Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 3 (7163) 28 января - 3 февраля 1999г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Краски мираО надежных банках - и вечной музыке,или Кое-что о фестивале в Цюрихе Михаил МУГИНШТЕЙН Солидный Цюрих - юноша в фестивальной жизни Европы. Цюрихский фестиваль проводился всего второй раз (мне довелось быть на первом) и еще не имеет выношенной концепции, подобно тому же Зальцбургу. Нет и единого художественного руководителя-идеолога. Хотя классный интендант Оперы Александр Перейра и обозначен таковым, он входит в "верховный совет" наряду с шефами других программ. Фестиваль не претендует на объединение культурного пространства, зато блистает художественным смотром во всех разделах. В его рамках шел отдельный "Фестиваль Театра наций", где вместе с известными спектаклями Бонди, Марталера, Гинкаса, Туминаса особый колорит создавали труппы из Японии, Южной Кореи, Кубы, Австралии, Индии и Африки. Калейдоскоп звезд украшал концертные программы знаменитого Тонхалле. 24 прелюдии Шопена в выдающейся трактовке питомца московской школы Иво Погорелича возродили забытое - после Рихтера - чудо огромного мира над роялем, а незабываемое исполнение 2-й симфонии Брамса 75-летним Вольфгангом Заваллишем с оркестром Тонхалле - новое звено великой немецкой традиции. Экстракт "концертного" счастья ощущался и в спектаклях Опернхауса - одного из самых интересно работающих сегодня в Европе театров. Прекрасная "Свадьба Фигаро", премьера 1996 года, до сих пор вызывает ажиотаж. Необычайное по энергетике, снимающее "священные" трафареты музицирование Николауса Арнонкура - прорыв вместе с Юргеном Флиммом (режиссура) и Эрихом Вондером (сценография). Истинно современный универсализм отрицал конъюнктурную актуализацию. В фокусе - утонченно-стильный взгляд "назад" (с воспоминанием о Мариво) и одновременно "вперед" - к Любви, когда пространство и время в финале размыкаются. Спектакль глубоко чувствует природу "Свадьбы Фигаро" не в опере-буффа, а в лирической комедии, где из схемы комбинаций вырастает совокупная игра многообразных человеческих устремлений с неповторимым слиянием "остроумия и грусти" (Стендаль). Психологизм, тонкая эротика отношений (Сюзанна действительно боится не устоять перед сильным и обаятельным графом, а притяжение графини и Керубино - почти законченный роман) и подлинность характеров творят постановку. Их непредсказуемый контрапункт ведет суету дня к тайне вечера с его маскарадом и метаморфозами. Только прожив, хотя бы на время, другую жизнь, люди открывают ее бесконечность и друг друга. Дивные садовники из Цюриха позволили и нам гулять в моцартовском саду, превратив "безумный день" во "всемирный театр любви" (Фельзенштейн). Великолепный актерский ансамбль, когда все участники попадают в емкую формулу "Есть персонаж!", а Карлос Сиоссон и Лилиана Никитяну - бесподобные Фигаро и Керубино - был увенчан феноменальной Чечилией Бартоли. Суперзвезда впервые пела Сюзанну, как и Нину в раритете Паизиелло "Нина, или Безумная от любви", поставленном специально для нее. Бартоли - в прямом смысле феномен, и рассуждения о нем выводят на глобальную проблему "Что есть искусство?". Скажу только, что такая свобода пения и игры в спонтанных импровизациях на сцене мне не встречалась. Это сродни гениальным детям и птицам, чье поведение безусловно, как абсолют жизни. Однако искусство пленяет и той мерой условности, которая отличает его от действительности. Волнует сама граница перехода, где брожение винограда жизни становится вином искусства. Вкусить этого не дают... безграничные возможности Бартоли. Восхищение чудом не переплавляется в сочувствие, а ее предельная безыскусность (как и за сценой) отрицает миф Женщины. Сюзанна и особенно Нина ближе к ошеломляющим прозрениям-выплескам великого инфантилизма, нежели к "обычным" женским