября 1943 года с рекомендацией А.Н.Толстого Георгия Эфрона зачисляют на первый курс Литературного института. Проучился он там чуть более трех месяцев. Но брони Литературный институт не давал, и 1 марта 1944 года Георгий Эфрон был мобилизован. После обучения в запасном полку в подмосковном Алабине он в конце мая 1944 года в составе маршевой роты отбыл на Западный фронт.

"Мальчиков нужно баловать - им, может быть, на войну придется", - записала Цветаева в черновой тетради, когда ее сыну не исполнилось и двух месяцев. Материнское сердце - вещун.

Елена КОРКИНА, Вероника ЛОССКАЯ

13-го я пошел в Московский отдел народного образования, чтобы предъявить мою школьную справку с просьбой направить меня в школу, где бы я мог держать испытания по французскому языку... После долгих плутаний добился наконец указания, что есть школа № 120, где преподается французский язык... Директор меня принял и, прочитав направление из МОНО, сказал, что учитель французского языка... уехал в отпуск и что я слишком поздно пришел. Тогда я его спросил, когда этот преподаватель вернется, и директор ответил, что 7 августа. Так что держать испытание по французскому языку я буду в августе и, следовательно, получу в августе свидетельство об окончании средней неполной школы...

Муля 13-го принес нам наше радио, по которому иногда удается послушать неплохие концерты и даже иногда заграницу. Вопрос прописки скоро разрешится благоприятно: домоуправление Университета нас пропишет здесь, где мы живем (и это очень хорошо). Как только нас пропишут, я пойду в Библиотеку иностранных языков и попытаюсь туда записаться... Теперь, как мне кажется, наше дело близится к развязке (все арестованные - кроме высланного Алеши - сидят в НКВД: отец, сестра, Нина Николаевна Львова и ее муж Николай Андреевич, Павел Балтер и Евгения (т.е. Емилия) Литауер; может быть, есть в этом деле другие арестованные, но о них я не знаю). Муля вчера говорил матери о своей полной уверенности в том, что Львовы оклеветали отца и сестру и что этот факт подтверждается тем, что Алеша Львов выслан. Я придерживаюсь того же мнения.

Мы теперь довольно часто видим Мулю. Он по-прежнему все очень занят и все бегает по делам. Я к нему отношусь лучше, нежели он ко мне. Меня он считает (судя по его высказываниям) ленивым барчуком, человеком, который никогда не трудился по-настоящему и т.п. Он ко мне относится хорошо и сердечно, но все же никак не может меня понять и понять тех обстоятельств, которые меня сделали... Он, бесспорно, неспособен учесть роль той атмосферы, где я рос, он неспособен просто понять, в силу каких обстоятельств и происшествий я такой, как есть сейчас... Хотя я с ним состою в отличных отношениях, он всегда употребляет со мной наедине несколько наставительный тон. Он хочет, очевидно, как-то меня "оздоровить", "опростить", заставить увлекаться "мальчишескими интересами" и т.п. Вместе с тем Муля прекрасно сознает, что я перерос свой возраст...

После покорения Северной Франции и портов Ла-Манша немцы пошли на Париж, и во второй раз войска союзников были разгромлены. Немцы заняли Реймс, Руан, Гавр и вчера вошли в Париж, сданный французами без боя... Вчера на заседании совета министров во Франции преступное правительство Рейно, эта банда идиотов, решило продолжать войну. Чтобы спасти Францию от полного разорения и разгрома, нужно сейчас же было заключить мир с Германией, а эти сволочи Рейно и К° решили жертвовать французской армией... для чего? Все равно Франция проиграла... Конечно, к продолжению войны Францию подстрекает Англия. Вчера мне удалось словить по радио передачу на французском языке. Я был глубоко взволнован: это говорил "Фронт Мира" (le Front de la Paix), из тайной радиостанции во Франции. Спикер горячо призывал всех французов вести борьбу против этой абсолютно ненужной, идиотской и кровопролитной войны. Он говорил, что сдача Парижа немцам является первой победой "Фронта Мира", что под давлением французских масс военные власти были вынуждены объявить Париж открытым городом, чтобы избежать участи Дюнкерка, абсолютно разгромленного немцами во время бомбардировок. "Фронт Мира" призывает к немедленному заключению мира с Германией, чтобы спасти то, что остается от Франции. Довольно ненужного кровопролития! Долой войну. В голосе спикера я услышал весь французский народ, абсолютно осуждающий эту идиотскую, преступную войну, я услышал голос народных масс, враждебных правительству преступников Рейно и К°, враждебных английскому империализму, который вовлек Францию в эту войну. Я был страшно взволнован: да, борьба продолжалась, много людей во Франции есть, которые вместе с коммунистами борются за спасение Франции! Голос спикера - был голос революционной, настоящей Франции, продолжающей свои боевые революционные традиции. Этот голос в радио был поистине чем-то родным и чрезвычайно близким: да, Франция живет и не умерла! А эти сволочи из правительства постановили продолжать войну!..

