Всадник без царя в голове

"Петр Великий" Гретри в "Геликоне"

Лариса ДОЛГАЧЕВА
Фото Михаила ГУТЕРМАНА

М.Миронов - Петр, Е.Вознесенская - Екатерина в сцене из спектакля

В "Геликоне" это любят - чуть не с порога ввести зрителя в атмосферу спектакля. То бомжей и торговок от Татьяны Назаренко в "прихожей" поставят. То, как сейчас, нарядят в кринолины маленьких девочек и отправят на лестницу встречать гостей (что девочкам, конечно, в радость). Далее гостю, преодолевшему 33 ступени, а с ними ХVIII век, уготован сюрприз. Он попадет в объятья современной попсы, звучащей из динамиков на все верхнее фойе. И этим насчет спектакля уже все будет сказано. Сплавим два века, поиронизируем над детским наивом прошлого и в два счета прогоним ваш сплин, в чем мы и мсье Гретри большие мастера... Как, вы не знаете Гретри?

Помилуйте, а цитата-то из "Ричарда Львиное Сердце", которую Чайковский вложил в уста своей Пиковой дамы! Гретри знают все. И не знает никто. Его искусство ненамного пережило своего создателя, оставшись где-то там - в Шереметевских дворцах-театрах, в учебниках и, разумеется, в сердце всякого просвещенного француза. Благодаря одному из них Москва и встретилась тет-а-тет с загадочным Андре-Эрнестом-Модестом Гретри. История такова: однажды посол Франции в России господин Клод Бланшмезон задумался, какой бы это подарок можно было преподнести Петербургу к его 300-летию? На ум пришли Гретри, в 1790 году написавший вполне "петербургскую" оперу "Петр Великий", и театр "Геликон", пребывающий с Францией и лично с господином послом в самых дружеских отношениях. "Геликон" идеей воодушевился. Но, добыв партитуру (которая нашлась не в Париже, а в Петербурге), невзвидел белого света. Это был старинный "манускрипт", который еще надо было перевести на современный музыкальный язык. И это было творение, напрочь лишенное всякой драматургии. Музыка, не отмеченная печатью гениальности, была сама по себе, а простенький сюжет, где, в сущности, ничего не происходит, - сам по себе. И что было с этим делать?

Конечно, безделку, трезво рассудили в "Геликоне" и засучили рукава. Но в театре безделка хороша, если она вещь тонкая, "вкусная", цельная. Единственным, кто об этом догадался, был художник Игорь Нежный. Он придумал построить парусник чуть не во все зеркало сцены. Парусник - не броненосец, он направит вашу мысль куда следует - в ХVIII век - и он легок, как та музыка, которая должна звучать в оркестре. Но вот как раз там ходили броненосцы. Держа светлый образ Петербурга в голове, "Геликон" пригласил к своему оркестру Сергея Стадлера. Коренного ленинградца, аса-скрипача и дирижера, питающего большую любовь к делу, но столь же большого опыта еще не имеющего. По всему, он просто не почувствовал специфику здешней "оркестровой ямы". Чтобы на выходе получилось тонко, в ней надо сыграть супертонко. В нашем же случае на выходе стоял мясистый Гретри, в иные минуты уподобляющийся страдающему мартовскому коту. На сцене тоже море музыкальных изысков не плескалось. Но был среди вокалистов один, попавший в образ и стиль, как в яблочко. Это 21-летний Максим Миронов в роли Петра, которого нашли в Гнесинском училище. Кудрявое, чудо как привлекательное, дитя под два метра ростом, с легким полетным тенором, будто не знающим верхних пределов. И то - Гретри ведь не полководца в героической опере живописал, он сочинял комедию про амуры юного Петра, инкогнито плотничающего на голландских верфях, и жеманницы-Екатерины, помешанной на благотворительности. Словом, Миронов - Петр на все сто подошел Гретри. В свою очередь Гретри как никто подошел режиссеру спектакля Дмитрию Бертману, который наконец обрел счастливую возможность сделать то, к чему тяготел всю жизнь, - совсем оторваться от музыки.

В данном случае, справедливо махнув на нее рукой, он занялся исключительно зрелищной стороной дела. Но, не будучи комедиографом (которым надо родиться), комического целого не создал, а только обильно украсил унылое платьице бантиками. Иные из них были просто выдающимися - как, например, Меншиков, разодетый в пух и прах и лузгающий семечки (наш человек!). Или Меншиков и Петр, в театральный бинокль и с программкой в руках обозревающие страдания влюбленной Екатерины (бросьте, здесь все игра!). Или выезд Петра, являющего собой шарж на Медного всадника Фальконе, - находка, поистине ставшая альфой и омегой всего спектакля. Прочие бантики были зауряднее, скучнее, и их было слишком много. Что в сочетании с плотным оркестром и "многословной" (как ни бежал этого художник) сценографией, произвело в итоге эффект воздушного шара. Если надуешь больше положенного - бах, и лопнет.

МУЗЫКА

• Всадник без царя в голове
  "Петр Великий" Гретри в "Геликоне"
• Порги бес попутал
  Премьера в "Зазеркалье"
• ПОЛИНА СЕМИОНОВА: "Вписалась в берлинский ансамбль"