ФАБРИС ИБЕР: Нужно научиться жить с капитализмом, как с болезнью

Беседу вела Ирина КУЛИК
Фото Валерия ЛЕДЕНЕВА

Ф.Ибер

В Фонде “Екатерина” открылась выставка Фабриса Ибера “Бессмертные”, организованная московским Мультимедиа Арт Музеем (так теперь называется Московский дом фотографии). Выставка французского художника проходит в рамках Года Франция – Россия-2010. Впрочем, в отличие от других арт-звезд насыщенных французских сезонов Ибер в Москве бывал и раньше и вообще был одним из первых французских современных художников, приехавших в постперестроечную Москву. В 1992 году в Центре современного искусства на Якиманке Ибер показал проект “1-1=2”, состоявший из множества похожих на чертежи каких-то загадочных приборов рисунков и впечатляющей инсталляции – телефонной будки, заполненной кучей диковинных кепок с двумя козырьками. Этот объект был одним из ранних образчиков разрабатываемых Ибером с 1991 года ПОДов – прототипов объектов в действии, многие из которых можно увидеть и на нынешней московской выставке, где есть, например, маска ныряльщика, зеркальная с обратной стороны, так что, надев ее, можно посмотреть в глаза самому себе, игрушечный автомобиль-“тянитолкай”, две карнавальные маски, сращенные носами – то ли для того, чтобы их носители слились в вечном поцелуе, то ли затем, чтобы, надев эти маски, невозможно было остаться в одиночестве, и кубический футбольный мяч, предназначенный для особого футбола, правила которого художник так же разработал: зрители там находятся посреди, а игра идет на четырех сторонах квадратного поля.

С тех пор из многообещающего молодого художника Фабрис Ибер превратился в одну из центральных фигур актуальной французской арт-сцены и вообще в художника, без которого трудно представить новейшую историю современного искусства, хотя бы потому, что именно его проекты стали ключевыми для книг французского арт-критика Никола Буррио “Эстетика взаимоотношений” и “Искусство как postproduction”, наиболее цельного описания художественных тенденций 1990 – 2000-х годов. В 1997 году Фабрис Ибер получил “Золотого Льва” Венецианской биеннале современного искусства – его проект в павильоне Франции был сочтен лучшей национальной выставкой. В 2000-е Ибер, как и полагается маститому представителю современного искусства, с каких бы ернических жестов он ни начинал, сделал несколько работ, которые можно назвать патетическими, а можно – сентиментальными. В 2003 – 2004 годах он создает “Артерию”, “антимонумент”, по его словам, жертвам СПИДа: выложенная на лужайке парижского парка Ла Вилетт огромная мозаика из расписанных плиток, складывающихся в ленточку, – международный символ борьбы со СПИДом. А в следующем году покупает, как он говорит, свой чуть ли не с детства любимый вид – участок незаселенной и невозделанной земли, который он засевает лесом.

Впрочем, на выставке в “Екатерине”, которую можно назвать ретроспективой, так как тут есть и вещи середины 1990-х, и работы, датированные нынешним годом, Ибер предстает художником бескомпромиссно абсурдистским и апеллирующим в первую очередь к разуму, а не к сантиментам. Череда залов на первом этаже отведена коллекции ПОДов, между которыми возникают причудливые фигуры. Распростертая на хирургическом столе человеческая фигура из растрескавшейся глины, из которой торчат пластиковые трубки, – еще одно подобие человека, сложенное, как персонажи Арчимбольдо, из разнообразных плодов. Маленький зеленый человечек – “Человек из Бессина” – в 1989 году Ибер сделал целую армию таких пришельцев по муниципальному заказу этого города, которая затем отправилась “покорять” и другие французские, и не только, города.

“Модель (глиняный человек)”. 2010 г.

