АЛЕНА ПОЛУНИНА: Документальное кино учит смирению

Павел ПОДКЛАДОВ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

А.Полунина

Несмотря на свои юные лета, Алeна ПОЛУНИНА - уже опытный кинодокументалист, за пять лет работы в кино она успела снять несколько примечательных фильмов, получивших призы на различных фестивалях. Правда, некоторые из ее картин, наверное, могут шокировать мирного кинообывателя, причем не только сюжетами, но даже названиями, например: "Да, смерть", "Женщины сверху" и т.д. На Фестиваль "Киношок" в Анапу Алена в этом году приехала уже в шестой раз и привезла новый фильм - "Революция, которой не было", который был удостоен главного приза в конкурсной программе "Неформат" и премии кинокритиков "Слон". В рамках Фестиваля "Артдокфест", который с 4 декабря будет проходить в Москве, вновь покажут эту картину. Она действительно не очень-то "форматная", и прежде всего потому, что ее герои - члены ныне запрещенной национал-большевистской партии, иначе говоря, лимоновцы. Получился резкий, вызывающий, порой шокирующий, но очень честный фильм. Снимала она его целый год в ходе предвыборной президентской гонки, отважно сопровождая своих героев (вернее - внедряясь в их жизнь) на маршах несогласных, митингах и партийных сходках, в посольстве КНДР и даже в морге! О новом фильме, профессии кинодокументалиста, отношении к людям, которых она снимает в своих картинах, мы и говорили с Аленой.

- Алена, вы политизированный человек ?

- Нет, абсолютно неполитизированный. Более того, я стараюсь отстраниться от этого, потому что не хочется играть в игру, на правила которой ты не можешь повлиять. Предпочитаю заниматься своей жизнью и, в частности, снимать фильмы.

- Но фильм-то ваш о политике !

- Если точнее: фильм - о людях в политике. Во время съемок "Революции, которой не было" у меня был взгляд инопланетянина на все происходящее. Поэтому в фильме так много общих планов, это попытка абстрагироваться, отойти и замереть в созерцании. Многое из того, что происходило в тот год в России, иногда очень напоминало о нашем общем, пугающем историческом анамнезе, и хотелось это как-то осмыслить. Поэтому, одновременно с погружением во всю эту историю, хотелось отстранения, бесстрастности, просто фиксации.

- Почему объектом вашего исследования стали именно национал-большевики - лимоновцы ?

- Потому что они - активные уличные борцы. И в тот год так называемой предвыборной президентской гонки было понятно, что противостоять существующей власти, бросаясь на амбразуру, будут в первую очередь эти ребята, а не другие представители оппозиционной коалиции. Кроме того, я была уже немного знакома с людьми из этого движения, о котором снимала в 2003 году свою дебютную короткометражку "Да, смерть", действие которой происходило в бункере этой, тогда не запрещенной, партии. Фильм был о подполье - как в фигуральном смысле, так и в буквальном. То есть я уже имела представление о том, из каких человеческих типажей состоит эта организация. И когда решила снимать новый фильм, то поняла, что героями должен быть кто-то из них.

- Всегда ли герои этого фильма охотно шли с вами на контакт ?

- В целом, да. Но уже во время съемок, весной 2007 года, когда эту партию признали экстремистской и запретили, начались трудности: ситуация стала более закрытой для камеры, началась вполне понятная паранойя у героев, начались препятствия для съемок тех или иных эпизодов, где запрещенные собирались "больше двух". Увы, оппозиция с большей охотой подпускала к себе съемочные группы новостных каналов, желательно, конечно, западных. Мол, вот они завтра выпустят в эфир репортаж, это нам на руку - пиар. А вот что вы там снимаете, - непонятно.

- У большинства наших людей сложился стереотип восприятия лимоновцев как сборища жутких монстров. Не ощущали ли вы внутренний диссонанс с их средой, да и просто страх, когда оказывались в их "логове" ?

- Диссонанс я, конечно, ощущала, как, впрочем, всегда, когда погружаешься в иную субкультуру, но никогда не пыталась мимикрировать, приспосабливаться: это было бы нелепо, глупо, и мне на тот момент попросту было не до таких стратегий. Что касается чувства страха, то истории съемок других моих документальных фильмов иногда преподносили гораздо более удивительные, опасные и пугающие встречи, нежели те, которые были в процессе съемок "Революции, которой не было".

