Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 5 (7213) 10 - 16 февраля 2000г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
ТеатрВсе там будем"Старосветская любовь" Николая Коляды Наталия КАМИНСКАЯ
С этим спектаклем в новейшей истории нашей антрепризы произошел некий перелом. С вывески "легко, доступно, развлекательно" отвалились важнейшие буквы. Язык фокинских спектаклей вряд ли интересен той части публики, на которую ориентирована нынешняя антреприза. "Старосветскую любовь" покидали во время действия заметные группы людей, но это обстоятельство глупо было бы ставить в вину спектаклю. Вполне возможно, уходили как раз те люди, чьи ожидания были обмануты веселым словом "антреприза". При всех "родовых" признаках последней: известных продюсерских именах Ефима Спектора и Анатолия Воропаева и звездном дуэте Лия Ахеджакова - Богдан Ступка, признаки эти чисто формальны. Служи понадобившиеся режиссеру Валерию Фокину актеры в одном и том же, притом стационарном, театре, он сделал бы с ними то же самое. Фокин давно и упорно делает то самое, что как-то раз удачно нашел в своем талантливом спектакле "Нумер в гостинице города NN". Однажды посетивший его воображение издерганно-инфернальный Гоголь, прозревающий сквозь реалии жизни могильный мрак, шествует у него с тех пор через все, что написано им же (Гоголем), и через все, что сочинено не им (не Гоголем) тоже. В этом завидном творческом постоянстве режиссер находит абсолютного единомышленника - драматурга Николая Коляду. В результате - теплой буколической картинке из цикла "Миргород" неотвратимо суждено превратиться в поэму о смерти. Однако спектакль именуется "Старосветская любовь". К финалу замечательный украинский актер Ступка берет пронзительную трагическую ноту. Это когда отодвинет вдруг поднесенную к своему рту ложку и на негнущихся старческих ногах, с совершенно детским лицом засеменит, начнет тыкаться в стену, где привиделась ему усопшая его супруга. Старосветские помещики с момента своего литературного рождения вызывают у читателя полярные чувства умиления и брезгливости. Хочешь не без зависти улыбнуться безыскусственной гармонии бытия (благо именно такова авторская интонация повести)? Пожалуйста. Но вольно тебе и морщиться от бессмыслицы, в которой пребывают две белковые структуры, чьи эволюции проходят между взваром и киселем, - и это будет справедливо. Однако в сценической мысли режиссера В.Фокина нет места подобным дилеммам. Его путь прям и снабжен указателями на каждом километре: все там будем. Еще не вышли на сцену герои, а в печке уже горит пламя, и звук его, усиленный динамиками, зловещий, "адский". Едва захрапели супруги на своих перинах, как и храп попадает в динамики, и чудится: не Афанасия Ивановича это рулады, скорее Басаврюка, если только не кого-то рангом повыше. Супруги синхронно поворачиваются с боку на бок, говорят на одной ноте. Интонация Л.Ахеджаковой постоянна - маниакальность. Раз взявшись перечислять снадобья, она доводит это дело до упора, до вселенского масштаба. Б.Ступке достается роль совершенного подкаблучника, которого жена кормит с двух ложек, властно укладывает на подушки, "грузит" проблемами конца света в смысле неуродившейся редиски. На ограниченность мира гоголевских стариков Фокин накладывает еще свою жирную демаркационную черту, отделяющую этот свет от т о г о. Декорации Александра Боровского намекают на склеп. Милые плетеные торбы, в которых живет дворовая челядь, наделены однако свойством самодвижения (так в другой гоголевской повести галушки отправлялись в рот Пацюку). Натыкаясь на Пульхерию Ивановну, торба издает сатанинский звук. Сонная, болотистая, но полная нехитрых внутренних движений жизнь стариков становится у Фокина сомнамбулическим забытьем в преддверии смерти. Замечательным артистам не дано развернуться. Два классных острохарактерных актера, взятых на две острохарактерные роли, не могут играть характеры, ибо их героям предписано лишь взять разбег для прыжка в могилу. А спектакль при этом называется "Старосветская любовь". Однажды Л.Ахеджакова скажет про свою кисоньку: "Тихое творение", - так тепло и проникновенно, что заслышится на миг та богатая гамма чувств, которую могла бы передать эта актриса. Но не надобно. И в который уже в биографии Ахеджаковой раз ей приходится изображать персону, маниакально упертую на одной, мелкой и суетливой мысли. Ах, как жаль! Как жаль и Ступку, чья теплая малороссийская мелодика речи бьется о железные прутья сооруженной режиссером клетки. Как жаль талантливого Игоря Ясуловича, которому "выпала честь" выйти на сцену Николаем Васильевичем Гоголем. Как лет 15 назад повадились на наших сценах бесчисленные гоголи взирать с бесчисленных подмостков на своих персонажей, так и не могут они никак остановиться. И.Ясулович вдобавок и без прически "каре" сильно смахивает на писателя - и лицом, и фигурой. Но зачем-то этот персонаж понадобился? Угадали. Затем, чтобы дать авторское заверение, что "все мы там будем". Для сгущения атмосферы Гоголю приходится исполнять в своей крылатке исступленный танец черной птицы, опасно кружить возле живого огня. Фокин вновь предложил нам своего любимого "другого" Гоголя, того, кто сжег второй том "Мертвых душ". Самое поразительное во всем этом, что сочинения на тему смерти предполагают обнаружить в них сильные душевные движения автора, спектакль между тем выстроен холодным математиком. Арифметика, простая и точная, в которой дважды два всегда равно четырем. Признавая за любым режиссером безоговорочное право на субъективное авторское видение, вынуждена оставить это право и за критиком. Рискну заметить, что между отчетливым почерком автора и его же устоявшимся штампом есть все же существенная разница. "Старосветская любовь", при всех ее очевидных, отмеченных выше достоинствах, на мой субъективный взгляд, ближе ко второму, чем к первому. Что по-настоящему обидно. Также в рубрике:
|