Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 24 (7281) 28 июня - 4 июля 2001г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Изопериодика"Кунст": камера или лабиринт?Журнал "Пинакотека" выводит из плена классику Беседу вел Сергей ХАЧАТУРОВ Название этого журнала красуется на обеих сторонах обложки. На первой - по-русски. На четвертой - по-гречески. Внутри надписи, на месте буквы "о", - лабиринт Амьенского собора. С греческого слово "пинакотека" переводится как хранилище живописи, картинная галерея. Для любой картинной галереи главная проблема - проблема экспонирования. Благодаря качеству экспозиции материалов по искусству, первоклассному дизайну "Пинакотека" стала в один ряд с крупнейшими европейскими изоизданиями: Journal of the Warburg Institute, The Burlington Magazine и другими. Ее ценят и любятв Москве, Париже, Нью-Йорке, Лондоне. В академических кругах и антикварных домах, музеях и библиотеках. "Пинакотека" - журнал, попытавшийся на своих страницах актуализировать тему классики в свете самых новых методов, интерпретаций. Журнал появился несколько лет назад благодаря исследователям русского искусства Наталии Сиповской и Андрею Толстому. Недавно "Пинакотека" выпустила свой двенадцатый номер. Символично, что он посвящен искусству экспозиции. О нем и других проектах журнала - интервью с главным редактором Наталией СИПОВСКОЙ. - Новый номер журнала "Пинакотека" открывается статьей известного теоретика архитектуры Чарльза Дженкса "Зрелищный музей - между храмом и торговым центром". Считаете ли вы, что подобная постановка проблемы - искусство между различными центрами притяжения: историческим, знаточеским, научным, рыночным - актуальна сегодня для всех институций культуры, в том числе периодического издания?51190- Статья Дженкса, на мой взгляд, прорисовывает ситуацию вибрирующего поиска новой жизни для произведения искусства, извлеченного из своей родной среды (будь то исторический контекст или лаборатория современного художника). Этим поиском заняты и мы на страницах нашего журнала. Существует огромное количество полей, где произведение искусства вынуждено жить: внутри академического текста, критического эссе, антикварного салона, на худой конец, предмета криминального расследования... Мне бы хотелось попытаться вынуть предмет искусства из этих заданных пространств и поместить его в ситуацию лабиринта. Лабиринт не случайно выбран нашей эмблемой. Это символ отказа от определенности (читай - линейности заданного маршрута, темы, дискурса). Ведь зачастую предметы искусства, запертые в искусствоведческий футляр, остаются "вещью в себе" и при другом повороте предстают как неожиданные, неисследованные. В том числе признанные шедевры. Слишком высокая оценка сыграла со многими произведениями искусства злую шутку: они зашиты в саван академической неприступности. Иногда - наоборот. Клеймо "рынка", "салона" не позволяет ввести в научное обсуждение первоклассные памятники. - Как вы справедливо заметили в преамбуле к последнему номеру журнала, сам принцип аранжировки материалов "Пинакотеки" напоминает обмен мнений за "круглым столом". Кто-то читает главный доклад. На него, всяк по-разному, реагируют присутствующие. Кто-то комментирует. Кто-то приводит пример из истории. Кто-то выступает оппонентом. Такой обмен мнениями напоминает практику позиционирования актуального искусства. Известный куратор и издатель Виктор Мизиано считает, будто ныне, в эпоху кризиса модернизма с его прогрессистской идеологией, "рождается жанр тематической выставки актуального искусства, где центральная проблема сопрягает между собой различных художников". Наверное, каждый номер вашего издания можно сравнить с адекватной выставкой актуальной проблемы художественной культуры. Чем продиктован выбор той или иной проблемы номера?51194- Я надеюсь, степенью нашего личного интереса и тем, что является предметом наиболее жаркого обсуждения между искусствоведами, нашими коллегами. Единственный выпуск, тема которого была определена придуманной нами "идеологией", - первый номер, посвященный академической традиции. В этом было нечто от декларации амплуа издания - журнала, демонстративно обращенного к старому искусству, к тому, что у нас принято связывать с ветхим словом "традиция". Увы, старое искусство не очень популярно сегодня в интеллектуальных кругах. Хотелось вывести его за рамки, с одной стороны, профанного, с другой - узкокланового научного обсуждения. Отсюда - академизм, сопрягший на заре современной культуры (то есть для России - в пушкинские времена) высокую классическую традицию и вполне себе обывательский салон. Честно говоря, для меня академизм - не просто стилевое явление, а "путь думания". В отличие от романтизма он не был ориентирован на человеческие переживания, в отличие от реализма не ограничился задачами подражания природе и исправления несовершенств человеческого общества. "Почвой" и "идеей" академизма было искусство как таковое. Он позволял судить искусство по законам самого искусства, отвлекаясь от душераздирающих переживаний творца или высоких соображений пользы общества.