    

16/VII-40

М.Цветаева с сыном Георгием. Медон, 1928 г.

< ... > В Эстонии, Латвии и Литве мы укрепляемся против кого? Строим военно-морские базы для чего? Конечно, чтобы предотвратить возможное нападение немцев. Пока у нас с Германией договор о ненападении и о дружбе, и признаков конфликта с Германией нет. Очень возможно, что после победы над Францией и Англией Германия будет некоторое время вооружаться, укрепляться и сковывать свои силы для нападения на СССР - так что может пройти много времени, пока она на нас нападет. Сейчас исключительно трудно судить о будущем, так сейчас все карты хорошо спрятаны и так сложно идет искусная и опасная игра. Во всяком случае, будущее нам принесет много неожиданностей самого разного характера. СССР ведет свою игру мастерски, и, в конце концов, я не сомневаюсь, что он эту игру выиграет.

    

18/VI-40

Позавчера подало в отставку французское правительство Рейно, новое правительство возглавил маршал Петен, который заявил о своем намерении вступить с Германией в переговоры о мире... Продвижение германских войск во Франции продолжается быстрыми темпами, и французские армии почти не оказывают сопротивления. Взяты Орлеан на юге, Мец, Дижон и Бельфор на востоке, взята вся "линия Мажино". Давно, очень давно Франция видела такое неслыханно быстрое свое поражение. < ... >

Г.Эфрон среди одноклассников. Париж, 1930-е гг.

У нас - ничего нового. Советские войска вошли в Литву, Латвию и Эстонию, чтобы обеспечить честное выполнение договора о взаимопомощи и дружбе с этими странами и чтобы там укрепиться. Все правительства этих стран подали в отставку, и сформированы новые, советофильские правительства. Президент Литвы Сметона бежал за границу.

У Мули нет денег: плохо идут дела его (вследствие подтверждения исключения его из рядов членов ВКП(б)). Он думает, что на подтверждение исключения его из ВКП(б) повлиял арест Али (моей сестры), которая является его ближайшим другом и невестой и которую он буквально обожает. Здесь нас прописали на месяц: паспорт свой мать скоро получит, и тогда я смогу записаться в Библиотеку иностранных языков...

Был сегодня у одной старушки, приятельницы матери, которая мне одолжила почитать интересную и оригинальную книгу А.Грина "Дорога никуда". Читаю также: "Исповедь сына века" Мюссе и "Гроздья гнева" Стейнбека. Утром хожу в очередь за газетой, потом слушаю последние новости по радио в 12 часов, потом ем, потом читаю, потом рисую или иду бродить по столице... Жизнь идет спокойно и занимательно. Я хорошо отдыхаю, но хотелось бы больше разнообразия, но пока денег нет у матери, я никуда не могу ходить и развлекаться...

    

20/VI-40

ЦПКО им. Горького. 1940 г.

