ДЕНИ ПОДАЛИДЕC: "Театр - это иллюзия, которая нас интересует в десять раз больше, чем правда"

Беседу вела Светлана ПОЛЯКОВА

Д.Подалидес в роли Счастливцева

Дени ПОДАЛИДЕС, актер и режиссер "Комеди Франсез", 505-й социетарий легендарной труппы, снявшийся в нескольких десятках фильмов, бессменный Счастливцев (Фортюнатов) в

"Лесе" Островского.

    

- Русского драматурга Островского вы открыли для себя благодаря постановке пьесы "Лес"?

- До этого я читал его пьесы "Гроза" и "Свои люди - сочтемся". Просто ради удовольствия. Я всегда любил русскую драматургию и литературу. Считаю, что театр - огромное богатство вашей страны. И, когда был еще студентом, среди русских драматургов я обнаружил Островского. Тогда же частично прочел и "Лес". А позже в Париже видел постановку "Без вины виноватых".

    

- Я думала, что во Франции Островского не ставят совсем....

- Редко. Но великий режиссер Бернар Собель поставил уже несколько пьес Островского и собирается ставить еще одну.

    

- Островский, должно быть, не очень понятен французскому зрителю.

- Это правда. И нам было непросто заставить французскую публику принять "Лес". Многим спектакль очень понравился, но не изменил их скептического отношения к Островскому. На мой взгляд, наша публика очень подвержена стадному инстинкту, она ориентируется на классическое представление француза о русской драматургии - шесть великих пьес Чехова, а также "Ревизор" и "Женитьба" Гоголя. У нас почти не знают драматургию Толстого, очень мало слышали о Грибоедове. Я считаю пьесу "Горе от ума" просто гениальной! Есть хороший переводчик, который перевел много русских пьес - Андрей Маркович. Он заново сделал перевод всего Достоевского, много сочинений Толстого, всю драматургию Гоголя, многое из Чехова, в частности, "Платонова". У нас период возрождения перевода русской драматургии. "Лес" на сцене "Комеди Франсез" стал первой французской постановкой. И я надеюсь, что наш театр, который является неким театральным храмом, придаст пьесе импульс, обеспечит общественный резонанс и "Лес" появится и на других французских сценах.

    

- Как вы считаете, реалии российской жизни, описанные в пьесе Островского, очень отличаются от французских? Понятны ли они французам? Скажем, у вашего Счастливцева есть национальность?

- Отличия не так уж велики. Но у меня было ощущение, что чем больше играешь в персонаже истинно русских качеств, тем более он становится универсальным. Надо максимально приблизиться к его подлинности, языковой и социальной, только тогда есть возможность сделать его понятным для всех. Фоменко нам много рассказывал о провинциальных актерах. Эти персонажи Островского, существующие в какой-то запредельной нищете, - очень русский феномен. Хотя во Франции тоже были актеры, переезжавшие с места на место по ангажементу, все же драматические актеры, в основном, были прикреплены к постоянным труппам, а разъезжали только выступавшие на ярмарках клоуны и жонглеры. Что меня больше всего интересовало в Фоменко, так это возможность получить больше представлений о российской реальности, чтобы мой персонаж был максимально близок к тому, что задумал Островский.

    

- Вы нашли что-то общее между вами и вашим персонажем? Вы ведь тоже актер...

- Да, конечно! По этому поводу Фоменко говорил нам, что Счастливцев и Несчастливцев, наверное, не очень хорошие актеры, может быть, даже очень плохие. Но они любят свое искусство! Больше, чем что-либо другое. И поэтому, несмотря на то, что они невелики в своей профессии, они значительны как личности. И это меня восхищает! Они преданы своему искусству, хотя оно ничего не дает им взамен. Они не очень одаренные, бедные и не имеют ни успеха у публики, ни даже ангажемента. Мне очень нравится это противоречие. И это явление универсально. Таких персонажей можно встретить и во Франции, я знаю актеров, которых нельзя назвать великими, они не очень выразительны на сцене, но искренне любят свою профессию и когда-нибудь смогут тронуть публику своей игрой. Мой персонаж, Счастливцев, - прощелыга, вор, завистливый, мелочный завсегдатай кабаков, кажется, в нем нет ничего хорошего! Но он любит свою профессию и Несчастливцева. Он привязан к нему, как Сганарель к Дон Жуану. Хотя и побаивается.

