ГАРРИ БАРДИН: "Хочу быть увиденным при жизни"

Беседу вел Геннадий БЕЛОСТОЦКИЙ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

Г.Бардин

Гарри БАРДИН - известный режиссер анимационного кино, уважаемый в киносообществе человек, а это по нынешним временам, увы, редкость. У него на все свой, особый взгляд, достаточно бескомпромиссный. Но прежде всего он, конечно, творческая единица, и каждую его новую работу с нетерпением ждут.

    

- Ровно пять лет назад в интервью газете "Культура" вы заявили: "Стану солидным - брошу "Чучу". "Чучу" вы не бросили - уже третья на подходе, и скоро мы ее увидим. Так когда вы станете солидным?

- Боюсь, что никогда. Так я устроен. А что касается "Чучи", то я бы уподобился Пимену: еще одно последнее сказанье, и летопись закончена моя. Третьей "Чучей" я завершаю исторический этап в своей жизни.

    

- Сериала, значит, не будет?

- Нет. Эта история длится очень долго. Первая "Чуча" была завершена в 1998 году, и делали мы ее почти два года. Потом из-за отсутствия денег случился небольшой перерыв, и мы его использовали на создание фильма "Адажио". Потом деньги все-таки нашлись, и мы занялись второй "Чучей". Теперь заканчиваем третью. И работа над ней оказалась самой тяжелой.

    

- Почему?

- Длительность первой - 25 минут, это была музыка Гленна Миллера. Вторая - на две минуты больше, с музыкой Исаака Дунаевского - не менее любимого мной композитора. А в третьей, которая длится уже полчаса, мы дошли до "Кармен-сюиты" Бизе - Щедрина.

    

- Отличается и визуальный ряд?

- Каждый раз отличается: другое время года, другая история. Музыка диктовала свою драматургию, пластику, хореографию. Получилась, как мне кажется, психологическая хореография. Позволяю себе сказать "получилась", потому что осталось всего ничего: титры, несколько сцен... Работалось тяжело - все два с половиной года. Сложность заключалась еще и в том, что мы использовали клиповый монтаж: каждая сцена требовала установки плана, установки макета, света и всего остального, из чего состоит съемочный процесс. Таких сцен очень много, потому и оказался столь долгим путь к финалу. Накопилась усталость, надо перевести дыхание, и я могу порадовать своих сотрудников, что на некоторое время они от меня отдохнут.

    

- Надолго?

- Пока не созреет новый проект. Я всегда боюсь конца работы - полностью выхолащиваешься на картине. Но надо двигаться дальше. В данном случае меня больше заботит материальная сторона дела, а не творческая - надо же кормить своих людей, мой коллектив. И я уже написал заявку в Министерство культуры, чтобы застолбить новый проект. И сценарий вроде бы готов. Пришла и еще одна благая мысль. Так что перспектива есть. Скорее всего вместо трехчастевки, которую застолбил, сделаю часовой фильм. Чтобы у него была хоть какая-то прокатная судьба. Маленькие форматы, увы, не востребованы. Правда, они не востребованы даже в том случае, если без всяких натяжек складываются в блоки. Вот я заканчиваю третью "Чучу" - вместе с первыми двумя получается "полный метр" - полтора часа. При желании можно этот блок пустить по кинотеатрам.

    

- Извините, но что мешает пустить? Сейчас зарубежные полнометражные мультфильмы собирают хорошую кассу в России...

- Собирают. Вся беда в том, что сети кинотеатров в России экономически связаны с зарубежьем, а не с нами, и потому российскому фильму пробиться на российский экран очень трудно - как игровому, так и анимационному.

    

- Несколько лет назад я брал интервью у Эльдара Рязанова, и он с горечью говорил, что делает свои фильмы на "крови и мате". И ваша работа, как я понял, не менее тяжела...

