Виртуальная реальность, данная в ощущениях

В Москве завершился Первый Международный театральный фестиваль NET

Олег ЗИНЦОВ

Новый фестиваль прошел скромно и без лишнего шума. Десяток спектаклей, по большей части камерных, два десятка молодых режиссеров из Восточной Европы, обсуждающих работы коллег, и публика числом человек двести. Событие между тем называлось значительно - "Новый европейский театр". Сокращенно - NET.

До ноября 98-го Москва знала лишь один международный театральный фестиваль - Чеховский. Новорожденный NET выглядел не столько альтернативой, сколько дополнением к этому грандиозному мероприятию - своего рода off-программой, опоздавшей на полгода. Задача NET - представить театральное поколение, вышедшее на подмостки после падения берлинской стены.

В буклете английская аббревиатура названия набрана строчными буквами: net. Пафос отрицания, отчетливо звучащий в этом коротком слове, если произносить его по-русски, дополнен мотивом объединения, который нетрудно вычитать из прозрачного намека на всемирную компьютерную сеть - Internet. Хотели, чтобы было иронично и стильно. Получилось - неожиданно точно: фестиваль закончился, но реальность "нового европейского театра", похоже, осталась для российских зрителей вполне виртуальной.

Часть отобранных оргкомитетом спектаклей просто не удалось привезти в Москву - в разгар подготовки к фестивалю у нас случился кризис. В результате о репрезентативности программы можно было говорить лишь условно. Показанные на столичной сцене работы молодых режиссеров из Венгрии, Болгарии, Словении, Эстонии и Македонии, будучи вырванными из национального контекста, не составили той целостной картины, которая позволила бы всерьез оперировать понятием "новое поколение", подразумевая под ним не только возрастные рамки, но и некую общность мировоззренческих или эстетических позиций. Спектакли незаметно промелькнувшей фестивальной недели выявили больше различий, нежели сходства. Возможно, единственное, что по-настоящему объединяет их авторов, - отсутствие политической и социальной ангажированности. Для большинства из них театр - не трибуна и не кафедра. Скорее, лаборатория.

От фарса - к ритуалу

Фестиваль открылся спектаклем Софийского театра им. Ивана Вазова "На дне", поставленным в манере абсурдистского трагифарса. Режиссер Александр Морфов обошелся с хрестоматийной для всего бывшего "соцлагеря" пьесой Горького решительно: выбросил за ненадобностью четвертый акт, оставив лишь сакраментальную сатинскую фразу: "Человек - это звучит гордо", снабдил действие ироничным комментарием и текстами Даниила Хармса. Итог всех этих усилий оказался странным: спектакль превратился в обобщенную сценическую версию фильмов Эмира Кустурицы - с безудержным и грубым метафоризмом, специфическим балканским колоритом и музыкой, как будто аккуратно списанной с саундтреков Горана Бреговича к "Подполью" или "Времени цыган". Впрочем, несмотря на эту очевидную вторичность, в болгарском "На дне" были замечательные моменты.

Карнавальные похороны Анны, которую изображала кукла в человеческий рост, заканчивались пронзительной сценой: из гроба - огромного нелепого чемодана - вставала живая девушка в костюме ангела и, отчаянно размахивая бутафорскими крыльями, пыталась взлететь - под улюлюканье пьяных жителей ночлежки.

Вынужденная ограниченность программы NET не спасла фестиваль от досадных проколов: казалось, что иные спектакли попали в список участников по какому-то недоразумению. В македонском "Любовнике" ("Тхе Ловер"), представлявшем собой этюды начинающей постановщицы Зои Бузалковской на темы пьес Дэвида Айвса, Гарольда Пинтера и Кэрил Черчилл, при всем желании нельзя было обнаружить ничего, кроме ученической старательности. В недоумении оставил и Таллиннский городской театр, который привез в Москву спектакль Яануса Рохумаа с патетическим названием "Жизнь единственная и вечная", посвященный легендарному эстонскому актеру начала века Феодору Альтерману. Из буклета можно было узнать, что в студенческие годы Рохумаа сочинял смелые перформансы и делал пародийные импровизации на темы телевизионных шоу. Но спектакль, показанный на фестивале, был традиционен до оскомины. От авангардных построений не осталось и следа. Банальную и напыщенную пьесу о трагической судьбе артиста, написанную самим Рохумаа в соавторстве с Мари Туулинг, разыграли в духе постановок, приуроченных к национальным юбилеям.

Судя по фестивальным спектаклям, большинству молодых восточноевропейских постановщиков несвойственны радикальные жесты и стремление к эпатажу - даже в тех случаях, когда и то и другое необходимо. Частная продюсерская компания Е.Р.1. Center из Любляны (Словения) показала изобретательную и остроумную работу Себастьяна Хорвата "Ион". На авансцену выходят несколько мужчин и женщин в одинаковых черных костюмах и произносят почти не связанные друг с другом бытовые фразы на разных языках. Ощущение такое, будто слушаешь разом сотню международных телефонных разговоров. Время от времени актеры достают из карманов различные предметы или устраивают немыслимый галдеж, имитируя помехи в радиоэфире. Дальше начинается то, что в Европе принято называть "театром движения": молча, под аккомпанемент электронных шумов актеры совершают многозначительные действия - например, рисуют краской на полу велосипед или делают загадочные надписи на стеклянных ящиках. Все это в разных ракурсах снимают видеокамеры. Изображение пропускается через компьютер и, причудливо искаженное, проецируется на подвешенный в глубине сцены экран. В финале персонажи спектакля предпринимают робкие попытки человеческого контакта: взгляд в глаза партнеру, прикосновение, осторожный поцелуй. Это красиво, интересно и очень профессионально. Но чего-то все же не хватает.

