Большой стиль

Илья Сельвинский вне стихов

Дмитрий БАВИЛЬСКИЙ

Столетний юбилей - штука серьезная. Тем более что для своего времени Илья Сельвинский был, как теперь говорят, культовой фигурой. Помните Багрицкого: "А в походной сумке спички да табак, Тихонов, Сельвинский, Пастернак..." Звучит парадоксально, но стихи в судьбе каждого большого поэта - вообще-то не самое главное. Куда существеннее масштаб личности, а также символы и знаки выраженной ими эпохи. Пусть о стихах говорят критики и историки. Можно просто взять книгу, стихи скажут сами за себя. В юбилейный день хочется вспомнить самого поэта, человека, за всеми этими текстами во весь рост встающего.

Заметки эти написаны на основе устных рассказов дочери поэта, Татьяны Ильиничны, известного театрального художника. Из большой жизни большого человека мы выбрали несколько черточек и эпизодов. Хотелось вспомнить интересную личность. Каким он был, чем и как жил.

Две мечты

Илья Сельвинский имел две мечты. Чтобы какой-нибудь пароход назвали его именем и чтобы какая-нибудь песня на его стихи считалась народной.

Пароход "Илья Сельвинский" появился. Правда, уже после смерти поэта. К юбилею симферопольская обсерватория собирается его именем звезду назвать.

С песней, кажется, мечта тоже состоялась. Дочь поэта, Татьяна Ильинична, сама слышала, как кто-то обсуждал в метро песню "Кони-звери". Мол, музыка Блантера, а слова народные. Если мечты осуществляются, значит, жизнь удалась?

Начало

Семья Сельвинских происходит из Симферополя. Отец Ильи был состоятельным скорняком. Разорился он, когда сыну было пять лет. Но все старшие сестры (их было шесть) успели получить высшее образование.

В гимназии учился споро, перескакивал через классы. Творческие задатки проявил рано. Особенно пестовал его учитель рисования, хотел, чтобы Сельвинский шел учиться именно по этой линии. О том же, в свою очередь, мечтал и учитель музыки. Но мама считала, что Илья должен стать фармацевтом, - тогда это было верхом престижности, доступной бедному еврею. Склянки и порошки не особенно его волновали: с детства Илья точно знал, что его призвание - это литература. И каждый день, начиная лет с 14, он записывал несколько четверостиший.

Студия стиха

Одна из его лучших прозаических книг - "Студия стиха". Он был весьма образован и считал, что профессионал должен уметь делать все. Обижался на молодежь: "Все эти молодые Евтушенки считают, что не должны знать ямбов и хореев..." В "Студии стиха" есть объяснение того, как пишутся четверостишия: две первые строки происходят от таланта, третья идет от мастерства, а четвертая - от бездарности. Задача поэта - как можно лучше спрятать эту четвертую строчку. Но сам он своим теоретическим выкладкам не особенно-то и следовал. Считал, что в хорошем стихотворении не должно быть ярких рифм: ибо они только отвлекают от сути. Когда Сельвинский получил роскошную дачу в Переделкине, то под кабинет забрал комнату на втором этаже. Светлую и просторную. Под окнами была веранда, где все время возились дети. Как вспоминает Татьяна Ильинична, возмутился он только один раз. В очень тактичной форме: "Пожалуйста, только не шепчитесь. Не кричите, но и не шепчитесь, разговаривайте нормально: тогда я не слышу. Потому что, если шепот, начинаю прислушиваться".

Характер

У него был идеальный характер. Особенно до войны. Хотя, скажем, с редакторами он воевал всю жизнь. Один раз попросил Тату отвезти папку в издательство. Редактор посмотрел на ребенка с жалостью: "Боже мой, как же вы с ним живете?" Но это у него с редакторами был страшный характер, а дома... А дома царил культ его жены Берты. Ходила она королевой. Рядом всегда суетились работницы, бабушки: двор. А также сторож и шофер. По советским меркам поэт Сельвинский был человеком состоятельным, зажиточным. А все - упорный, каторжный труд и психология хозяина, мужика, который должен всех своих близких накормить и обеспечить.

Сам он по дому, понятно, ничего не делал... Хотя в первое после женитьбы время и стирал, и полы мыл. Никогда не допускал, чтобы жена таскала авоськи с продуктами. Носил их сам. Никогда не мог сесть в присутствии стоящей рядом женщины. В любом возрасте, даже уже когда девушки уступали ему место. Всегда подавал пальто - и жене, и дочерям. Осыпал комплиментами. "Ой, на тебе что-то новенькое надето..." Это могло быть какое-нибудь старенькое платье.