    

- Но ведь Счастливцев предает Несчастливцева!

- Да, но сначала Несчастливцев предает их общее дело, отдав деньги, (которые, на правах собрата, Счастливцев считал общими), на которые они могли бы продолжать существовать в своей профессии и ходить в кабаки! Что замечательно в этой паре, так это то, что они друг друга ненавидят: как и все актеры, по словам Фоменко, которые одновременно являются друг для друга и друзьями, и врагами. И это сущая правда. Актеры - всегда соперники. В жизни они обнимаются, а на сцене толкаются, чтобы выйти на первый план. Вообще, работа с Фоменко много нам дала в смысле понимания профессии актера в широком смысле слова. Мне очень нравится мой персонаж, потому что он раскрывает очень подлинные вещи в нашем ремесле. Эту помесь амбиций и нищеты, касание макушкой неба, а ступнями - грешной земли, даже дерьма...

    

- Возникали ли споры между актерами "Комеди Франсез" и русским режиссером? Лично вы бывали несогласны с Фоменко?

- У меня с Фоменко образовался очень близкий контакт и дружеские отношения. Он очень доверял мне. В работе Фоменко очень требователен. Ведь он - мэтр и иногда бывает очень жестким с актерами. Очень долго приходилось дожидаться момента, когда он скажет: "Хорошо!" У нас было мало времени на репетиции, поскольку актер, игравший ранее Несчастливцева, умер за 10 дней до первой репетиции. И когда Фоменко приехал в Париж, Несчастливцева у нас не было. Актер, которого рассчитывали ввести на эту роль, находился в тяжелой депрессии. Надо было искать замену. Потом появился Мишель Виллермоз, но мы уже потеряли две репетиционные недели. Чтобы наверстать, Фоменко стремился репетировать почти все оставшееся время. Но актеры "Комеди Франсез" были заняты в других спектаклях и по вечерам репетировать не могли. Фоменко боялся, что нам не хватит времени, и порой очень нервничал. И актеры иногда реагировали на это довольно тяжело... Нам бы надо было как минимум еще недели три порепетировать. Иногда Фоменко "дирижировал" нами, как музыкантами, дирижерской палочкой, а порой вдруг требовал импровизаций и предоставлял полную свободу. То одно, то другое. Некоторым актерам это было нелегко и вызывало сопротивление. Конечно, это хорошая школа! И всегда интересно, когда актер cопротивляется из лучших побуждений, а не злонамеренно; но когда актер сопротивляется не потому, что не хочет подчиниться, а потому, что не понимает, это заставляет режиссера искать самому другие пути. Кстати, это не так уж плохо.

    

- А случалось ли, что Петр Наумович принимал предложения актеров?

- Да, конечно! Но у него изначально было настолько четкое представление о пьесе, которую он знал во много раз лучше, что мы предпочитали быть ведомыми. Чаще мы абсолютно терялись, когда он предлагал импровизировать. Хотя иногда он говорил: "Я слишком строго очертил форму, слишком конкретно руковожу, надо было дать вам больше свободы", порой он сам явно колебался между двумя крайностями.

    

- У вас ведь уже был опыт игры в пьесах русских драматургов в постановках французских режиссеров. Почувствовали ли вы разницу в интерпретации русской драматургии?

- Да, конечно. Тем более что это была работа не просто русского режиссера, но Петра Фоменко, который занимает особое место, как изобретатель собственного театра. В любом случае, французский режиссер поставил бы эту пьесу совсем иначе. Благодаря Фоменко я научился многим конкретным вещам из наследия Станиславского: например, физическое действие - постоянное нахождение в действии, внутренне или внешне, тело должно все время находиться в каком-то движении, понятие о внутренней жизни, о внутреннем "реакторе", состоящем из сердца и головы, который находится в состоянии постоянного реагирования на то, что делает или говорит партнер, пребывая одновременно внутри себя и в контакте с окружающими тебя людьми, которые несут свою информацию... Никогда нельзя играть, как будто ты один. Фоменко говорил нам, что память - не внутри нас, память нам дают окружающие.

