Дух милосердия, правды и свободы

Наш народ крещен, но не просвящен

МНЕНИЕ

Александр НЕЖНЫЙ
Фото С.ПОТАПОВА

Статья известного публициста Александра Нежного продолжает дискуссию о роли российской интеллигенции в духовном воспитании общества, которую открыли

статья Сергея Филатова "Концерт культур и хоровод религий" (№ 34), эссе Бориса Васильева "Прощай, Россия!" (№ 35) и статья Евгения Ямбурга "Как спорим? Как верим?" (№ 36).

Сергей Александрович Филатов с некоторой, мне кажется, простодушной наивностью замечает, что "религия не может оставаться в стороне от вопросов: "Почему мы так живем?" и "Как жить дальше?". Вдобавок он почему-то полагает, что эти терзающие человечество от Адама вопросы имеют особенное значение именно в наши дни. Ей-богу, я не хочу даже и малого камешка бросить в огород автора статьи, приглашающей к очень большому и очень важному разговору. Я просто хочу напомнить, что великие религии давным-давно дали исчерпывающие ответы по всем главнейшим пунктам человеческого бытия.

Как жить? Друзья мои, прочитайте хотя бы заповеди, данные Господом Моисею на горе Синай. Перечитайте Нагорную проповедь, в которой мудрость Земли окрылена вдохновением Неба. Ежели будет позволительно привести в пример мой собственный, крайне скромный духовный опыт, то парадоксально - великие блаженства всегда вызывают во мне знобящее ощущение неисчерпаемой глубины Слова и вместе с тем совершенно ясное указание по строительству собственной жизни. Именно там, в Нагорной проповеди, дана нам молитва, которой научил нас Спаситель. И кто со смиренным, виноватым и любящим сердцем произносит: "Отче наш!", тот, скорее всего, знает, как ему прожить свою краткую жизнь и перейти в вечность, дабы поселиться в Доме Отца.

Что же до второго вопроса, которым, по мнению С.А. Филатова, должна быть особенно обеспокоена религия, то опять-таки: еще пророки древнего Израиля бесстрашно обличали свой народ и указывали на свойственные ему пороки и грехи как на первопричину всех его бедствий. "Омойтесь, - призывает Бог устами пророка Исаии, - очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову" (Ис., 1, 16-17). И разве не к нам, вступившим на порог третьего тысячелетия, обращены эти слова?

Справедливо оценивая уникальную миссию религии - но совершенно напрасно, вскользь замечу я, ставя знак равенства между ней и идеологией, - С. А. Филатов, как и всякий искренний человек, испытывает, мне кажется, некое тяжкое недоумение. В самом деле: христианству две тысячи лет. Тысячу лет назад во Христа была крещена Россия. Вечные ценности - добро, милосердие, сострадание, справедливость, любовь - отчего не они определяют образ нашей жизни? Да, был мучительный разрыв с верой отцов, длившийся семьдесят лет, оставивший после себя море крови, тысячи разрушенных храмов и вырастивший не одно поколение людей, твердо усвоивших, что религия есть опиум народа. Но было бы тяжкой исторической и нравственной ошибкой списывать все уродства нынешнего российского бытия исключительно на мрачный счет тоталитарного государства. Причины куда глубже. Если говорить кратко и очень кратко, то они - в забвении Христа как Пути, Истины и Жизни.

Тревога богооставленности, боль о Церкви, по слову Достоевского, находящейся в параличе, стремление к вечной правде Евангелия - именно это побудило Д. Мережковского и 3. Гиппиус открыть в Петербурге в начале века религиозно-философские собрания (1901-1903), которые возобновили свою деятельность под именем религиозно-философского общества в 1907 году. (В 1917-м оно, разумеется, прекратило свое существование). И от собраний, и от общества нам в наследство остались собранные в книги доклады и выступления их участников. Едва ли не каждое имя - знак в истории отечественной культуры. И едва ли не в каждом слове - мысль о необходимости перемен в Церкви, о благотворности ее разрыва с государством, о духовном воспитании народа, который был крещен, но не просвещен.

Не об этом ли думаем и мы сегодня? Не с этими ли надеждами обращаемся к Церкви? Не от нее ли ждем - или, по крайней мере, ждали - великих уроков мудрой терпимости, бесконечного сострадания и неустанного творения добра?

Оглядываясь назад, с горьким чувством спрашиваешь себя: да неужто и впрямь было в нашей жизни это дивное предчувствие великих перемен, которые непременно принесет России вышедшая из клетки Церковь. Неужто даже и тень сомнения не омрачала в те дни ожидания добрых плодов евангельского посева? Неужто никто не колебался тогда в твердой уверенности, что пережитые в двадцатом столетии страдания, общая неволя и память о мучениках навсегда избавят нас от злобной нетерпимости, высокомерной гордыни и обожествления идола государства? Истинно: так - или почти так - было. К чему торжество православия, ежели, сойдя с коммунистической Голгофы, оно денно и нощно не будет звать народ ко Христу - Богу и Человеку? Ежели новый обладатель куколя и жезла наподобие своего сдавшегося властям и поздним страстям предшественника пренебрежет главнейшим долгом Патриарха и не будет с мощью пророка обличать государственные промахи, грехи и злодейства?