Но под взглядом его оно мгновенно превращалось в самую модную новинку.

Женщины

Сельвинский очень любил женщин. Об этом знает любой, кто хоть раз открывал его поэтические сборники. Раздел "Любовь" в них, как правило, самый объемный и темпераментный. Поэтому, сейчас уже можно об этом говорить, он изменял жене.

Поэт! Но потом его долго мучила совесть, и он был еще лучше. Внимательнее. И покладистей.

Притом в семье отношения были всегда действительно прекрасными. Берта досталась ему с большим трудом: добивался он ее три года. И вообще считал, что любовь возникает только через препятствие.

Он говорил: "Она мне так трудно далась, что этой любви мне хватило на всю жизнь".

Храбрость

В 19 лет он вступил в красногвардейский отряд и воевал под Перекопом. Дважды сидел в тюрьме: во время англо-французской оккупации Крыма и при Врангеле. В нем все время жила жажда новых ощущений, истовая страсть к перемене мест. Она и гнала его по стране.

Так, в начале 30-х плавал собкором "Правды" на ледоколе "Челюскин", на собаках прошел с чукчами по льдам Ледовитого океана до мыса Дежнева. Как только началось освоение целины, Сельвинский вдвоем с маленькой дочкой на месяц рванул туда. На фронте (Крымское и Кавказское направления, затем Второй Прибалтийский фронт) отличался особой храбростью. Однажды он прислал домой прощальное письмо: ухожу в атаку. Потом рассказывал, что его послали агитировать солдат пойти в атаку. Естественно, что он записался первым. Очень переживал, что его не пустили в Берлин: не увидел победы и потому не написал о войне то, что мог бы написать. Он же эпик был. Большой стиль разрабатывал.

Сталин

Все знали: Сталин любит двух поэтов - Пастернака и Сельвинского. И любовь эта дорогого стоила.

Илья Львович знал, что на него существует огромное досье (один из его учеников на допросе видел). Это было ужасно: все ждали ночных звонков и с чувством этим жили. Из скованного страхом города укрывались на даче. Но в Переделкине ряды соседей редели еще быстрее. Ясенский, Пильняк...

Кроме Сталина, стихи Сельвинского очень любил член Политбюро Щербаков. Он его прикрывал, например, после "Пушторга", когда Сельвинского крыли во всех газетах разом. Гонения были чудовищные. Маленькая Тата выходила во двор, а все домработницы читали газеты с оргвыводами.

Как всегда, спасла жена. Она пошла на вокзал, купила билеты. И они уехали на юг, где газет не было. "Чтобы нас никто не отыскал", как тогда же написал другой поэт.

После всей этой истории его вызвал Щербаков и спросил, чего поэт Сельвинский хочет. Поэт Сельвинский ответил, что хочет поскучать по России. Шел 1933 год. Но Сельвинского не расстреляли, а в компании трех поэтов (Кирсанова, Луговского и Безыменского) отправили в турне по Европе.

Заседание Политбюро

На фронте Сельвинский написал стихотворение, посвященное России: "Она пригреет и урода". Разумеется, все бдительно поняли, кого он имеет в виду. Как в анекдоте. Дальше, больше. Если строка про "урода" обращалась к генералиссимусу, то "Грачи степенны как крестьяне" - к Калинину.

Вина поэта была столь велика, что устроили специальное заседание Политбюро. Слушали персональное дело Сельвинского. Илью Львовича вызвали из действующей армии, пригласили в Кремль.

Маленков председательствовал. Сельвинского чистили и критиковали, когда тихо вошел Сталин. Так же тихо он выслушал речи товарищей по партии и, уходя, сказал: "С этим человеком обращаться нужно бережно - его любил Бухарин". Сельвинский сыграл тогда в немножко наивного, не от мира сего поэта. Когда проработку продолжили, он сказал: "Вы же слышали, что сказал Иосиф Виссарионович!"

После заседания Политбюро про него точно забыли. И два года, 1943-й и 1944- й, он провел дома. Но сидеть на одном месте было не в его правилах. Тогда Сельвинский написал стихотворение, посвященное русской пехоте, послал в ЦК с просьбой вернуть его на фронт. Его и вернули в район боевых действий, где он был несколько раз ранен и контужен.

Диалектика

Перед войной Сельвинский вступил в партию, что оттолкнуло от него массу народа. Как-то он сказал дочери: "К сорока годам меня уже сломали, со мной уже все было кончено..."