Наконец сегодня получили паспорт. Но тип, который сидит в домоуправлении, говорит, что я прописан в паспорте без печати, что нужно достать свидетельство о рождении и т.п. < ... >

Я думаю, что все это скоро уладится, но затруднения такого рода чрезвычайно скучны. Вчера был в кино, видел глупенькую авиакомедию "Небеса". Мать 23-го получит деньги, и это хорошо. Я все более и более уверен в том, что на зиму нам найдут комнату в Москве. Теперь стоит хорошая погода. Я думаю, как сейчас хорошо в Сочи! Купание, пляж, солнце, симпатичные знакомства; пляжная суматоха и морское веселье, которые я так люблю! Красивые девушки, празднично-каникулярная легкость, песок и шум волн! Я обожаю атмосферу пляжа. В Сочи я никогда не был, но думаю, что там хорошо. Хорошо также в Крыму, в Феодосии и Коктебеле, но, увы, пока отец и сестра в тюрьме и нужно носить им передачи и ни о каком море и думать не приходится. В Москве у меня совершенно нет друзей: Митька (Дмитрий Сеземан, друг Г.Эфрона. - Ред.) уехал в Башкирию, а оттуда поедет на подмосковную дачу; с Майей Левидовой мне скучно: что с ней делать, о чем говорить? Ведь у нас совершенно разные интересы, хотя и я и она занимаемся "искусством". У нее свой круг, своя жизнь (sic), а у меня свои интересы и стремления, так что нам нечего делать вместе. А флиртовать с ней не хочется: чтобы флиртовать с женщиной, нужно, чтобы она что-нибудь имела, из-за чего заваривать кашу...

Мирэль Шагинян уехала в Коктебель; она говорила, что сможет меня там устроить, но мать не пустила... Так что я абсолютно один. Конечно, одиночество доставляет какое-то "горькое удовольствие", дает большую пищу для размышлений, но все-таки это изрядно скучно. Что у меня нет друзей, это понятно: я все время переезжаю, меняю школы и т.п. < ... > Хотя я и знаю, что в моем положении и в связи с определенными обстоятельствами не иметь друзей вполне нормально, тем не менее это очень противно и неприятно и, главное, ненормально...

Во Франции немцы продолжают продвигаться быстрыми темпами на юг и запад, преследуя упорно сопротивляющиеся отдельные части расчлененных и разгромленных французских армий. Немцы вошли в Бретань и взяли Шербур и Ренн... Французы не скрывают своего поражения, а англичане лихорадочно приготовляются на случай нападения на них Германии.

    

21/VI-40

Вчера мне удалось записаться и в читальный зал и в саму библиотеку - Государственную библиотеку иностранной литературы...

В "Интернациональной литературе" (ежемесячный журнал, выходил в Москве в 1933 - 1943 гг. - Ред. ) мать имела столкновение с некоей Стасовой (по поводу перевода стихов И.Бехера). Стасова относится крайне отрицательно к переводу матери, требует поправки, грозится (если мать хочет забрать рукопись обратно, не желая делать поправок), что тогда другие сделают поправки и т.п. Ну мать с ней наскандалила и ушла. Вильям-Вильмонт (Николай Вильям-Вильмонт (1901 - 1986), литературовед, критик и переводчик. - Ред.) тогда сказал Бехеру, что творится безобразие над переводом его стихов, что это замечательный перевод, потом жена Бехера сказала, что это замечательный перевод, и Стасова осталась с носом... Вильмонт сказал матери, что если она будет делать переводы в "Интернациональной литературе", просто нужно избегать иметь дело со Стасовой, которая ничего не понимает в стихах... Так или иначе, этот перевод напечатается. Мать расстроилась из-за Стасовой; это неправильно; мало ли злых дураков и дур на свете, не расстраиваться же из-за каждого.

У матери в "Интернациональной литературе" есть друзья, которые ей помогли с переводами: Вильмонт, Песис, Бать. Вильмонт подготовил для матери переводы болгарских песен; он эти переводы редактирует, так что обеспечено полное одобрение этих переводов. Жена Вильмонта пойдет завтра с матерью на таможню "выручать" вещи. Почти наверное она устроила комнату нам на зиму. Вильмонты - настоящие друзья, которые на деле помогают.