- Например ?

- Разные бывали ситуации и герои. Однажды в поисках темы, истории, героев для фильма я жила какое-то время в чеченском депортационном лагере под Варшавой, где не к каждому можно было просто подойти, тем более с камерой. А я была там с камерой. Или как-то раз на съемках одного несостоявшегося в итоге фильма мы с оператором оказались в компании довольно агрессивно настроенных зэков. Правда, они нам в итоге и помогли. В общем, много было пересечений с так называемыми "асоциальными элементами", у которых короткая дистанция между словом и ножом, и просто маргиналами и безумцами всех мастей. А страх - он всегда со мной, но это, скорее, метафизическое состояние. Документалисту нужны и страх, и фобии, и комплексы, потому что это хорошая питательная среда для творчества. Человек, лишенный грехов, страстей и маний, вряд ли будет заниматься таким странным делом, как кино, и тем более документальное. Потому что, снимая документальное кино, ты постоянно взаимодействуешь с жизнью, и надо быть очень живым самому, чтобы трансформировать через свое сознание этот жизненный поток. Будучи же устроенным иначе, можно просто ходить к десяти утра в офис, растить детей, ездить отдыхать и жить нормальной человеческой жизнью.

- Приходилось ли вам когда-нибудь в процессе съемок пользоваться своими женскими чарами ?

- Нет. Наверное, у меня просто не хватает мозгов использовать свои чары. Или, наоборот, хватает, чтобы их как раз не использовать. На съемочной площадке я вообще, по-моему, становлюсь довольно отвратительным существом. Съемочный процесс документального фильма - сплошь стрессовая ситуация, слишком многое зависит от удачного стечения обстоятельств, от интуиции. Любая мелочь, незначительное препятствие извне может повлиять на результат. Это же не игровое кино. В документальном кино ты все время хватаешься за воздух. Как бы ни было хорошо все продумано заранее, как бы ни была хорошо организована экспедиция, какая бы прекрасная команда ни была - у тебя никогда нет гарантии, что ты снимешь этот кадр, этот эпизод и так далее.

- То есть на съемочной площадке очаровательная юная Алена превращается в железную леди Полунину ?

- Нет, иногда Алена превращается в психопатку, я знаю это за собой. К сожалению, те, кто со мной работает, тоже это знают. Но это мой единственный недостаток. Шучу.

- Не вызвало ли в героях недоумения, что их снимает не умудренный опытом зубр-документалист, а хрупкая девушка ?

- Ну я наслушалась всякого по этому поводу. И, в общем, давно не обращаю на это внимания. Но во время съемок "Революции..." больше всего доставали телевизионщики, снимавшие свои новостные сюжеты: мол, эй, девчонка, подвинься! Я на такое огрызалась, конечно, как злобный волчонок. И еще ревновала, когда на первом же Марше несогласных увидела кучу камер, решив, что это все - конкуренты-документалисты, такие "дети лейтенанта Шмидта".

- А случались ли конфликты с "объектами исследования", в том числе в процессе съемок "Революции..." ?

- Да, был как-то раз у меня конфликт с одним из главных героев, тем самым "отступником", который изменил своей партии, поменяв политическую "церковь" на религиозную. Герой, конечно, был в растерянности от какого-то моего не самого справедливого наезда, а это у меня просто сдали нервишки в какой-то момент полного бардака - срывалась съемка, не хватало денег, наслаивались бессонные сутки одни на другие... Признаюсь в этом со стыдом.

- Вы сказали, что в документальном кино многое зависит от привходящих факторов. Часто ли бывает так, что ваш первоначальный замысел кардинально меняется в зависимости от внешних обстоятельств ?