- А может быть, и более. В режиме съемок режиссер анимационного кино находится два года и более. Все это время пребывает под прессом своего замысла. Последние месяцы я плохо сплю из-за страшных кошмаров: не снял эпизод! В голове во всех деталях он выстраивается - я даже слышу музыку этого эпизода, вижу его пластику. Просыпаюсь от ужаса, понимаю, что все это полный бред - такого эпизода нет в природе, нет в моем замысле фильма. Но ужас оттого, что я что-то забыл, пропустил, не сделал, не додумал, не дошлифовал и что это будет меня коробить до последних лет жизни, остается и давит, давит...

    

- Ваши фильмы известны всему миру, но далеко не все знают, что по профессии вы актер и работали актером в театре. И режиссером работали в театре... Что привело вас в анимацию?

- Я счастлив, что все возможности, которые были заложены во мне природой и о которых долгие годы я и не подозревал, оказались востребованными. Да, я окончил Школу-студию МХАТа, работал в Театре Гоголя. Сергей Владимирович Образцов обнаружил во мне режиссерские качества и предложил мне, не имеющему ни режиссерского образования, ни опыта, поставить в своем театре пьесу "Дон Жуан", которую мы написали с Василием Ливановым. Впрочем, обнаружил не на пустом месте - к тому времени я писал "АБВГДейки". Эдуард Успенский начал их, в десять серий честно вложился, потом устал, призвал на помощь меня, Аркашу Хайта, Юрия Энтина... 11, 12 и 13-я серии - мои. Сначала написал сценарии, затем их реализовал как режиссер. Так что я благодарен Эдику Успенскому за то, что он устал и пригласил меня. Позже состоялось мое второе вхождение в "АБВГДейку" - ко мне обратились с телевидения, и я уже сам придумывал новых персонажей. Это были очень скромные режиссерские опыты, и, разумеется, в мыслях не было, что это станет моей судьбой. Сергей Владимирович разглядел в этих опытах нечто большее, за что я в вечном долгу перед ним.

    

- Но режиссер кукольного театра и режиссер-аниматор - далеко не одно и то же...

- Однажды я взял и написал сценарий мультфильма, и он был поставлен. Я стал часто бывать на студии как актер, занимался озвучанием. Мне это очень нравилось. Пел песню Волка в фильме "Волк и семеро козлят", "Железного дровосека" озвучивал... А потом написал второй сценарий - "Достать до неба", он был куплен и где-то год висел на балансе студии - не находилось желающих его поставить. И вот Вальков Михаил Михайлович, директор "Союзмультфильма", сказал мне: "Вы режиссер? Вот и ставьте!" А я ведь в этом деле ни уха ни рыла. Но по натуре я - авантюрист и рискнул взвалить на себя эту ношу. Это было в 1974 году.

Потом первую мою работу высоко оценил Иван Петрович Иванов-Вано. Это наш патриарх. На худсовете в принципе меня могли и разгромить. Я кто? Выскочка, пришелец с улицы, актеришка, болтался здесь, что-то озвучивал - и тут на тебе! Совсем обнаглел: мало того что написал сценарий - он еще каким-то образом сумел уговорить начальство дать ему право на постановку. Я ожидал такую реакцию, и вдруг в самом начале Иван Петрович заявил, что он поздравляет студию с приобретением нового талантливого режиссера, и тем самым поставил все точки над "i". После таких слов никто из недоброжелателей, а они наверняка были, не решился устроить мне обструкцию.

    

- В 1991 году, организовав студию анимационных фильмов "Стайер", вы отправились в свободное плаванье. И как плавается?

- Фарватер неизвестен - ни в творческом, ни в финансовом плане. Бакены не проставлены, всюду рифы.

    

- Студия занимает довольно большое помещение - дорого стоит аренда?