Сегодня мы с матерью идем на Кузнецкий Мост, 24 относить передачу папе и Але. Говорят, что выйдет на наших экранах замечательный американский фильм "Штраусовский вальс". О нем за границей замечательно говорили, и он имел громадный успех в Париже. Если это не утка, нужно непременно будет его посмотреть. < ... >

Мать 23-го получит деньги - это хорошо. Мне почему-то кажется, что наше дело близится к концу. 19-го исполнился год нашего пребывания в СССР. Конечно, подобало бы сделать "итоги", но раз дело отца и сестры еще не окончено, а от его исхода зависит очень многое, то такие "итоги" делать рано. Можно считать, что я окончил семилетку и что у мамы всегда будет переводческая работа, и это уже очень хорошо. У нас есть радио, я записан в Библиотеку, есть перспектива двух комнат в центре на зиму - и это хорошо. Аресты же отца и сестры я воспринимаю как несчастные случаи, которые могут иметь три причины: или неосторожные (политически) высказывания Али (по глупости, или ее знакомство с каким-нибудь человеком, которого арестовали), или перемена ориентации внешней политики (с Франции на Германию), или клевета Львовых. Первая "причина" - самая неправдоподобная... Я надеюсь, что это дело скоро кончится. Мать написала наркому внутренних дел Л.П.Бериа прошение о свидании с отцом и сестрой. До этого она написала обширное письмо, где излагала, кто ее муж, и вообще свои взгляды на все это дело. Я не сомневаюсь, что это дело - на исходной точке.

    

22/VI-40

Вчера французские уполномоченные встретились с Гитлером и всем германским высшим командованием. Встреча состоялась в Компьеньском лесу, в том самом вагоне, в котором 26 лет тому назад маршал Фош продиктовал условия мира Германии. В этом салон-вагоне Гитлер и верховное командование германской армии вручили германские условия мира... Условия, которые предлагает Германия Франции, очень далеки от унизительных условий Версальского договора. < ... >

    

23/VI-40

< ... > Вчера был в читальном зале утром и прочел книгу Сименона "La mauvaise Оtoile" - про неудачников всякого рода, которых он видел на островах и владениях Тихого океана. Потом я оттуда ушел, и мать мне рассказала, что ей сказал начальник таможни, к которому она пошла с женой Вильмонта: вещи арестованы, и обратиться нужно "в соответствующие органы" (т.е. в НКВД). В письме в НКВД мать просила или позволить ей взять несколько вещей, или наложить арест на вещи. НКВД арест и наложил. Если бы вещи не были арестованы, то через 2 месяца после нашего прибытия они были бы распроданы. Теперь жена Вильмонта обратится к юристу, который ей посоветует, какие шаги нужно дальше предпринимать для снятия ареста над вещами и их выручки... Потом я пошел опять в читальный зал и читал там последние номера "Mickey Mouse Weekly" и "Journal de Mickey". Подумать только, что до 20 мая во Франции выходили детские журналы! В английском "M.M.Weekly" видел замечательные иллюстрации из мультфильма "Пиноккио" Уолта Диснея. < ... >

    

27/VI-40

< ... > Страшно хочется начать переписку с Митькой: он мой единственный друг. Но мать настаивает на ненужности этой переписки, чтобы не возобновлять отношения с Львовым, членом и звеном их семьи. Вообще она считает Митьку дрянью и не любит его. А мне с Митькой приятно и интересно. Главное, что моя переписка с ним никому не может повредить...

Последнее время у меня участились конфликты с моей матерью, которая не перестает меня упрекать, почему я не хочу ходить с ней гулять; что ни одного раза с тех пор, когда мы приехали сюда, я не пошел с ней гулять и т.п. Дело в том, что я люблю гулять или один, или с друзьями, а с ней мне просто-напросто скучно гулять, и она никак не может этого понять и оттого закатывает мне по этому поводу сцены...

Не иметь не только близких друзей, "своих", но и даже товарищей, это просто ужасно!.. Читаю перевод на французский книги Диккенса "Martin Chuzzlewit". < ... >

    

30/VI-40

Позавчера я пошел в МОССХ (Союз советских художников). Там мне дали анкету самодеятельного сектора, которую я заполнил и принес вместе с моими рисунками. Там эти рисунки просмотрела зав. отделом самодеятельного сектора, раскритиковала, сказала: некоторые вещи - кривляние... Эта канцеляристка опешила, когда увидела что-то из ряда вон выходящее; ей просто хотелось увидеть что-то обычное, "нормальное" ("молодой начинающий художник") - банальное, а мои необычные рисунки, мои последовательность и упорство в карикатуре, мое вполне объяснимое отсутствие реализма, все это ей как бы сказало, что что-то "не в порядке"... Дело в том, что совершенно ясно, что эта женщина ничего не понимает в живописи и рисунке, что все оригинальное ее пугает. Но мне на это наплевать. Для чего я пришел в МОССХ? Просто для того, чтобы мне указали место, группу, студию, где я бы мог научиться самым основам живописи и рисунка...