    

- Какая из русских театральных школ более уважаема в "Комеди Франсез"?

- Система Станиславского. Во Франции не существует в полном смысле этого слова школы режиссуры. Есть режиссеры, но нет теории. Нет великих режиссерских школ, как в России, - у вас есть и Станиславский, и Мейерхольд, и Михаил Чехов. Во Франции эти теории остаются абстрактными. Каждый режиссер заново изобретает свой метод. Что скорее характеризует французский театр, так это примат текста: самым важным является текст. Движение, положение тела, мысль - на втором плане, самое главное - сказать. Даже интонации не столько связаны с внутренним переживанием, сколько с техникой, с музыкой языка. Это намного менее подлинно. На игру театральных актеров очень повлияло и кино, принесшее натурализм, который на сцене не всегда уместен. В то время как в русской режиссуре текст является одним из компонентов, не обязательно самым важным. Существует текст, но еще и чувства, и иногда лучше изменить этот текст, чем исказить чувства. В то время как во Франции, когда играешь Мольера, текст - это святое, его не меняют и не сокращают. А в пьесе Островского Фоменко много сократил, переписал некоторые фразы, поменял последовательность сцен. Персонажи могут даже говорить одновременно. Во Франции никогда этого не делают.

    

- Во Франции вы показали десять спектаклей возобновленного "Леса". Как приняла спектакль французская публика? Совпало ли ее мнение с мнением критиков?

- Впервые мы представили спектакль два года назад. Потом вернулись к нему год назад. И на этот раз - перед самым приездом в Москву. 30 июля мы сыграли последний спектакль. Потом, по словам Фоменко, спектакль умрет. Мне очень жаль. Его хочется играть долго. Мне кажется, спектакль очень вырос за это время. С самого начала "Лес" был восторженно принят парижской критикой. Был успех и у публики, и важно, что многие впервые открывали для себя Островского и Фоменко. И даже после последних спектаклей публика в течение 15 минут аплодировала стоя, некоторые плакали. Моя жена, например, посмотрела спектакль семь раз.

    

- Несколько лет назад вы сыграли "Ревизора" и получили французскую театральную премию Мольера. Жаль, что спектакль уже снят с репертуара и мы не сможем увидеть вас в роли Хлестакова.

- Существует его телевизионная версия. Кстати, это был самый большой профессиональный успех в моей жизни!

    

- Cкучаете ли вы по Хлестакову?

- Хлестакова я играл 120 раз и обожал эту роль. Она наложила отпечаток на мою актерскую жизнь, это одно из самых ярких воспоминаний. Потому что для актера этот персонаж - как лучшее в мире шампанское, от него кружится голова, впадаешь в прекрасное состояние опьянения. Я очень много импровизировал, менял. Эта роль одновременно комическая, поэтическая и гомерическая. Хлестаков ведь по-русски происходит от "взмаха хлыстом". Переводчик сказал мне, что Хлестаков - ничто, след от хлыста, просто движение, промелькнувшее в воздухе. Персонаж метафизический. И это я нахожу поэтическим - персонаж, существующий только в мгновенном движении. Который всю свою историю придумывает. Помните его большой монолог, в котором он рассказывает, что хорошо знает Пушкина? Находясь среди людей, он дает им то, чего они от него ждут. Он не знает, куда идет, не понимает, что говорит, - это прекрасный метафорический образ актера. Он ведь актер, как и Счастливцев. Я очень люблю в театре персонажей-актеров. Персонажей, которые представляют мистификацию, ложь и одновременно показывают правдивую человеческую историю. Театр - это иллюзия, которая нас интересует в десять раз больше, чем правда. И становится, таким образом, сверхправдой. И Хлестаков - это правда маленького города, которая видна только в "отражении" этого "ревизора". И Счастливцев тоже показывает человеческую правду - ничтожество и надежду.

    

- Вы ведь играли и Чехова!