Татьяна Ильинична считает, что особенно успешным советским поэтом ее отец все-таки не был, поскольку не получал того, что, как он считал, заслуживал. Ни одна книжка Сельвинского не выходила без борьбы. Но с трудностями и сопротивлением вышли почти все. Это Сталин сказал, что Сельвинский мог бы быть великим поэтом, но, к сожалению, он не понят народом. В своих заочных спорах с вождем (а портрет Сталина стоял на его рабочем столе) Илья Львович все время доказывал вождю, что он истинно народный поэт.

А как же иначе, ведь именно он сотворил важную вещь - написал русский былинный эпос "Три богатыря", в котором объединил разрозненные отрывки в одно целое. Там, среди былин, в основном подлинных, есть и им, Сельвинским, написанные.

Сделал он это, разумеется, по собственной инициативе, из одного только восхищения величиной большого стиля. Но, написав, ждал вполне закономерного, как ему тогда казалось, признания: это ж целая "Калевала", целый "Манас"! Но творческий подвиг замечен не был. И впервые "Три богатыря" были изданы лишь после его смерти. Конечно, это его мучило. И он снова бежал в историю, в драматические произведения, уходил в них с головой.

Друзья

А еще были друзья. Долгие годы Сельвинский был близок с Корнелием Зелинским, теоретиком группы конструктивистов, культурным и обаятельным человеком. Когда кинодокументалист Филатов, делая фильм, рылся в архивах, Сельвинские узнали, что, как и многие другие, Зелинский был к поэту приставлен.

Будучи лидером конструктивистов, Илья Львович частенько собирал у себя авангардных поэтов. Инбер (с ней у Сельвинского тоже был роман), Луговской, Багрицкий, Зелинский, Адуев, Агапов... Спорили до утра, вырабатывали новую эстетику.

Но когда за конструктивизм начали бить, его все предали. Разбежались. Один Адуев пришел. Когда Берта Яковлевна увидела Адуева, из всех конструктивистов наименее интересного, она заплакала. И Адуев понял, почему она заплакала... Филатов доказывает, что Адуев был следующим осведомителем.

Одно стихотворение

Все они были искалечены, с одной стороны, временем, с другой - творческими амбициями. Хоть Пастернак и писал "Быть знаменитым некрасиво...", он тоже, как все, хотел славы. Хотел вписаться в "красоту века", сочинив статью для "Правды". Сельвинский тоже написал такую верноподданническую статью. Но когда он прочел ее жене, та устроила ему истерику, порвала. Но во время гонений на Пастернака, когда они уже сходили на нет, без особой на то надобы или заказа, Сельвинский неожиданно пишет и печатает одно стихотворение.

Ничего грубого в нем не было, только фраза про огонь, который был чист, пока его не замарали... Почему ему надо было это написать? И тем более печатать? Тогда от него отвернулись многие его ученики.

Госпремия

Несправедливостей было много. Сельвинский, например, очень хотел получить Сталинскую премию. Или стать академиком. Притом что реально знал, кто он. Понимал себе цену.

Маленькая Тата удивлялась: "Папа, зачем тебе это?" А все было просто. Звания давали деньги. А он, поэт, все-таки не хотел много о них думать. Обычно за строку платили рубль сорок, а лауреату Сталинской премии - уже по 2 рубля за строку, и так далее.

Его постоянно вносили в наградные списки, и когда-нибудь он обязательно должен был ее получить. Один раз Сталин даже поинтересовался: "А почему нет товарища Сельвинского?"

Тихонов, который был тогда председателем Комитета по госпремиям, выкрутился. Мол, песня лучшая его еще не спета. Но тем не менее в список претендентов вставил. Но на следующий год Сталин умер.

Татьяна Ильинична лукаво улыбается: "Поэтому, когда за спектакль "Без вины виноватые" в Вахтанговском театре мне давали Госпремию, я начала говорить с Ельциным. Он перепугался: в этот ответственный момент многие обращаются к нему с неподъемными просьбами. А я ему только-то и сказала, что вот мой отец мечтал получить эту премию, но не получил. А получила ее я. Поэтому теперь я получаю ее как бы за себя и за него тоже.

"Но у меня такое ощущение, - смеется Татьяна Ильинична, сильно похожая на Илью Львовича, - он так и не понял, про кого я говорю, и кем когда-то мой отец был".

КУРСИВ МОЙ

• Большой стиль
  Илья Сельвинский вне стихов
• Премия: версия-99
  Выборы "Писателя года" не обошлись без скандала