- Слава Богу, вмешался Юрий Михайлович Лужков и сделал мне, что называется, царский подарок, за что я ему чрезвычайно благодарен. Было на этот счет специальное решение Московского правительства, и мы платим смехотворную сумму, что вызывает жуткую ненависть в префектуре. За 13 лет существования студии главная моя головная боль - добывание денег. Как у женщин бывают критические дни, так и у меня - перед зарплатой. Вновь и вновь я ломаю себе голову: как рассчитаться с людьми?

    

- У вас большой коллектив?

- Больше двадцати человек. Я счастлив, что судьба свела меня с ними - это мои друзья и единомышленники. Мы вместе уже более двадцати лет. Все строится на том, что я их люблю и они отвечают мне взаимностью.

    

- Работать с вами выгодно в материальном смысле?

- Могу только сказать, что я получаю на сто долларов больше, чем остальные. Они заставили меня это сделать два года назад - раньше у нас у всех была одинаковая зарплата. Я посчитал, что это будет справедливо, поскольку собрались высокие профессионалы, а я не могу обеспечить достойную оплату их труда. Но, в конце концов, они меня поправили.

    

- Насколько мне известно, качественная анимация нерентабельна. Или можно выжить без поддержки государства?

- В России - нет. На телевидении не берут мультипликацию, потому что по закону ее нельзя разбивать на рекламные паузы. Вот, например, на студии Сергея Сельянова сделали - и качественно - полнометражный мультфильм "Карлик Нос". Для России это событие, но ни один канал не заинтересовался "Карликом": рекламу в него не вставишь, и они с него ничего не поимеют. И чтобы хоть какие-то деньги "отбить" за счет ТВ, Сельянов вынужден был пойти на варварскую уступку: картину разрезали, кажется, на четырнадцать кусочков и эту расчлененку показали на канале "Россия" в "Спокойной ночи, малыши!": по кусочку, по кусочку... Это ведь все равно, например, что взять холст "Явление Христа народу", порезать на куски и по куску в день показывать в музее людям.

Возмущает меня и культура показа анимации на телевидении, точнее, отсутствие культуры. Если возьмете телепрограмму, редко увидите в ней название мультфильма, написано просто: мультфильм. И точка. Даже канал "Культура" в этом смысле отличился. В связи с моим 60-летием они решили показать ретроспективу моих картин - и взяли их буквально за копейки. Денег нет, объяснили мне. В этом смысле мы похожи: мы бедные, они бедные. И вот бедные взяли у бедных мультфильмы - так вы хоть покажите нормально! Они показали, не указывая, что это моя ретроспектива, не называя фильмы. Мне звонят друзья: "Вчера видели твой мультфильм на "Культуре". - "Когда?" - удивился я. - "В полвосьмого". Смотрю в программу, действительно: "19.30. Мультфильм".

    

- Вы получаете от ТВ, как говорите, копейки за свои картины. Так почему отдаете за копейки?

- Потому что хочу быть увиденным при жизни - только поэтому. Но при этом испытываю жуткий дискомфорт. Ведь я не только режиссер - я еще и продюсер, и руководитель студии. Я должен думать о том, что мои люди будут есть завтра. И продавать за копейки наши фильмы только потому, что их так оценивают на телевидении, я не имею права. Нулевая отдача и от театрального проката, поскольку его как такового для анимационного кино не существует, о чем я не устаю говорить на каждом шагу.

    

- За счет чего же вы тогда живете?

- Государство финансирует наши проекты на 70 процентов. Зарубежье подкармливает. Во Франции, например, мои мультфильмы идут в кинотеатрах, и это приносит определенный доход. Может быть, он был бы и большим, чувствую, нас обманывают, но мы не можем проконтролировать зарубежных дистрибьюторов.

    

- А реклама не подкармливает?

- На первых порах она нам помогала. Тогда был довольно большой рынок рекламы, и мы не отказывались ни от чего.

    

- Почему - был?