Православие, с которым мы теперь так носимся, о верности которому трубим на всех перекрестках, вовсе не повод для национально-религиозной гордыни, а долг и национальной, и религиозной терпимости. Если век, принесший всему человечеству, в особенности же России, столько скорби, пройдет бесследно для нашего духовного возрастания, то век новый вполне может оказаться для нас и последним. Создатель и взыскивает, и милует - но терпение Его не беспредельно.

Среди тех, кого Советская Россия едва не сожрала, как чушка - своих поросят, и кого без малейшего сожаления отправила до конца их дней в изгнание, был Георгий Петрович Федотов, мыслитель, по-настоящему еще не прочитанный в России. Между тем его работы проникнуты не только верой в ее будущее, но и полны тревожных предостережений об опасностях, подстерегающих наше Отечество на путях его духовного возрождения.

Он чувствует, например, страшную угрозу в скрытой подмене религиозного начала национальным. Он говорит, что "национализм сегодня, как коммунизм вчера, сделался одним из самых ярких выражений сатанинских сил, господствующих в мире". Он утверждает, что "оцерковленное, оправославленное зло гораздо страшнее откровенного антихристианства". И разве все это не имеет самого прямого отношения к нашей действительности? Разве не вздрагивает в страхе и отвращении русская земля от мерного топота черных сапог доморощенных фашистов? Разве свастику уже не повенчали с православным крестом? И разве нам не стремятся внушить презрение к вере другого лишь потому, что он не исповедует православие? Верно, что Истина одна. Но прийти к Ней можно разными путями. В понимании этого - Бог, человечность и культура, ревностным пахарем которой всю свою жизнь был Федотов. Если я веду моих детей в православный храм, а мой литовский друг Юозас - в костел, означает ли это, что мои чада будут спасены, а его - прокляты? Когда в колымской промерзшей земле обретают кости погибших там невинных страдальцев, следует ли нам думать, что православные давно взяты на Небо, а какие-нибудь баптисты еще догорают в адском огне? И вернувшемуся на землю Сыну Человеческому будут ли так важны причины, из-за которых разделилась созданная Им Церковь?

"Церковь Христова, - пишет Федотов, - родилась как вселенская и жива лишь там, где вселенское сознание не заглохло".

Беда наша в том, что мы всех вокруг - а уж близких своих и подавно - хотели бы видеть похожими на себя. Но стричь всех под одну гребенку принято либо в армии, либо в лагере. Свободный человек и должен быть другим, а разнообразие и есть почва, питающая высокую культуру. То, что для правоверных католиков некогда знаменовалось ересью, стало протестантизмом, создавшим великую промышленность и выпестовавшим бесстрашную мысль и большую литературу. Пока стоит Россия, "Житие" огнепального Аввакума будет потрясающим примером русского слова. Религиозный бунт Льва Николаевича Толстого побудил очень многих задуматься о смысле жизни и поставил на тропу, которая в конечном счете привела их к Богу. Я хочу сказать, что присущие миру и человеку противоречия разрешаются либо в мощном творческом акте - и это благо, либо в революции, что хуже чумы. Христианское преодоление есть прежде всего дело творчества, свободы и любви, и к нему ни малейшего отношения не должны иметь ни Государственная дума с ее политическим своекорыстием, ни казенные ведомства с их пришибеевским стремлением немедля поделить всех и вся на белых и черных, своих и чужих, ни тем более современная инквизиция, в какие бы благородные одежды она ни рядилась. Сегодня запретим - завтра арестуем; сегодня лишим регистрации - завтра сошлем куда Макар телят не гонял; сегодня закроем дома молитвенных собраний - завтра откроем ворота лагерей. Третьего в нашем Отечестве не бывает.

В совсем недавние времена был в России священник, поистине человек Божий. Его звали Сергий Желудков, и я горько жалею, что не был с ним знаком, хотя мог бы: он умер в 1984-м, семидесяти пяти лет от роду. Он говорил о Церкви Христовой, что "это не просто сумма провинциальных христианских церквей", формальное единство которых вряд ли возможно. Есть, говорил он, единство реальное - единство Духа. "Есть Дух милосердия, правды, свободы - это Дух Святый, Дух Христов. И есть дух ненависти, лжи, насилия - это дух Диавола. По этим признакам разделяется все в нашем мире: это и есть настоящая граница Церкви Христовой". Мне кажется, что о. Сергий бесконечно прав.

МНЕНИЕ

• Дух милосердия, правды и свободы
  Наш народ крещен, но не просвящен

СЕНСАЦИЯ

• ВАЛЕНТИН ЯНИН, академик: "Новгород любит преподносить сюрпризы"

ХОЖДЕНИЕ ПО КАБИНЕТАМ

• Перепланировка: Триллер в пяти частях с прологом и эпилогом

КОНФЕРЕНЦИЯ

• Рынка пока нет - есть "процесс"
  Антикварные игры на берегах Волги