- Да, конечно. Например, когда я работала над документальным фильмом "Святое место", который снимался в Польше в католическом санктуарии, превращенном в туристический Диснейленд с религиозным уклоном, замысел сильно изменился, потому что герой пришел к нам сам. Мы снимали, и за нами увязался странный долговязый мальчик. Сначала он активно нам мешал работать. К тому же от него ужасно пахло. Выяснилось, что он хочет быть ксендзом, а пока работает в Святом месте мусорщиком, целый день проводит на помойке - так он проходил что-то вроде послушания. В итоге он заменил звукорежиссера, которого в тот день у нас как раз не было, я всучила ему звукорежиссерскую удочку, объяснив, что надо с ней делать. Собственно, к тому моменту мы уже все сняли, а маневр с удочкой был для того, чтобы он перестал путаться под ногами. Приглядевшись, я поняла, что именно этот мусорщик и должен быть главным героем фильма.

И на съемках "Революции, которой не было" у меня была проблема: поначалу я очень держалась за свои собственные представления о том, в какую сторону должна идти эта история. Но в какой-то момент, к счастью, поняла, что лучше последовать за тем, что предлагает жизнь. Во мне есть этот дурацкий волюнтаризм, заставляющий держаться за первоначальную концепцию. Но документальное кино хорошо тем, что оно тебя учит смирению. Учит дышать в унисон с реальностью. И это непросто, это - как поймать волну. Если ты ее поймал, то это невероятный кайф: дальше все начинает складываться, тебе везет, ты мысленно выстраиваешь целые монтажные фразы, меняешь сценарий. На таком драйве можно все.

- Это, наверное, сродни актерской импровизации ?

- Да, но, как известно, любая импровизация должна быть тщательно подготовлена. Многие думают, что документальная кино - это пение акына: приехал, снял, и все само собой вдруг спонтанно получилось на экране. На самом деле за этим стоит серьезный процесс, и нужна постоянно внутренняя мобилизация. Если ты идешь в верном направлении и не надуваешь щек, считая, что это ты создаешь кино без участия реальности, то ситуация сложится благодарно: тебе удастся оказаться в нужном месте в нужное время и что-то удачно снять.

- Изменили ли вы отношение к героям после съемок фильма ?

- Безусловно, потому что они раскрылись с иной стороны. Хотя, может быть, мне лишь показалось, что я их поняла. После съемок герои фильма уже не посторонние тебе люди. Мне, конечно, интересно знать, как у них складываются дела сейчас, но я не интересуюсь, потому что есть какой-то внутренний ограничитель: фильм снят, эта история остается на экране. А что касается простого человеческого отношения, то я видела их искренними и фальшивыми, правыми и неправыми - с моей, разумеется, точки зрения. И поэтому в моем отношении к ним нет ни идеализации, ни осуждения.

- Видели ли фильм лимоновцы и другие герои "Революции, которой не было" ?

- Да, два главных героя увидели фильм спустя полгода после премьеры, и это была волнительная и даже стрессовая ситуация. Фильм им понравился. Они смогли преодолеть сложное чувство, наблюдая себя на экране. В фильме они изображены не комплиментарно. Но у них хватило внутреннего великодушия принять такую трактовку их жизни. Мнений же других героев я не знаю.

- Вас не смущала ненормативная лексика, иногда звучавшая в устах одного из героев ?

- Во-первых, это не актер, а герой документального фильма. Его мат был эмоциональной реакцией на произошедшее событие, и, видимо, человеческих слов у него тогда просто не нашлось. Да и мата-то в фильме немного: там есть только один эпизод, где вся речь на чердаке состоит из одного матерного слова. Грех было бы не оставить этот эпизод в фильме. Когда мат усугубляет эмоциональность ситуации, то он возможен. Как говорил Шукшин: "Из песни слова не выкинешь".

- Было впечатление, что вам были более близки простые ребята, нежели лидеры - Лимонов, Каспаров, Касьянов .

- Да, это так. Лидеры были не настолько интересны. Они уже изрядно поработали над своим образом в истории и закостенели в псевдовеличии. В течение всего 2007 года они постоянно появлялись на публике в состоянии легкой истерики, не понимая, что со стороны все это выглядит странно и работает против них. У того же Каспарова и его ближайшего окружения поведение было какое-то не очень мужское, и если бы стояла задача сделать лидеров оппозиции героями фильма, то была бы велика вероятность карикатуры.

- Как вы думаете, может ли в принципе режиссер документального кино презирать или ненавидеть своих героев или он должен оставаться беспристрастным ?