Вечером я снова пошел в МОССХ и показал мои рисунки некоторым присутствующим там художникам. Один из них начал бубнить о том, что я должен "упорно работать", "по крайней мере 2 часа в день".., что "нужно уметь превозмогать все трудности", что он сам, когда учился в училище в Киеве, то... и т.п. галиматью. Конкретных предложений же нет. "Работайте сами, превозмогайте трудности (учитесь маслу), работайте упорно, если вы хотите быть художником не на жизнь, а на смерть"... Мне такие советы не нужны. Ну что ж, я попробовал этот, официальный, путь - ничего из этого не вышло, кроме идиотской болтовни об упорстве и трудолюбии... Теперь придется действовать через знакомых, и только через них, потому что они-то, возможно, что-нибудь для меня и найдут...

< ... > Я не переношу атмосферы художников, этой "творческой" атмосферы, где говорят о "воздухе", "объеме", "воздушности" и прочей мерзости, говорят с благоговением о "великих художниках", что меня тоже бесит. Может, у графиков другая терминология? Вообще я очень люблю графику (перо, карандаш, тушь, гравюру и т.п.) и не переношу живопись (масло, акварель), но если я буду учиться, то мне придется через это пройти. Мне главное, чтобы из меня вышел бы хороший график (иллюстратор, карикатурист). Я знаю, что я имею большие графические способности: так говорили Кравченко, Фальк, Кукрыниксы, Радлов. Но меня тоже очень пленяет литературное призвание, Институт западной литературы. Вообще, для меня настал период сомнений. Пока я немного знаю художественную среду и неплохо знаю писательскую. Писательская меня привлекает больше. Конечно, об этом рановато думать. Еще до института будет армия, до армии три года. Меня, по правде сказать, не очень пленяет "трудный путь художника", опять-таки, черт его знает, как это все обернется? Стоит здоровая жара, даже противно. Пойду рыскать по городу за книгами (учебниками). Скоро, очевидно, приедет Митька. Нужно будет с ним встретиться. Пока "художественные" перспективы таковы - работать одному над натюрмортом! Какая скука! Но может быть, из этой скуки и выскочит какая-нибудь правда?..

    

1/VII-40

< ... > Главное то, что я совсем не знаю, выйдет ли из меня художник или нет, и что я имею исключительно глубокое отвращение к живописи и натюрморту. Я хочу быть графиком, но графиком нельзя быть, не постигнув живописи и не преодолев огромной работы. Вот эта работа-то мне и неприятна, и отвратительна. Главное, я добиваюсь, добиваюсь, а когда добьюсь того, что меня будут учить чрезвычайно скучным (как они мне сейчас, по крайней мере, кажутся) вещам, то возможно, что сам буду себя проклинать за то, что так упорно добивался. Но это все пустяки. Во всяком случае нужно "попробовать". Если мне слишком опротивеет вся эта "черная работа", то никогда не будет поздно ее бросить; если же я увлекусь живописью и рисунком, то это будет хорошо и мне на пользу, и тем лучше. Так что попробовать, во всяком случае, нужно. Авось что-нибудь выйдет. < ... >

    

6/VII-40

< ... > Вчера встретился с Митькой. Он, после двухмесячного лечения кумысом в Башкирии, поправился. Были с ним в "Мороженом"... и ели мороженое. Ходили по букинистам. Он (так как он ярый библиофил) накупил на 33 рубля книг. Он предполагает после окончания десятилетки поступить в Институт западной литературы... Я купил поэму Асеева "Маяковский начинается" и очень этому рад, потому что поэма отличная и книга хорошо издана. Митька в следующем учебном году (в сентябре) поступит в 10-й класс 167-й школы (бывшей "образцовой" 25-й). Он меня вчера агитировал, чтобы я тоже туда поступил. (Это, кажется, наикультурнейшая из школ столицы.) Конечно, такая перспектива меня очень пленяет. Но все зависит от того, в каком районе мы будем жить: смогу ли я поступить в эту школу, не будучи обитателем ее района, допустят ли меня туда и т.п. < ... >