Чтобы попасть в залы на втором этаже, публике нужно преодолеть своего рода полосу препятствий – нагромождение всевозможных пластиковых тазов, корыт и мисок, среди которых затесался и только на первый взгляд банальный оммаж России – большая матрешка, правда, разрезанная вдоль так, что множество вложенных друг в друга полых половинок обретают неожиданное сходство с египетскими саркофагами. Правда, небольшой дискомфорт искупается тем, что во всех залах расставлены стулья, чтобы зрители могли присесть отдохнуть и пообщаться: наглядный пример той самой “эстетики взаимоотношений”, жеста ненавязчивой, но дельной заботы художника о публике. Однако неожиданно существенную часть экспозиции составляют внушительных размеров станковые вещи. По своим сюжетам и стилю эти работы вроде бы кажутся эскизами объектов и инсталляций, чертежами каких-то новых фантастических изобретений или же просто набросками и почеркушками, испещренными всевозможными надписями и указаниями. Однако их размеры, техника и трудоемкая виртуозность исполнения исключают любую мысль о незавершенности. Выставка Ибера с его пластмассовыми шайками, зелеными человечками и ПОДами, по идее должна была бы напоминать смесь лаборатории безумного ученого с рынком хозтоваров. Но нет, все выглядит на редкость упорядоченным и элегантным, и даже истошные цвета пластиковой утвари на удивление гармонично сочетаются с красками холстов. Никакой потенциальности. Фабрис Ибер не тешит себя и зрителя иллюзиями по поводу того, что его искусство – только проект для грядущей утопии, в которой чертежи, наконец, будут реализованы, а абсурдные ПОДы обнаружат целесообразность гениальных изобретений. Все уже доведено до совершенства, больше надеяться не на что.

– Ваша московская выставка называется “Бессмертные”. Неужели современные художники, как и творцы прошлого, верят в то, что жизнь коротка, а искусство вечно, что творчество может даровать бессмертие?

– Для большинства людей мечта о бессмертии – это все же мечта о вечной жизни во плоти. Но есть множество других вариантов – бессмертие идей, школы, процесса, который нужно запустить, чтобы дальше он продолжался сам собой. Моя выставка представляет различные варианты. Тут есть физическое бессмертие, различные образы органического или искусственного – зеленый человечек, земляной человек, человек из растений. Есть идея бессмертия как защиты – как в надувном скафандре в форме медведя. Это один из старых моих проектов – когда-то я захотел придумать прозрачную капсулу-шар с подаваемым внутрь очищенным воздухом, которая помогла бы выжить в условиях загрязненного города. Но потом решил, что шар – это некрасиво, и придумал медведя. Медведя зовут Тед Ибер (по созвучию с английским Teddy bear, плюшевый медвежонок. – И.К.). Это, можно сказать, мой брат.

– Скафандр-медведь – это один из ПОД, “Прототипов объектов в действии”, которые вы разрабатываете с самого начала 1990-х. ПОДы – это ваша версия сюрреалистических объектов вроде утюга с гвоздями Ман Рэя, мехового чайного прибора Меретт Оппергейм или телефона-лобстера Сальвадора Дали?

– Не совсем. ПОДы возникают не из образов, а из идей, которым, как мне кажется, я могу придать форму, не зная заранее, что в итоге это даст. Я создаю объекты, не ограничивая их никакими функциями, в том числе и функцией быть эффектными, выразительными, как это было с сюрреалистическими объектами. Кроме того, для меня очень важна идея ресайклинга: мне интересно превратить один предмет в другой, использовать его не по назначению, каким-то непредвиденным способом. И в то же время это предметы штучные, сделанные по мерке. ПОДы – это нечто из будущего, чему еще предстоит свое назначение, в то время как сюрреалистические предметы были, скорее, вещами из прошлого, утратившими свою изначальную функцию. Есть ПОДы, которые вообще нематериальны – это не предмет, а руководство к действию. Например, такой: возьмите бонсай и высадите его из горшка в почву, чтобы его ветви и корни могли расти свободно.

– Это почти дзенский коан…

– Но это же как раз разрушение японской традиции бонсая, которому нельзя позволить расти, как он хочет…

– Зато этот ПОД, как и коан, служит как переключатель из одной системы мышления, одной логики в другую, как, впрочем, и сюрреалистические объекты, которые основоположник сюрреализма, Андре Бретон, считал способными заменить обыденную логику логикой сновидения.

– Вот этот момент перехода, зазора между одним и другим, для меня очень важен.

– Помимо промежутка между одним и другим, у вас есть и невозможное третье – как в качелях не с двумя, а с тремя досками… Жутковатые, кстати, качели получились…

– Ну что вы, это очень оптимистическая вещь. Это о том, что мы все время оказываемся в ситуации выбора, нас заставляют сказать либо “да”, либо “нет”, выбрать то или это, но часто мы не хотим ни того, ни другого. Но на самом деле, помимо невозможного или-или, есть еще и ни то, ни другое, есть нечто третье, выход, позитивное решение всегда существует.

–

Из серии ПОД – “Качели”. 2010 г.