- Да, в течение двух лет я играл Платонова в спектакле Жака Лассаля, который прошел с большим успехом. Это была совсем другая работа, в стилистике кино, очень реалистичная. Я никогда не думал, что мне доведется сыграть эту роль. Насколько, играя Хлестакова и Счастливцева, я был "ребенком", в нереальных обстоятельствах, в которые никогда не попаду в жизни, настолько в "Платонове" чувствовал себя взрослым.

    

- Вы много снимаетесь в кино, и, в частности, сейчас на российский экран вышел фильм "Скрытое" Михаэля Ханеке с вашим участием...

- У меня там очень маленькая сцена - монолог в самом начале фильма. Я снимался в Вене всего два дня. Сам я картину еще не видел, но знаю, что история эта довольно ужасная, как и все фильмы Ханеке, в которых всегда много насилия, физического или психологического.

    

- Какая из ваших киноработ является любимой?

- Наверное, это фильм "Меня видит только Бог" - первая полнометражная режиссерская работа моего брата Брюно Подалидеса. Фильм был снят десять лет назад. Он мне очень дорог, потому что рассказывает много обо мне самом в определенный период жизни.

    

- Вы снимались у многих известных режиссеров, таких, как Бенекс и Мишель Блан.

- Иногда режиссеры фильмов, действительно, великие, и опыт тоже полезен, но работа непродолжительна. С Мишелем Бланом было тем более интересно работать, что он очень неспокойный, жесткий и трудный в общении человек, при этом у меня была интересная роль - самоубийцы: я очень люблю играть персонажи комичные и в то же время меланхоличные - сразу две возможности.

    

- Вы впервые в России?

- Я - впервые, но мои фильмы в России уже показывали. Работа в "Комеди Франсез" не позволяла отлучаться даже на недели французского кино.

    

- А спектакли театра Фоменко вы видели?

- Конечно! В Париже. Я видел "Войну и мир", "Египетские ночи" и "Три сестры". Последнее время театр Фоменко почти каждую осень приезжает в Париж. Французы обожают этот театр. Это необычно: хотя по французским меркам они приезжают довольно часто и играют по многу раз - зал ломится от публики. Фоменко примиряет всех, он универсален, как литература Толстого: будь ты хоть правым, хоть левым, французом или русским, рабочим или аристократом - его признают все.

    

- У вас нетипичная для француза фамилия. Расскажите немного о своей семье.

- Мой прадедушка был греческим дипломатом и покинул Грецию со всей семьей, спасаясь от эпидемии гриппа. В конце концов, он оказался в Алжире. Мой отец, родившийся в Алжире, тогдашней французской колонии, был аптекарем, а мать - преподавателем английского языка. Я практически не говорю по-гречески. Старший брат - режиссер Брюно Подалидес, а младший работает у меня ассистентом, когда я ставлю спектакли как режиссер.

    

- У вас есть и режиссерские работы?

- У меня их три. А в предстоящем сезоне я буду ставить "Сирано де Бержерака" на сцене "Комеди Франсез" с Мишелем Виллермозом (Несчастливцевым) в главной роли. Это, кстати, Петр Фоменко мне подсказал, что Мишель должен играть Сирано.

    

- Почему вы работаете именно в "Комеди Франсез"? Что притягивает: деньги, почет, концепция?

- Это не то место, где зарабатывают сумасшедшие деньги. Больше всего можно заработать на телевидении. Для меня существенны три вещи: репертуар, труппа и возможность играть одновременно в нескольких пьесах (ведь "Комеди Франсез" - единственный репертуарный театр во Франции). И, конечно, все мои киноработы - только в свободное от театра время. Не будь я в "Комеди Франсез", я бы никогда не встретился с Фоменко. А работой в "Лесе" я горжусь более всего. Я предпочел бы сыграть только в одной этой пьесе, нежели в 10 фильмах.

ПОД ЗАНАВЕС

• ДЕНИ ПОДАЛИДЕC: "Театр - это иллюзия, которая нас интересует в десять раз больше, чем правда"
• Дураков, даже с высшим образованием, не принимаю
  Из записных книжек
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 1 по 7 сентября
• Человек родился