    

8/VII-40

< ... > Отец сидит уже 9 месяцев, Аля и Миля - 10 месяцев с лишним, Львовы 8 месяцев, а Павел всего лишь месяц с лишним. Но ясно, что Павла арестовали как свидетеля. Иначе и не может быть. Вспоминаю со сложным чувством кисло-сладкой трагичности дачу в Болшеве. Больной сердцем отец, и тасканье мое с ним на почту в Болшево... Жара. Отец почти седой, с палкой, в сером пиджаке. Благородное, умное и кроткое лицо. Именно благородное. Нервный. Я его очень жалею и жалел. Неладно у него было с сердцем - нередко припадки, и приходила Нина Николаевна со шприцом. Поездки с отцом в город, и встреча с человеком из НКВД. Приезды в Болшево Алеши (теперь высланного на 8 лет). Гулянье его и Митьки, и езда на лодке. Каждое утро занятия физкультурой под руководством отца. Но нет. Вспоминать об этом поистине трагическом времени в Болшеве не стоит. Жаль отца; жаль, что он угодил в тюрьму. Бедный отец! Но надеюсь, что его оправдают. Алю жалко, но отца больше жалко. Как он самоотверженно работал во Франции! Сколько он там замечательного дела сделал. И из-за этого-то я и не могу ни минуты подумать, что его осудят и вышлют. Нет, в это не верю. Его оправдают и освободят. Я в этом убежден. Слишком он много пользы сделал для СССР во Франции. Все должно хорошо кончиться, и все кончится хорошо. Так нужно. И я в этом убежден до мозга костей и шлю к черту пессимистов каркающих.

    

10/VII-40

Вчера был на Утесове - неважнец; в "Эрмитаже" очень красиво, но скучно одному. Вчера позвонил Кочетков и сообщил, что Фаворский ждет меня 10-го в 10 часов. Я пошел. Это бородатый субъект лет 60, на вид мямля. Он мне ничего путного не сказал. Опять сказал, что нет студий. Постарается что-нибудь найти для меня (в чем сильно сомневаюсь); сказал, что по рисункам ничего нельзя сказать; сказал, что нельзя быть только графиком и что "у нас графики занимаются живописью". Сказал, что если ничего со студией не получится, то придется мне самому заниматься (здрассте!)... Лучше поступлю в Институт западной литературы, чем корпеть, как дурак, над натюрмортами! < ... >

    

17/VII-40

< ... > Сегодня утром (рано утром) был проливной дождь, а теперь серенькая и прохладненькая погодка. По радио - вступление к опере "Лоэнгрин" Вагнера. Мать шьет - зашивает какие-то мои штаны. А я пишу дневник. Марш Мейербера. "Бодрящая музыка". У нас в комнате много клейкой бумаги - против мух. В окне, через листья какого-то дерева, видны лоскутки бледно-серого неба. Пищат птички, полаивают собаки, покрикивают дети. Теперь - увертюра к опере Бизе "Кармен". Вот поистине гениальная музыка. Я обожаю эту вещь. Я также люблю 5-ю симфонию Чайковского и марш из "Аиды" Верди. < ... >

    

9/VIII-40

< ... > Меня раздирает внутренняя борьба: видеться с Митькой или нет? Когда я прохожу по улице Горького, то я всегда вспоминаю, как мы с ним здесь ходили и заходили к букинистам, как ходили есть мороженое, разговаривали, смеялись... Но нужно ли мне было с ним порывать, принесет ли это какую-нибудь пользу? Я не знаю. Факт тот, что встречи с ним составляли мою единственную радость и развлечение... Может быть, впрочем, что действительно мне лучше с ним не видаться? Возможно, что отец и Аля, если бы они знали, что я (подозревая Львовых в клевете на отца и сестру) продолжаю дружить и общаться с Митькой, начали бы меня укорять и упрекать в "беспринципности". < ... >

    