образам, ограненным эротической "условностью". Как у поэта, "есть тонкие, властительные связи меж контуром и запахом цветка". И здесь грешного критика больше волнуют "связи" звездочки Изабель Рей (прежней Сюзанны), чем вспыхнувшей и исчезнувшей суперкометы Бартоли. Она не догадывается о "второй реальности" и шаляпинских принципах игры представляющего актера. И правильно! Скорее всего, ее представления просто опережают наши. Открытием стала оригинальная попытка Паизиелло - автора "Севильского цирюльника" и "Мельничихи" - уйти в "пограничные" области женской души, вытесненной туда реальностью. Мелодраматическая история (отцовский нажим на сердце влюбленной дочери оборачивается ее безумием, его страданием и раскаянием и, наконец, обретением потерянного возлюбленного и счастливым финалом) - новый ход в классицистской опере конца ХVIII века. Без этой хрупкой, "отпавшей" от обыденности Нины не было бы знаменитых романтических героинь (Беллини, Доницетти и даже Верди) с их странствованиями души, находящей выход лишь в безумии или смерти, а сцены сумасшествия Нины предвещают трансы Амины ("Сомнамбула"), Лючии ди Ламмермур и Линды ди Шамони. Сама же постановка (дирижер Адам Фишер, режиссер Чезаре Льеви, сценограф Маурицио Бало) старается уколоть предромантизм Паизиелло современными иглами вечного конфликта отцов и детей: безумие дочери - средство утверждения свободы и лидерства через неосознанное управление более слабым отцом. Однако уловка заметна только как фон Бартоли, без которой этот наполовину моноспектакль вряд ли имеет смысл. Несравненно изящнее был уколот "Оберон". Веберовские грезы о рыцарстве и волшебно-ориентальных странствиях нашли искушенных ценителей. Джон Элиот Гардинер в завораживающем колорите оркестра разлил аромат музыки, ее "главную прелесть" - "грацию, тонкую и немного странную грацию" (Берлиоз). Просветленная фантастика возвращала романтический мир эльфов и фей - воздух с россыпями света (сродни сильфидному балету), и легкое дыхание музыки творило чарующую атмосферу - главного героя оперы. Йоханнес Шааф (режиссура) и Ханс Шавернох (сценография) взбивали сложный коктейль в европейско-ориентальном миксере. Колдуя над поэзией рыцарства и улыбкой эльфов, они добавляли специи авантюрного романа, немецкой сказки, старинной волшебной оперы, а заодно - и современные пряности обаятельной иронии. Словно подменив самого проказника Пука, постановщики манипулировали действием, модулируя из "переживания" в "представление" и обратно. Комментарии рассказчика, вторгающегося и в события, отстраняли восприятие, как и "размножение" персонажей (так, бремя рыцарства Гюйона несли три(!) артиста: певец, драматический актер и танцовщик). Лукавая постановка, вылепив живописную пару слуг (Фатима - Лилиана Никитяну, Шеразмин - Антон Шарингер), приглушила звучание возвышенных героев в скандинавском варианте (Гюйон - Геста Винберг, Реция - Сольвейг Крингельборн) и, к сожалению, нивелировала роль Пука - мага действия. Тем не менее превосходно спетая ария Реции "Океан" была символична: спектакль поймал ветер веберовской оперы - "бегущей по волнам" культуры. Король эльфов из Цюриха доказал свою правоту гораздо убедительнее, чем его зальцбургский коллега - умозрительный эксперимент с марионетками (1996), а "Свадьба Фигаро" украсила бы в Зальцбурге самый имиджевый фестиваль (N1?) в мире. Это симптоматично. Кончилось время культурных мифов и уникальных золотых самородков (как бы ни страдали золотоискатели из показанной в Цюрихе "Девушки с Запада" Пуччини). В канун нового тысячелетия высокоразвитая индустрия культуры - огромный прииск. На его разных участках бесперебойно работают мощные механизмы. Изо дня в день они промывают тонны породы, чтобы добыть крупицы металла. Золото льют в слитки и хранят в банках. Например, в цюрихских: их надежность не вызывает сомнений. Также в рубрике:
|