Темы прочих номеров были обусловлены реальным интересом к ним в настоящее время - будь то русский Серебряный век, классический авангард или же бидермайер. Один из самых "волюнтаристских" выпусков - номер, посвященный военной тематике в искусстве. Он - следствие шока, возникшего после осмотра прежде запрещенных коллекций "милитаристских" предметов. Стало просто дико от того, что эти наикрасивейшие предметы живут вне эстетики, только в сфере военной истории. Но ведь предметы войны невероятно красивы, от первобытного лука до самолетов-истребителей. Почему красивы вещи, предназначенные для уничтожения себе подобных? Парадокс. Невольно вспоминаешь, что человек - единственное существо на земле, в котором внезапно может проявиться тяга к суициду. Этот парадокс породил желание осмыслить проблему "милитаристской эстетики" в границах истории искусства. - Имеет ли отношение выбор той или иной темы журнала к ситуации на российском или мировом арт-рынке?51200- Нет, хотя освещение ситуации на арт-рынке является для меня задачей принципиальной. По тем причинам, о которых говорилось в начале нашей беседы. Рынок - одна из естественных составляющих жизни предметов искусства. Обходить его стороной - большое лукавство. Однако мы никогда не определяли политику номера, исходя из интересов рынка. Было бы странно думать о том, что рынок вообще способен определять тематику художественного журнала. Наоборот, коммерческая активность на рынке зачастую спровоцирована выставками, альбомами, публикациями. Рынок сам по себе - зависимый организм. Он не определяет тенденции. Он на них реагирует. Думать иначе - ставить телегу впереди лошади. Антикварный рынок - одно из наиболее консервативных полей. Основные интересы его все известны. Какие-то новации появляются здесь раз в десять, а то и в двадцать лет. Если говорить о русском искусстве, здесь главные приоритеты - авангард и иконопись (популярные, несмотря на сложности на рынке, возникшие из-за обилия фальшивок). Счастливую конкуренцию им составляет вечная слава ювелиров фирмы Фаберже. Со стороны русских покупателей повышенный интерес всегда вызывало искусство XIX века: национальная школа пейзажа и академический салон (Генрих Семирадский, Константин Маковский). Последние стали особо популярны из-за бума на доимпрессионистическое искусство в Европе (вроде искусства викторианской эпохи в Англии). То есть приоритеты можно пересчитать по пальцам. Следовать за ними - обрекать журнал на выпуск пяти-шести номеров. - Тексты "Пинакотеки" по стилю трудны - не адаптированы для широкого читателя в отличие, например, от статей "Нашего наследия" или "Русской галереи". Подобные тексты легко представить в узко-профессиональном научном сборнике. Тем не менее они соседствуют с сугубо знаточескими очерками об истории отдельных музейных (аукционных) экспонатов и даже с рекламой аукционных домов. Какие аналогии такой структуры периодического издания вы могли бы вспомнить?51205
- Амбиции наши, конечно, чрезвычайно высоки. Однако я воздержусь от перечня авторитетных изданий, на которые мы очень надеялись бы походить. Дело в том, что мировых аналогий "Пинакотеке" нет. Не потому, что мы самые лучшие. Просто их нет. И прежде всего из-за выпуска только тематических номеров. В авторитетных европейских изданиях, например, в "Connaissance des Arts", "тематические" номера можно делать только как приложения, на базе хорошо развитого бизнеса. Ведь в нормальных странах любой журнальный проект создается как проект коммерческий. У нас же даже самые "коммерческие проекты" периодических изданий оборачиваются убытками или существуют как еще одна "услуга" в рамках больших рекламных компаний. Наш же журнал изначально создавался не как коммерческий, а как культуртрегерский проект. В этом его уязвимость и его преимущества. В структуре нормального издательского дома никто не может себе позволить пестовать периодическое издание как книжку. А мы делали номер, посвященный русско-немецким связям в искусстве, аж девять месяцев. - Наверное, в России слишком размыты и социальные границы общества. Невозможно просчитать на сто процентов, кому же все-таки адресован роскошный, рафинированный журнал-альманах с рекламным блоком антикварных домов Европы.51211- Действительно, в мировой практике выпуск того или иного издания ориентирован на "своего" читателя, который имеет вполне определенный социальный статус. У нас же это просчитать практически невозможно. Вроде бы роскошный журнал должен