11/VII-40

< ... > Что я делаю целый день: утром встаю часов в 8, моюсь, слушаю последние новости, пью и ем "petit dОjeuner" ("утренний завтрак". - Ред.), потом пишу дневник, слушаю радио, иду за продуктами, потом завтракаю, часов в 12, потом или иду в Библиотеку (читальный зал) иностранной литературы, или еду на трамвае до Никитских Ворот, где есть неплохой ларек с хорошими пирожными и газфруктводой. Потом захожу в разные магазины, часто хожу на Кузнецкий Мост, чтобы смотреть, нет ли какой интересной новинки в книжных магазинах, потом хожу по универмагам, возвращаюсь домой, слушаю радио, обедаю, потом опять слушаю радио и ложусь спать часов в 10 - 11. Иногда рисую. В общем, жизнь была бы неплоха, если бы мы "окончательно" где-нибудь жили и если бы не висел на носу переезд со всеми его неприятностями. Главное - это где-нибудь устроиться на возможно дольше времени. Это первая и самая главная задача. От нее зависит очень многое в нашей жизни... Нужно где-то жить, и жить в условиях наиболее способствующих литературной работе матери... Вторая задача - моя: поступить в хорошую школу...

    

27/VIII-40

...Последние дни были наихудшие в моей жизни. Возможности комнаты обламывались одна за другой, как гнилые ветки. Провалилась комната на Метростроевке - по закону мы туда не можем въехать. Друзья (или так называемые) не могут ничего сделать. Мы завалены нашим багажом. Со дня на день могут приехать Северцевы. Мать живет в атмосфере самоубийства и все время говорит об этом самоубийстве. Все время плачет и говорит об унижениях, которые ей приходится испытывать, прося у знакомых места для вещей, ища комнаты. Она говорит: "Пусть все пропадает, и твои костюмы, и башмаки, и все. Пусть все вещи выкидывают во двор"... Я не вижу никакого исхода нашему положению. Эти дни - самые ужасные в моей жизни. И как я буду учиться в такой обстановке? Положение ужасное, и мать меня деморализует своим плачем...

Сегодня - наихудший день моей жизни - и годовщина Алиного ареста. Я зол как черт. Мне это положение ужасно надоело. Я не вижу исхода. Комнаты нет; как вещи разместить - неизвестно. В доме атмосфера смерти и глупости - все выкинуть и продать. Мать, по-моему, сошла с ума. Я больше так не могу. Я живу действительно в атмосфере "все кончено". "Будем жить у Лили, не будет вещей". Я ненавижу наше положение и ругаюсь с матерью, которая только и знает, что ужасаться. Мать сошла с ума. И я тоже сойду. Слишком много вещей... Я ушел из комнаты и сижу в комнате Северцевых. Я больше не могу переносить истерики матери - все пропадет, я не буду учиться и т.п.

Как мне надоела вся эта сволочня. Я решил теперь твердо встать на позиции эгоизма. 1-го я пойду в школу и интересоваться буду только этим. Мне плевать. Мне надоело. Мне хочется, мне нужна нормальная жизнь. Я больше так не могу...

В 10 часов придет Муля. Никакой комнаты не предвидится. Придется шляться к знакомым знакомых, чтобы достать каждую вещь... Лишь бы сохранились дневники, тетради и учебники...

Мы написали телеграмму в Кремль, Сталину: "Помогите мне, я в отчаянном положении. Писательница Марина Цветаева". Я отправил тотчас же по почте. < ... >

Мы все сделали, что могли. Я уверен, что дело с телеграммой удастся. Говорят, что Сталин уже предоставлял комнаты и помогал много раз людям, которые к нему обращались. Я на него очень надеюсь... Наверное, когда Сталин получит телеграмму, то он вызовет или Фадеева, или Павленко и расспросит их о матери. Увидим, что будет дальше. Я считаю, что мы правильно сделали, что написали эту телеграмму. Это последнее, что нам остается сделать. Сегодня пойду за тетрадями в школу. Увидим, что даст эта телеграмма. Писатели могут только предлагать дом отдыха, а это нам не нужно. А вдруг выйдет и телеграмма даст свой эффект? Вполне возможно. < ... >

ПУБЛИКАЦИЯ

• "Все должно кончиться хорошо. Так нужно"
  В издательстве "Вагриус" выходят "Дневники" Георгия Эфрона