- Нас вытеснила компьютерная анимация, которая несравненно дешевле традиционной. Последнее, что мы сделали, - это был пик нашей рекламной деятельности - реклама кока-колы. В 1996 году я предложил идею, и на нее откликнулись. Мы высадились десантом в Голливуде, два месяца снимали. И за то, что мы сняли, мне не стыдно. Наша реклама разошлась по всему миру, была отмечена на многих фестивалях. Мы хорошо заработали и вложили эти деньги в "Кота в сапогах".

    

- И сделали его полностью за свой счет?

- Нет, процентов на 60 помогло государство в лице тогдашнего Госкино.

    

- А сколько сейчас стоит качественная анимация?

- Одна минута - восемь с половиной тысяч долларов. Вот и считайте. Это у нас, а в Европе на порядок дороже. Потому что мы дешевы. "Кодак", пленка - везде "Кодак". И обработка пленки везде одинаково стоит. А самое ценное - люди, профессионалы высочайшего класса, - у нас не имеет цены.

    

- А "туда" работать не звали?

- Звали.

    

- И что?

- Мне что, бить себя сейчас кулаком в грудь и рвать рубашку: я патриот?!

    

- Вот уже не один год в кинематографической среде не все ладно в нравственном плане: склоки, дрязги, подковерная борьба. Не кажется ли вам, что нравственный климат и конечный художественный результат взаимосвязаны?

- Конечно, взаимосвязаны. Я не принадлежу ни к одной из конфессий, но чувствую, что есть нечто свыше, что наказывает за потерю себя. Нельзя сегодня делать "для рынка", а завтра - "для себя". Откуда художник, режиссер в данном случае, черпает силы, образы? Из себя. Каков ты - таков твой фильм. Если ты изойдешь на злобу, на ненависть, на интриги - что у тебя останется для творчества? Чем ты будешь подпитываться?

    

- Несмотря на все трудности, российская анимация по-прежнему занимает ведущие позиции в мире. А новое игровое российское кино, увы, больше огорчает, чем радует. Как вы объясняете этот феномен?

- Этот феномен был всегда.

    

- Позволю себе не согласиться: было великое русское игровое кино...

- Тем не менее советская мультипликация всегда брала призов на порядок больше, чем игровое кино, на по-ря-док!

    

- И все-таки почему, на ваш взгляд, так резко упал уровень нашего игрового кино? Многие фильмы сделаны не просто бездарно - непрофессионально.

- Игровое кино было сильно завязано на идеологии. И когда советская идеология рухнула, а новую еще не придумали, режиссеры вдруг обнаружили, что им не о чем говорить. И те, кто выступал как пропагандист советского образа жизни. И те, кто держал кукиш в кармане и говорил эзоповым языком. Необходимость в эзоповом языке отпала с приходом гласности. А рассказать о сегодняшнем или вчерашнем дне новым языком смогли немногие. Нужно ждать подхода новых сил. И я очень рад, например, что появился Андрей Звягинцев и заговорил в "Возвращении" вне идеологии - заговорил просто о человеческой жизни, о человеческой судьбе. Для меня это - явление. Я испытал потрясение, когда смотрел фильм. Я горд за человека, который, что называется, сделал сам себя. Сумел сохранить и выразить самого себя. Я от всей души хочу пожелать ему, чтобы и следующие его поступки, а фильм - это поступок, были столь же блистательными.

    

- Позвольте банальный вопрос, который тем не менее интересует наших читателей: почему в прошлом году вы отказались участвовать в соревновании на получение премии "Золотой Орел"? Ведь ваш фильм был верным кандидатом на победу, что означало, помимо всего прочего, и хорошие деньги...