- У меня не было такого опыта, когда я явно ненавидела бы своих героев, и даже если были такие персонажи, которые были мне антипатичны, то я все же пыталась их понять. Но такое вполне может быть, допускаю это. Документалист ведь тоже человек, имеющий право на симпатии и антипатии, он, наверное, может и возненавидеть того, кого снимает. Но все же трудно преодолеть себя и снимать фильм о человеке, который тебе омерзителен. Так что сочувствие всегда есть. Но иногда его нужно в себе подавлять, чтобы был "холодный нос" и человеческое сочувствие не помешало бы делу и трезвому анализу.

- Стало быть, никаких отношений после съемок, а тем более - дружбы ?

- В общем - да. Фильм снят. Многие документалисты любят бегать с этой своей гуманистической погремушкой, рассказывая о том, как они любят своих героев. Мне эта неопределенность терминологии кажется чем-то фальшивым: уж если ты так любишь своих героев - особенно это случается, когда речь идет о больных детях, старушках, инвалидах, бомжах, - то тогда ты должен разделить их тяготы и проявить дальнейшую заботу о тех, кто остался на своих помойках, в нищете и забвении после того, как ты снял свой фильм. Мне кажется, что не нужно с помощью документального кино пытаться спасти мир. Это вранье, поза и признак творческой импотенции. Вот когда я защищала на Высших режиссерских курсах свой диплом документальным фильмом "Женщины сверху", некоторые именитые мастера, багровея лицом, кричали на обсуждении, что съемочная площадка - это амвон, а кино - это проповедь. Меня такие вещи ужасно раздражают. Надо понимать, что, с одной стороны, есть профессия, есть магические тени на экране, а с другой - есть жизнь со своей правдой и обстоятельствами. И не надо преувеличивать влияние кинематографа на нее.

- Какие "тени на экране" появятся в ваших новых фильмах ?

- Делиться планами не буду, потому что проверено: расскажешь, а потом отчего-то не срастается. Идея есть, но она - в подвешенном состоянии: пока нет продюсеров. Я немножечко нервничаю, потому что их поиск тянется уже несколько месяцев. А снимать очень хочется.

- А что обычно происходит на первоначальной стадии создания фильма? Вы сами бегаете, ищете деньги ?

- Да, конечно.

- Стало быть, вы еще и продюсер ?

- Опыт самопродюсирования у меня тоже есть, но это не совсем то, что нужно. То есть речь, скорее, идет о создании кино на свои собственные скромные средства. Но когда у тебя в голове возникает конфликт между режиссером и продюсером, это кошмар. Так что продюсировать должны все-таки специальные люди. Но документальное кино в нашей стране сейчас никому не нужно. Речь идет, конечно, об авторском кино, а не о телевизионной продукции.

- Как вы думаете, будет ли прокатная судьба у вашего фильма "Революция, которой не было" ?

- К сожалению, прокатной судьбы пока не получается. Вначале продюсеры хотели договориться о прокате в Европе, в первую очередь в Финляндии, поскольку один из продюсеров фильма - финн. Но финские прокатчики не рискнули, сочли фильм пропутинским, у них же русская оппозиция подается в СМИ как героическая, а в моем фильме все слишком неоднозначно. Но я рада, что во Франции и на франкоязычной территории Швейцарии зрители фильм осенью должны увидеть.

- А наше ТВ не купит ?

- Да что вы, такое невозможно себе представить! На нашем ТВ мимо формата мышь не проскочит, не говоря уже о целой картине. Ничему живому и свежему там места нет. Вообще, документалисты в России - это странная секта, которая сидит в малоосвещенной пещере, что-то делает, а потом это видят только члены этой секты или узкий круг интересующихся. Одна радость - фестивали.

- Вот вам идея для нового фильма: жизнь "секты" кинодокументалистов !

- Идея, конечно, заманчива, но я пока к этому не готова. Хотя надо обдумать, может получиться трагикомедия. Если что, я в титрах укажу вас как автора идеи.

ПОД ЗАНАВЕС

• АЛЕНА ПОЛУНИНА: Документальное кино учит смирению
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 3 по 9 декабря
• Человек родился