В 1997 году вы получили “Золотого Льва” Венецианской биеннале за проект, в рамках которого превратили павильон Франции в телестудию. В 1960-е, эпоху появления видеоарта, возникла и идея, что современные художники должны идти на телевидение, что телевидение может стать новым пространством для искусства – некоммерческим, свободным, общедоступным. Ваш проект и продолжает, и оспаривает эти идеи – у вас не искусство приходит на телевидение, но телевидение вторгается в пространство искусства и, по сути, заменяет искусство собой.

– Для меня речь по-прежнему идет не о том, чтобы заменить современное искусство телевидением, но о том, чтобы использовать телевидение как еще одно средство искусства, еще один материал. Телевидения, как и любого материала, не нужно бояться.

– Но для вас это же постоянный сюжет – превратить выставочное пространство во что-то другое, использовать его не по назначению. Вы устраивали гипермаркет, точнее, “ибермаркет” в Музее современного искусства Парижа и салон красоты – в Центре Помпиду, в рамках выставки “Мужское/женское”…

– Для того чтобы люди знали, что ничто, в том числе и искусство и его статус, не является окончательным и не подлежащим обжалованию. Все может измениться. Нужно учиться использовать эти перманентные перемены. Художники должны этому учиться – и учить этому.

– Но эти перманентные перемены захватывают и самих художников. Кажется, что в последние годы они только тем и занимаются, что подражают всем возможным

видам деятельности, превращаются в социологов и политических активистов, бизнесменов и медиаперсонажей, ученых и изобретателей….

– А вы не думаете, что это они подражают художникам, что художники появились гораздо раньше, чем всяческие социологи и активисты? Художники – это просто те, которых с начала времен очень интересовала жизнь во всех ее проявлениях… Как только у нас появляется весь этот четко регламентированный набор профессий, художнику среди них не остается места, потому что художник – это человек с абсолютно свободным сознанием, тот, кто может и хочет переходить из одной среды в другую. Преимущество искусства в том, что оно может не ставить перед собой никаких фактических, конкретных целей. Цель искусства – это создавать обмен между разными образами мысли.

– В 1994 году вы создали общество с ограниченной ответственностью под названием “UR”, “Unlimited Responsibility” (Неограниченная ответственность), которое как раз и занималось посредничеством – между современными художниками и корпорациями. Насколько удачными оказались ваши таланты посредника?

– Мы осуществили множество проектов с различными крупными компаниями, с магазинами “FNAC” (крупная французская сеть магазинов, торгующих книгами, музыкой, видео, компьютерами и так далее), с “Toyota”, с сетью парфюмерных магазинов “Sephora” – около пятидесяти художников устраивали в этих магазинах своего рода обонятельные “теракты”. А сейчас я занимаюсь созданием специальной европейской школы, готовящей профессиональных посредников между художниками и бизнесом.

– А как же с идеей того, что художник должен противостоять капиталистической системе?

– Одно другому не мешает, чтобы быть субверсивным, нужно быть внутри – как червяк в яблоке. Конечно, это только одна из возможных стратегий, есть множество отличных художников, которые никогда бы не смогли пойти на такого рода сотрудничество. Но мне это нравится – потому что дает гигантские средства и гигантскую свободу делать на эти средства все, что хочешь, в том числе и критические по отношению к этой системе проекты. Нужно научиться использовать капитализм, научиться жить при нем, жить с ним, как с болезнью. Я несколько лет работал над проектом “Артерия”, посвященным борьбе против СПИДа, я встречался со множеством больных, имел дело с организациями, которые ими занимаются, и увидел, как люди живут с этим, увидел, что с этим нужно научиться жить. У нас все равно нет альтернативы – жить с этим или без этого.

– Вы работаете в стольких разных жанрах, техниках, материалах – объекты, инсталляции, видео, концептуальные проекты, но и более традиционные живопись и графика. От какого из художественных средств вам было бы труднее всего отказаться?

– Я просто никогда не смог бы заниматься ничем иным, кроме искусства, неважно, какими средствами его делать: хоть пальцем на песке рисоват.

ПАЛИТРА

• ФАБРИС ИБЕР: Нужно научиться жить с капитализмом, как с болезнью
  
• Ностальгия по политическому
  “Res Publica” в Московском музее современного искусства
• Бабье царство
  “Zen d’art” на Петровке
• Ван Гог из подворотни
  “Нью-Йорк” на Гоголевском бульваре

КОНКУРС

• Искусство на клею