Может быть, смелости переступить рамки хорошего вкуса? Впрочем, настоящий авангард на фестивале NET был.

Лучший спектакль программы оказался самым коротким - около сорока минут, - но название имел самое длинное: "Простая, правильная и честная жизнь рыцаря Трольда Векдраэля, проходящая в кругу любимых им женщин и заканчивающаяся смертью". Столь же вычурно именуется и показавшая постановку труппа из Будапешта: "Последняя черта, театральное содружество по защите общих интересов". Участники этого странного коллектива под руководством Ласло Фелхёфи-Кишш не только играют спектакли, но и сочиняют теоретические манифесты - как и положено уважающим себя авангардистам. Говорят, они иронизируют надо всем, в том числе и над самими собой.

Но "Простая жизнь Трольда Векдраэля" далека от пародии и гротеска.

Три персонажа: мужчина и две женщины. Узкий помост, по бокам которого сидят зрители. Ни единого слова. Только протяжное обрядовое пение. Рыцарь рождается, связанный с матерью веревкой-пуповиной. Взмах топора - и он готов отправиться в недолгое странствие, за которым следует свадьба, потом - смерть.

Ничего лишнего, случайного. Не быт, но бытие. Виртуозная актерская техника и предельная концентрация. Каждый жест исполнен смысла - и пронизан неизъяснимым трагизмом. Простая жизнь. Простая смерть. Театр, вернувшийся к своей первооснове - ритуалу.

Вышедшие из "Шинели"

Российская часть программы NET, не считая постановок театров "Модернъ" и "Et cetera", предоставивших фестивалю свои площадки, состояла из четырех спектаклей. Два из них - РАМТовская "Победа над солнцем" и "Машенька" "Театральной компании Сергея Виноградова" - московской публике хорошо известны. Два других - неизвестны совсем.

Филолог Евгений Гришковец, семь лет назад организовавший в сибирском городе Кемерове театр "Ложа", нынешним летом перебрался в Калининград.

Привезенный на фестиваль моноспектакль "Как я съел собаку" сочинен методом индивидуальной импровизации.

Спектакль автобиографический. Рассказ ведется от лица бывшего матроса, вспоминающего о трехгодичной службе на дальневосточном острове Русский. Следуя скачкообразной логике "потока сознания", монолог постоянно балансирует между исповедью и анекдотом. И сквозь ткань внешне незамысловатого сюжета постепенно вырисовывается главный мотив: история подмены, превращения "я" в "другого". Дело не в кафкианских кошмарах армейского быта. Этот искренний и тревожный спектакль - о взрослении. Об обиде, адресованной не обстоятельствам и месту, но времени, упорно и неотменимо перекраивающему человека по единожды выверенному шаблону.

В отличие от моноспектакля Гришковца с его эмоциональной открытостью и прозрачностью смысла, проект концептуального театра "Школа русского самозванства" "Шинель N 2737 с половиною" - абсолютная "вещь в себе". Строжайшая конспирация. Имена авторов и исполнителей скрыты за псевдонимами: Жак, АЛеМа, КоНа. Фотографировать спектакль категорически запрещено. На поклоны никто не выходит. Технологическое оснащение действа вызывает легкий шок. "Шинель" являет зримый образ театра XXI века. Но при этом не стремится, подобно словенскому "Иону", соответствовать европейским стандартам. Она, безусловно, оригинальна.

В одном из павильонов Киностудии Горького выстроена декорация - круглая арена, засыпанная стерильно-белым песком. Над нею висит устрашающего вида агрегат, предназначенный для производства всевозможных спецэффектов и управляемый двумя компьютерами. Из недоступных взгляду долби-динамиков слышатся мягкий шепот метели, блюзы Дженис Джоплин и Тома Уэйтса. Актеры появляются из темноты и в темноте исчезают - словно космические пришельцы, решившие посетить сей мир в его минуты роковые. Арена, накачиваемая снизу бесшумным насосом, покрывается концентрическими волнами и порождает загадочные светящиеся яйца. Словом, чудеса.

Есть два персонажа, заявляющие, что они - "вместо Акакия Акакиевича", и цитирующие Гоголя. Много статики и пауз, дающих возможность почувствовать виртуозность свето-звуковой партитуры. Три молчаливые девушки в монашеских одеяниях пытаются выяснить у протагонистов: "Близко ли конец?" Им отвечают: "Неизвестно".

Нуждается ли это фантастическое зрелище в какой-либо трактовке? Не уверен. Возможно, оно не нуждается даже в публике. Ибо самодостаточно. Здесь значима категория пустоты, отсутствия. Главный герой спектакля - вечный символ "маленького человека" русской литературы Акакий Акакиевич Башмачкин - виртуален. Все, что осталось от него в "Шинели N2737 с половиною", - отзвук страдания. Дальний, едва различимый, но, как ни странно, достаточный для того, чтобы возвратить безупречно отлаженному компьютерному действу человеческое измерение - и назвать его театром.

ТЕАТР

• Виртуальная реальность, данная в ощущениях
  В Москве завершился Первый Международный театральный фестиваль NET
• Особенности российского отдыха
  "Комната смеха" и "Золотой петушок" в постановке Камы Гинкаса
• ЛАРИСА МАЛЕВАННАЯ: "Я не думаю о завтрашнем дне"
• С днем рождения, директор!

ХРОНИКА

• Женщина в парижском кафе
• Для голоса и саксофона