Лысая Нора в стране карликов

"Сезон Станиславского": "Кукольный дом" и "Metabolic"

Светлана ХОХРЯКОВА
Фото Владимира ЛУПОВСКОГО

Cцена из спектакля "Кукольный дом"

Президент проходящего Москве V Международного театрального фестиваля "Сезон Станиславского" Марк Захаров, предваряя события, говорил о том, что наша цивилизация стала информационной, и многое из написанного в дотелевизионную эпоху нуждается в новых интерпретациях. Главное - не застревать в дебрях хрестоматийности, буквального следования тексту. И фестиваль действительно революционно переосмыслил привычное, как и продемонстрировал мнимые попытки таких трактовок.

"Кукольный дом" Генрика Ибсена точно никто еще не прочитывал так, как сделал это Ли Бруер со своей американской труппой "Mabou Mines". Однажды он уже поразил Москву на Чеховском фестивале своей интерпретацией Софокла. Но то ли память у людей короткая, то ли недостаточно было рекламы, публики на "Кукольном доме" было немного, спасибо американцам, приходившим посмотреть на своих соотечественников. На сцене действительно сооружен дом для кукол, все в нем какое-то понарошечное, уменьшенных размеров, так что Норе (Мод Митчел) приходится вставать на колени, чтобы вписаться в миниформат. И ее подруга Кристина - такая же стандартная, высокая женщина, правда, она не говорит, как кукла, в отличие от Норы. Нора же - не так молода и прелестна, какой ее обычно подают зрителю. Но при этом Мод Митчел намеренно изображает из себя девочку. Смотрится такое несоответствие дико. А уж когда Нора готовится к выступлению, подбирает подходящий наряд, ведет себя как резвый подросток, жеманничает перед мужем, становится даже неприятно. Всегда ведь нелепо выглядит зрелая тетя, одевающаяся не по возрасту, изображающая крошку-девочку. Очевидно, Нора усвоила истину, что короля играет свита. Вот она и обеспечивает выгодный антураж мужу Торвальду Хельмеру. Его роль исполнил Марк Повинелли - очень невысокий человек, которого у нас назвали бы карликом. Но в толерантной Америке это недопустимо. Все главные герои-мужчины, выходящие на сцену, - маленькие люди. Уволеный из банка Крогстад (тоже маленький человек) является в дом Хельмеров, грозит Норе возмездием, если она не употребит свое влияние на мужа, чтобы этого пришельца, напоминающего тролля, вернули на рабочее место. Кстати, разговоры, связанные с потерей работы и увольнением, банковскими делами, звучат ныне на редкость свежо, и словно не Ибсеном написаны в 1879 году, а в наши дни. Только стоя на коленях, героини могут хоть как-то соответствовать росту этих крохотных мужчин. Тут-то собака и зарыта. Маленький мужчина здесь бог и царь и ведет себя соответственно. Женщина рядом только подтверждает это всем своим поведением. Трактовка смелая и необычная, но силы ее воздействия хватает на двадцать минут. На одном этом приеме далеко не уедешь. Так в течение почти трех часов мы и созерцаем, словно в цирке, соседство карликовых мужчин и женщин-гулливеров с кукольным поведением. Нора ложится в крохотную кроватку, которая годится разве что для ее детей и миниатюрного мужа, который при этом гиперсексуален и лихо закидывает на крохотное супружеское ложе свою большую куклу-жену. А потом появится крохотное создание на тонких ножках - дочка Хельмеров, существо чахлое, вызывающее тревогу и жалость. Сразу и не поймешь, кто перед нами - действительно дитя или маленькая женщина. В публике началось волнение, она обсуждала, кто играет роль дочки - карлица, лилипутка или девочка. Напоминало происходящее отчасти цирк, казалось чем-то недопустимым и даже аморальным, как выставление на публику артистов в театре лилипутов: нате вам, потешайтесь, смейтесь над людскими изъянами. А один дородный зритель в зале заржал во весь голос, стоило только Марку Повинелли раздеться на сцене и показать публике свой мощный торс и плотные ягодицы. Меж тем в США, где живет этот актерский коллектив, исполнители ролей маленьких мужчин - вполне благополучные и даже богатые люди, работающие в Голливуде, снимающиеся не только в сказочном репертуаре, но и в костюмных исторических фильмах. Чувствуют они себя уверенно, с интересом путешествовали по Москве, и говорят, наши соотечественники охотно помогали им на улицах столицы - перемещатся-то этим людям приходится в основном в колясках. Это на сцену они выходят без опоры.

