Райский ад

"Обрыв". МХТ имени А.П.Чехова

Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Михаила ГУТЕРМАНА

Сцена из спектакля

Третий роман из гончаровской трилогии на букву "О" достался автору, как известно, труднее первых двух. Он сочинялся более двадцати лет, и в процессе этой работы автор сделал свое знаменитое признание: "Пишу жизнь - выходит роман, пишу роман - выходит жизнь".

На нынешний взгляд, все это сплошной роман в самом блистательном смысле слова. С невыносимой, опять же в нынешних ритмах бытия, неспешностью, которая, впрочем, была свойственна течению той жизни. С детальным препарированием чувств, тоже характерным для людей, живших во второй половине ХIХ века. Конечно, роман Гончарова полон истинной жизни - в том смысле, что в нем не найти искусственных ее конструкций. Но его чтение сегодня - это в равной степени знакомство и с эпохой, и с самим литературным способом ее постижения. К слову, вторую позицию лучше всех освоил и беспощаднее всех подверг деструкции современный писатель Владимир Сорокин. Читаешь его "Роман Роман" и до финального обрыва в постмодернистский кошмар прозреваешь и в языке, и в коллизиях, и в героях именно мир гончаровской прозы.

Режиссер Адольф Шапиро, сам написавший пьесу на основе романа "Обрыв", был явно настроен на решительную антитезу сорокинскому методу. Притом антитезу двойную - и литературную, и сценическую. В его спектакле, поставленном в МХТ, люди намеренно живут так, будто мы воспользовались машиной времени и попали на несколько часов в мир, где иначе ходили, говорили, дышали и чувствовали. Первый акт вообще балансирует на опасной грани, за которой начинается архаичный театр, рискующий своим почти что музейным равнодушием к злобе сегодняшнего дня оставить зрителей безучастными. Но во втором появляется нерв, скупая образная система будто стягивается в зримый узел, одна за другой идет ряд сильнейших сцен. И когда опускается занавес, чувствуешь себя так, будто выпил стакан чистой родниковой воды.

Было у режиссера намерение противопоставить "жизнь", созданную писателем Гончаровым, попсе нынешнего существования. Он это намерение продекларировал в предпремьерных интервью, где позволил себе опаснейшую в контексте современных умонастроений фразу "...нести образцы духовности". Если бы не о писателе Гончарове шла речь, то за широко потребляемую (не менее попсовых слоганов) фразу было бы попросту стыдно. Но то, что на поверку сделали в спектакле режиссер, сценограф Сергей Бархин и ряд актеров, в первую очередь Ольга Яковлева в роли бабушки и Анатолий Белый, сыгравший Райского, убеждает: декларация подкреплена результатом.

Сначала грянет музыка "тяжелого металла". И оборвется с открытием занавеса. Это первая в спектакле прямая, лобовая декларация режиссерского замысла. Отбив таким образом век нынешний от минувшего, режиссер раздвинет занавес, за которым тут же зазвучит старинный романс. И вырастет перед нами белоснежная стена с широкой "господской" фронтальной лестницей, с верхними проемами окон и одинокими предметами мебели. Это пространство далеко от быта, оно концептуально - чистое, с чередованием света теплого, желтого, и света хирургического, нереально белого, с погружением во тьму то верха, то низа конструкции. С.Бархин придумал не дом и не усадьбу, но некое отбеленное временем и само по себе напоминающее обрыв пространство старой культуры. Пространство с незапятнанным фасадом и серой, грязноватой изнанкой - поворотный круг в сценах с Верой и Марком Волоховым показывает нам и ее, перечеркнутую убогой чердачной лестницей.