привлекать внимание состоятельной публики. На деле же главным "потребителем" издания становятся коллеги по Институту искусствознания или же друзья-коллекционеры. Просто богатые люди, так сказать, "со стороны" его не покупают. И дело даже не в рекламе. И не в пресловутой интеллектуальной ограниченности новых русских. Просто им "не до того". И, кроме прочего, по-настоящему и стабильно богатых людей в России крайне мало, их состав постоянно меняется. Так что ориентироваться на них, делать журнал более популярным, чтобы поднять таким образом тираж, вряд ли стоит. А главное - те из них, что всерьез начинают заниматься коллекционированием, не удовлетворяются популярным ликбезом. Им интересна возможность оказаться на нашей искусствоведческой кухне, внутри проблемы, перейти из профанного пространства в профессиональное. А наш журнал делается профессионалами, и могу сказать, что и адресован он именно профессионалам. Речь идет не об искусствоведческом дипломе, а о серьезности интереса к предмету искусства - будь то историк, музейщик, собиратель, антиквар. Именно поэтому на наших страницах так легко соседствуют общеисторические и знаточеские материалы, информация об антикварном рынке и новейшие теоретические изыски. Тем более что такое соседство как раз и помогает преодолеть разрозненность разных "полей" жизни предмета искусства. А это - одна из главных задач нашего издания. - Последние номера вашего журнала посвящены русско-европейским художественным связям. Вышел номер "Россия - Германия" ("Культура" писала о нем ровно год назад). Ожидается русско-французский выпуск. Расскажите об этих "интернациональных" проектах подробнее.51216- Эти проекты возникли также в связи с нашим желанием вывести искусство из изоляции. В данном случае - русского искусства от мирового художественного процесса. Зачастую, когда речь заходит о России и Западе, я вспоминаю крылатую фразу Остапа Бендера: "Заграница нам поможет". Запад предстает как какое-то размытое "нечто", обычно нам противостоящее. Долгое время поиски европейских истоков в русском искусстве были равносильны дискредитации отечественной культуры. Сказать про Шишкина, что он близок к мастерам "дюссельдорфской школы", - значит втоптать национальное светило в грязь.
Конечно, в настоящее время изданиями, посвященными взаимосвязям русской и европейских культур, никого не удивишь. Но нам бы хотелось говорить об этом не только в свете "открытия новых фактов", но как о специальной проблеме, причем художественного свойства. На тему, к примеру, "Россия - Англия" можно сделать бесконечное число сборников. А нам нужен один-единственный журнал. Он должен иметь композиционный стержень - некую специальную проблему, помогающую найти камертон взаимоотношений русской культуры с культурой той или иной страны. Для России и Германии общая проблема - восприятие пространства (географического, архитектурного, идеологического). Для Англии и России камертоном будет "хандра по сплину": осознание своей сторонности от общеевропейского процесса и поиск своих эзотеричных путей. Парки, сады, имения - все то, что осознается как приватность, отдельность и странность. Странность как отстраненность (удаленность, изолированность) и странность как чудачество, эксцентричность. Италия для России - и некий парадиз (рай искусства), и вполне живой сотрудник - своего рода логопед, помогавший русским художникам по-новому заговорить на своем языке. Достаточно вспомнить средневековый Московский Кремль или работы едва ли не лучшего русского пейзажиста Сильвестра Щедрина. В ближайшее время выйдет номер, посвященный России и Франции, темой которого станет "зеркало мифа". Он оказался самым тяжелым, как ни парадоксально, - из-за глубины проникновения французской культуры в синтаксис русской. Другими словами: французское присутствие в русской культуре столь обширно и глубоко, что практически неопределимо. Оказалось, что наиболее считываемое поле интерпретаций русско-французских связей - обоюдные мифы. У них - про нас. У нас - про них. Например, у французов с XVIII века начал формироваться миф "русской степи". Кульминация этой темы - успех дягилевских сезонов, предопределенных расчетом на уже сложившийся образ России как страны скифов, варваров и азиатов. Другой миф - "Медный всадник", созданный Пушкиным, вдохновленным реальной статуей французского маэстро Фальконе. Эти и другие зеркала будут присутствовать в очередном русско-французском номере "Пинакотеки". Также в рубрике:
|