- Когда я в 1988 году получил "Золотую пальмовую ветвь" за "Выкрутасы", никто не написал об этом. Улетая домой, успел в аэропорту купить "Правду", думал прочитать типа: "И вот он проснулся знаменитым". Хренушки! Там было написано, что опять Каннский фестиваль обошел стороной советские фильмы. И чего, мол, от них ожидать? В самолете спрашиваю Капралова: "Георгий Александрович, как же так? Неужели моя "Золотая пальмовая ветвь" такое уж незначительное событие, что о нем вы не посчитали нужным даже упомянуть?" - "Я написал, - ответил он, - но в редакции вычеркнули". Тогда обо мне - ни слова. А когда я отказался от номинации на "Золотого Орла" - стал знаменитостью. Вот в эту студию, где мы сейчас находимся, только самый ленивый не пришел брать интервью, телефон не умолкал. Я стал интересен, когда отказался получать, а не когда получал. Не парадокс ли? И что мне теперь вам ответить? Я уже все сказал. Я готов принять участие в любом деле, если считаю его благим.

    

- А теперь крамольный вопрос: вы член Союза кинематографистов?

- Пока - да.

    

- А нужен ли вообще Союз кинематографистов? Поговаривают, что Никита Сергеевич всерьез намерен преобразовать "карманный" союз в "карманный" профсоюз кинематографистов...

- Эти дрязги - а происходящее с нашим союзом иначе и не назовешь - мне претят. Творческий союз - не коммуналка, а наш союз стал именно коммуналкой. Такое ощущение, что мы вдруг перенеслись из роскошного дворца, где все так любили бывать, в замызганную коммунальную квартиру, населенную сатирическими персонажами, которые норовят подбросить друг другу окурки в борщ, и это отвратно. Я гордился нашим союзом, когда сидел с делегатами Пятого, исторического съезда. Его иронически называли "истерическим", но такого количества озона Кремль (это, кажется, происходило в Георгиевском зале) не знал. Охранники шалели от того, что слышали. А мы пьянели от свободы. Да, были переборы, но каким сладким было ощущение того, что мы наконец вырвались из идеологических пут! И я гордился, что являюсь винтиком и колесиком этого творческого сообщества. Сейчас мне гордиться нечем.

Безусловно, надо реформировать союз. В какую сторону? - вот в чем вопрос. Я - за реформирование в сторону человеческих отношений. За то, чтобы в союз потянулись молодые люди, за которыми будущее российского кинематографа, чтобы они там могли найти и совет, и поддержку, и защиту. И ласковое слово. Чтобы поняли: здесь им помогут встать на крыло.

    

- Вы считаете, это возможно? На Западе этого нет...

- Там есть гильдии...

    

- ...которые играют роль профсоюза - мощного, но профсоюза.

- А почему мы должны копировать Запад? Есть наши традиции, которые надо подхватить и развить. И есть люди, которые несут эти традиции, и потому с оптимизмом смотрю на будущее нашего союза. Когда прихожу в академию "Ника", где являюсь членом президиума, и общаюсь с замечательными людьми, с которыми мне всегда легко и интересно, чувствую себя прекрасно. Есть масса достойных людей в кинематографическом мире, знакомством с которыми лично я горжусь, на которых можно ориентироваться. Человеку, и особенно молодому, который только пришел в кино, всегда нужен ориентир. Помню, как я пришел на "Союзмультфильм", по студии ходили Атаманов, Полковников, Иванов-Вано, Хитрук - это были колоссы в анимации, и мы к ним соответственно относились. Авторитеты обязательно нужны, они поднимают планку, и ты понимаешь, осознаешь, что, находясь рядом с ними, не можешь, не имеешь права делать халтуру. Одна из главных задач творческого союза, как мне кажется, - держать планку качества достаточно высоко.

Но хватит об этом. Я сейчас... как будто нахожусь в роддоме. Я никогда не был роженицей, но могу себе представить - вот мое дитя. Оно пока находится в стенах этой студии. Его еще никто не видел. Оно еще связано пуповиной со мной. Вот-вот оно увидит свет. Я испытываю чувство предстоящего. Ну как вам сказать...

    

- ...Счастья...

- Счастья!

ПОД ЗАНАВЕС

• ГАРРИ БАРДИН: "Хочу быть увиденным при жизни"
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 8 по 14 апреля
• Человек родился