Декорация Бархина изумительная, и именно она берет на себя прямые акценты режиссерского высказывания. Темный Волохов (молодой Артем Быстров отлично играет нечистоплотное, взрывоопасное нутро этого человека) обитает с изнанки и, как правило, в полутьме. Зато бабушка, хозяйка имения, свободно передвигается по лестницам и площадкам фасада. Ольга Яковлева легка и грациозна, как прежде, но со вкусом освоила эти веские, протяжные интонации, свойственные старым барыням, и эти властные жесты, выдающие дворянку и хозяйку одновременно. Гамма костюмов (художник Татьяна Бархина) тоже прямо работает на смысл. Все, кроме одной особы, выдержаны в черно-бело-сером. А особа, глупая жеманница Полин Крицкая, - в зеленом, фиолетовом и розовом, что только добавляет ей нелепости. Дарья Юрская смешно играет несчастную позершу. Крицкая в спектакле - почти карикатура, и это решение напоминает аналогичную эмансипе Кукшину в замечательном таллинском спектакле Адольфа Шапиро "Отцы и дети".

Странным образом сочетаются у Шапиро лобовые, жирно подчеркнутые ходы с медленно и будто вообще безоценочно текущей на сцене жизнью. Но, повторяю, ко второму акту именно эта жизнь начинает эмоционально вас забирать.

Анатолий Белый играет Райского сильно. Сочетание в нем абсолютно классической манеры исполнения с искренностью, иронией и взрывным темпераментом дорогого стоит. Пред нами живой, страдающий человек, который вместе с тем действительно стоит "перпендикулярно улице" (выражение А.Шапиро по поводу миссии современного театра). В том, что Райского на сцене МХТ играет один из самых острых и современных артистов, который органично существует и в пьесе Макдонаха, и в новой российской драме, есть, конечно, большой плюс. Рядом с ним - Станислав Любшин, мягко и интеллигентно сыгравший графа, Михаил Хомяков, сумевший подарить своему лесничему Тушину тихое благородство, и Николай Чиндяйкин с маленькой острохарактерной сценкой про чиновника, сунувшегося со свиным рылом в дворянское общество. К слову, жанровые сценки, на которые падки не только артисты Малого театра, но и мхатовцы, у Шапиро тоже в чести. В "Обрыве" режиссер их делает одной из принадлежностей того самого перпендикулярного улице театра, на котором так настаивает. Они же, в свою очередь, не дают спектаклю утонуть в скуке повествования. И Райский срывается в судорожные движения да в крик, и Волохов некрасиво паясничает, и бабушка дает шикарную "арию" отповеди Председателю, и ломака Крицкая ходит живым недоразумением, и дворня (Валерий Хлевинский, Юлия Ковалева) весьма комично выясняет отношения. Труднее всего способной молодой актрисе Наталье Кудряшовой, которая играет Веру, девушку, разрываемую, по Гончарову, нешуточными страстями. В страсти здесь не очень верится, скорее, в какое-то исступленное упрямство, мотивы которого неясны. Впрочем, если бы режиссер задумал спектакль про любовь, актрисе, возможно, было бы легче справиться с трудной ролью. Но мхатовский "Обрыв" - сам объяснение в любви, притом объяснение собирательного характера. К эпохе, которая для нас - почти что космос. К искусству выражать ее нравственную, смысловую и эмоциональную суть, стремительно исчезающему, как способы заготовления вишни, о которых горевал чеховский Фирс. Пафос режиссера Адольфа Шапиро давно уже находится в этой области. Сюда направлена его нескрываемая страсть. "Обрыв" - спектакль благородный, красивый. Не столь теплый и страстный с человеческой точки зрения, сколь программный с точки зрения определенной театральной эстетики.

ТЕАТР

• Райский ад
  "Обрыв". МХТ имени А.П.Чехова
• Война и миф
  "Вечно живые". ЦАТРА
• Счастье на помойке
  "Деньги". "Сатирикон"
• Фавориты "Арлекина"
• Сказка просто так
  "Лорд Фаунтлерой". Калининградский областной драмтеатр
• МИХАИЛ САЛЕС: Наблюдаю дефицит добра