Сценографическое решение (Нарель Сиссонс) иной раз поразительно. Особенно в финале, когда сцена превращается в подобие театральной залы с ее ложами, задрапированными красной тканью. Оттуда, из этой галереи лож, смотрят на нас кукольные пары - копии четы Хельмеров, а в главной ложе восседает сама Нора в натуральную величину. Она уже сделала свой выбор, решила оставить мужа и семью, поскольку не может пережить предательства того, которому посвятила жизнь. Все оказалось призрачным, семейного счастья, судя по всему, нет и в помине. Имела место быть просто респектабельная, удобная жизнь. Из куколки Нора на наших глазах превращается в некое универсальное существо, сразу и не поймешь - женщина это или мужчина. Парик сорван, и из ложи зияет лысая голова. Такой спектакль не забудешь никогда.

"Metabolic" иранского Театра "Bazi Theatre Company" в постановке Аттилы Пессяни идет всего час. Сам режиссер постоянно присутствует в зрительном зале за пультом, водит маркером по стеклу, и эти рисунки накладываются на происходящее на сцене, нажимает на кнопки, чтобы повалил дым. Прочесть это театральное послание оказалось делом нелегким. Честно говоря, даже обидно за иранское искусство как таковое. Мы, кажется, так много знаем об этой стране, даже если там не бывали, и прежде всего благодаря богатому культурному наследию и великолепному иранскому кино, которое достигло высот и сделало немало открытий. Как оказалось, способно оно не только к точной фиксации жизни, но и к метафоре. А в показанном спектакле ничего этого не было. Мы увидели искусственное, надуманное зрелище, которое, как выяснилось, транслирует сны и их последующее осмысление, другую, потустороннюю жизнь. Но декларировать можно все что угодно. В металлическом каркасе появляются разные люди. Некоторые в черном, традиционной одежде иранских женщин, которая всегда смотрится эффектно. Кто-то из этих людей окажется Пигмалионом, станет вынимать из сидящего перед ним в коляске человека бумажные мозг и сердце. Эти жизненно важные органы затем сожгут в тазу, а пепелище зальют водой. Тут и каннибал, и женщина, покинутая мужем, которая вставляет стеклянный глаз (а может, делает что-то другое), и пожилая самоубийца. На сцене засияет огнями стул, словно это некое олицетворение электрического стула. Будут носить белое, почти подвенечное платье, совершая с ним некие манипуляции, которые не считываются. Многих спектакль разозлил, люди сетовали на то, что зря потратили время. В общем, обмена веществ не произошло. Вот пример некоей эфемерной продукции, претендующей на многозначность и пророчество, каковых в ней на самом деле нет. Мои коллеги предположили, что режиссер давно не живет в Иране, больше ездит по фестивалям, играет на экзотике и интересе к иранскому искусству как таковому. Трудно сказать, есть немало примеров, когда люди живут вне родины, но при этом становятся трансляторами лучшего, что там есть, приносят своей стране славу. Сны часто являются источником вдохновения и посылом талантливых спектаклей и фильмов. Современный кинематограф, к примеру, буквально напоен ими, и метафора таких картин способна достичь высот, которые недоступны никаким вербальным формулировкам. Аттила Пессяни, правда, и сам удивлен, что для показа в Москве выбрали именно этот спектакль, поскольку работает он обычно в ином ключе.

ТЕАТР

• Лысая Нора в стране карликов
  "Сезон Станиславского": "Кукольный дом" и "Metabolic"
• Слон, упавший с дуба
  Проекты РАМТа для юных зрителей
• Все умрут, а мы останемся!
  "Реальный театр"-2009
• Хрустальное чудовище
  "Мона". Театр Армена Джигарханяна
• Романтик без пафоса
  Валерию Ивченко - 70