Балеты Ноймайера - всегда событие
На фестивале в Гамбурге - особенно
Екатерина БЕЛЯЕВА
Гамбург - Москва
 |
Джон Ноймайер |
Если накопилась усталость от бесконечных редакций и восстановлений балетов Петипа или ювелирной роскоши бессюжетного Баланчина, стоит посетить Гамбург, где каждое лето проходит балетный фестиваль - Hamburger Ballett-Tage, на котором Джон Ноймайер, его режиссер и вдохновитель, показывает свои лучшие хореографические работы. В этом году фестиваль прошел в двадцать шестой раз и был посвящен легендарному русскому танцовщику Вацлаву Нижинскому, скончавшемуся в Англии пятьдесят лет назад. К открытию Ballett-Tage Ноймайер приурочил традиционную премьеру фестиваля - собственный балет "Нижинский" на музыку Шостаковича и Римского-Корсакова.
В начале семидесятых, когда Ноймайер поставил свои первые полные балеты - "Ромео и Юлия", "Щелкунчик", "Дон Жуан", - о его постановках говорили как о литературно-симфонических балетах большого стиля. Он и сам, получив классическое университетское образование, чувствовал себя обязанным традиции. Но уже в этих первых балетах традиционными оставались только форма и название - содержание зачитанных литературных шедевров трактовалось в балетах Ноймайера согласно оригинальному замыслу хореографа.
 |
Сцена из спектакля "Иллюзии как Лебединое озеро" |
Сенсацией стал выпущенный в 1976 году балет "Иллюзии как Лебединое озеро". Ноймайер меняет сюжет балета так, что в реальности нет ни озера с лебедями, ни заколдованной принцессы-лебедь, ни черной принцессы-двойника, ни Ротбарта - их искаженные тени ненадолго персонифицируются в болезненном сознании главного героя. Ноймайер выводит на первый план мужской персонаж - баварского короля Людвига II, чей образ, усиленный черным двойником, оттесняет привычный двойственный женский образ Одетты - Одиллии. Партии короля и его невесты, принцессы Наталии, танцевально не очень сложны, гораздо важнее их психологическая нагруженность. Необходимо постоянно помнить, что это реальные исторические персонажи - безумный Людвиг II и его вечная жалкая невеста. Три героя антимира - Ротбарт, Охотник за бабочками и Человек в тени - сливаются у Ноймайера в единый образ дьявола-соблазнителя. На нынешних Ballett-Tage партии Короля и Человека в тени танцевали гамбургские премьеры-близнецы, чехи Иржи и Отто Бубеничеки. Невероятно похожие друг на друга внешне и, судя по списку партий из их "послужного" списка, взаимозаменяемые сценически, близнецы неожиданно дали новую интерпретацию этим и без того перенасыщенным подтекстами образам - в откровенном финальном дуэте в какой-то момент становится непонятно, кто Король, а кто преследователь, и создается впечатление, что экс-монарха преследует двойник-самозванец.
 |
Сцена из спектакля "Третья симфония Малера" |
Такая расстановка сил, когда танцовщик-премьер оказывается сюжетным центром спектакля, а балерина - лишь малой частью его мечтаний или искомой половиной его томящегося духа, станет обычной в балетах Ноймайера. Это не значит, что женские партии носят вторичный характер. Но если в центре балета есть герой, перед которым стоит проблема выбора, - амплуа балерины сужается, она подчиняется воле более сильного, и ее танец носит, скорее, пассивный характер. Эта грань очень хрупкая и в балетах-симфониях трудноразличима, если не знать предыстории. Так и в "Третьей симфонии Малера", которую Ноймайер специально восстановил к фестивалю. Когда понимаешь, о чем балет, перед глазами возникает силуэт философа-мечтателя из четвертой части симфонии и балета. В 1974 году Ноймайеру предложили сочинить балет для гала, который должен был состояться в Штутгартском театре в память Джона Крэнко. Ему попалась четвертая часть Третьей симфонии Густава Малера. Оригинальное ее название - "Что мне рассказывает человек" или более раннее "Что мне рассказывает ночь". Ноймайер называет этот короткий балет "Ночь" и посвящает Крэнко и труппе, которую он возглавлял. Музыковеды выделяют в Третьей симфонии шесть самостоятельных музыкальных голосов, которые отвечают ее шести частям, где четвертая отдана соло церковной музыки как постоянного оппонента музыки народной. Так Ноймайер проходит мимо Второй симфонии Малера - поэмы смерти и вечного возрождения, навеянной грустной картиной похорон друга, композитора Ханса фон Бюлова. Метафора показалась ему слишком явной, тем более что у него была совсем другая идея - он хотел показать три грани взаимоотношений в балетной труппе и предпочел сакральные откровения Третьей симфонии поминальному лейтмотиву Второй. Эту часть, давшую начало новому балету, по традиции танцуют только прима и премьеры, в этом году это были Лаура Каццанига, Ллойд Риггинс и приглашенная звезда - аргентинец Максимилиане Герра.
 |
Сцена из спектакля "Золушка" |
Из работ начала девяностых Ноймайер показал "Историю Золушки" - не детский балет-сказку, а скорее, балет-притчу об аутсайдерах. Сам Ноймайер утверждает, что пленился одновременно и партитурой, и либретто - ему казалось, что абсурдистская музыка Прокофьева дает так много ложных ожиданий и неожиданных решений, что с детства любимая и знакомая сказка может получить совершенно новое наполнение. Хореограф не вносит серьезных изменений в сюжет - он заставляет измениться зрителя, который привык к сюжету с известной моралью. Это не история со счастливым концом, где герои в конце поженились. Ноймайер соединяет героев, но заставляет их пройти более сложный путь - путь становления и поисков самих себя, как у шекспировских героев. Принц, подобно Королю из "Иллюзий", не находит себе места во дворце. Судя по одежде и манерам, он художник, и его богемное увлечение не устраивает окружающих его министров. Один раз увидев девушку в траурном платье на кладбище, он теряет покой - только она может спасти его от дворцовой рутины. Золушку же влечет мир светских развлечений - она изнемогает под непосильным домашним трудом. Философски напряженная ситуация несколько разряжается только на балу, где Принц и Золушка исполняют дивный дуэт незнакомцев. И это не похоже на первый танец Ромео и Джульетты в одноименном балете, здесь нет напористого Ромео и наивной Джульетты - это, скорее, танец воссоединенных на время душ.
Всего на фестивале Ноймайер показал семь своих спектаклей. Помимо названных, там были "Мессия" на музыку Генделя - премьера прошедшего сезона, "Барток-Картины" и известный москвичам по гастролям Гранд-опера в 1991 году "Сон в летнюю ночь" на музыку Мендельсона. Заданные темы захватывают почти все сферы философии, литературы и музыки одновременно, предоставляя зрителям бесконечную свободу интерпретации.