МАРК ЗАХАРОВ: "Сцена умеет обходить кризисные зоны"

Беседу вела Наталия КАМИНСКАЯ

О самоощущении людей театра на пороге тысячелетий размышляет художественный руководитель Московского театра Ленком.

- Я благожелателен и терпим ко всем ныне существующим способам театрального существования. Включая антрепризы. Единственное, что несколько удручает, - это низкий стартовый капитал современной российской антрепризы. Поэтому и качество спектаклей оставляет желать лучшего. Я понимаю, что сразу выйти на уровень Бродвея или лондонского Уэст Энда невозможно. При этом многое, конечно, упирается в экономические затруднения и в правовое несовершенство нашего общественного устройства. К примеру, нет закона о меценатстве. Сегодня невыгодно помогать театру - это лишняя головная боль. Некоторые коммерческие структуры откровенно просят не афишировать себя: "Я дам деньги, только никому не говори..."

    

- А то подумают, что они у меня есть.

- Да. И начнут высчитывать. Знаете, я, может быть, забираюсь сейчас в какие-то глобальные, не связанные с театром проблемы, но одна мысль не дает мне покоя. Трижды в уходящем веке наша страна пыталась войти в число если не самых цивилизованных, то хотя бы более экономически стабильных государств: до революции, во время революции и в перестроечную эпоху. Каждый раз попытки заканчивались крахом, последний раз 17 августа 1998 года. Не знаю, найдем ли мы в себе волю и ресурсы попробовать еще раз.

На самом деле к театру все это имеет достаточно серьезное отношение. Театр в России - все равно не развлечение, это часть социально-политического мышления. У меня подозрение, что в последние годы его роль заметно увеличилась. Поэзия отступила, литература тоже не играет прежней роли, кинематограф переживает сложный период. А театральная культура - в пристойном состоянии. Все-таки это великое искусство, оно умеет огибать кризисные зоны.

    

- И все же: возросла ли роль театра? Может быть, точнее, поменялась?

- Смотрите, самих театров, как ни странно, стало больше. В Москве, например, почти все они неплохо посещаются. Хотя воздействие, конечно, изменилось вместе с мировоззрением общества. Если бы роман "Мастер и Маргарита" в наши дни обнародовали, право, его бы прочла лишь кучка специалистов. Многие вещи, сохранившиеся с прежних времен, выглядят теперь рудиментами. Например, Театр сатиры - дом, где я начинал, куда был приглашен из самодеятельности. Само название театра, связавшее его узкой специализацией, - атавизм тоталитарного мышления. Вы можете себе представить где-нибудь в Нью-Йорке или Париже театр, призванный искоренять недостатки? Вот еще рудимент: театры до сих пор существуют по законам КЗОТа, принятым еще в предвоенные годы. В то же время за последнее время мы многое для себя открыли. Например, выяснили, что режиссура - штучная профессия. Раньше казалось - режиссеров много, только назначай. Теперь мы поняли, какая особая нужна структура организма, чтобы возглавлять творческий коллектив.

    

- Вы имеете в виду постановщика спектаклей или руководителя театра?

- Я бы сказал - и то и другое. Художественным лидером коллектива может быть не только режиссер. На Западе театры возглавляют и драматурги, и философы. И у нас есть замечательные примеры: театр Олега Табакова, театр Константина Райкина. А вот поставить большой полноценный спектакль - это дело редкое, как оказалось.

    

- Вы - многолетний художественный лидер Ленкома. Труппа, можно сказать, создана и воспитана вами. Как вы сосуществуете внутри своего театра с другими режиссерами?

- Двух художественных лидеров в одной труппе, конечно, быть не может. Лучше всего об этом сказал Г.А.Товстоногов: "Два медведя в одной берлоге не живут". Но в принципе пропускать актеров через работу с иными режиссерскими индивидуальностями, через другие контакты полезно и необходимо. Я давно заметил: если артист снялся в кино, сыграл у другого хорошего режиссера, он меняется, обретает уверенность и азарт.

    

- Мы говорим об артистах, существующих в системе стационара, "театра-дома". Но сейчас поговаривают, что у этой организационной модели столько же минусов, сколько плюсов.

- Эта модель мне бесконечно дорога - русский репертуарный театр с постоянной труппой. Пока я не вижу другой такой кузницы профессиональных кадров. Когда знаменитый Петер Штайн привозил в Москву чеховских "Трех сестер", мы восхищались этим спектаклем. А ведь на время работы над этой пьесой берлинский театр "Шаубюне" был фактически стационаром. Но когда тот же Штайн показал "Дядю Ваню" с группой итальянских артистов, завидовать, честно говоря, уже было нечему.

    

- А что бы вы записали в "минус" "театру-дому"?

- Я вообще не агрессивен. Нет желания увольнять людей, которые по многу лет проработали. Но пожизненный найм на роль Джульетты (до тех пор, пока актриса сочтет это возможным, даже по достижении пенсионного возраста) несколько удручает. Пока что уволить человека из труппы можно только за злостное административное правонарушение, например, если он раза три явится на спектакль в нетрезвом виде. До сих пор нет системы спецконтрактов, по которым актера в пенсионном возрасте можно было бы время от времени привлекать к работе. Все-таки и в постоянной труппе должен быть предусмотрен некий процент ротации.

    

- Возвращаясь к вопросу о пользе для артистов других творческих контактов. Это хорошо, если они творческие. А если - халтура? Грубо говоря, артист ведь может "изменить" с другим художником, а может и попросту "сходить на панель". В каком виде после этого он приходит обратно?

- Вопрос деградации, конечно, существует. Между прочим, огромную роль в творческой судьбе индивида играет возлюбленный или возлюбленная. Если повезет, человек может подняться и воспарить. А может и деградировать. Никакой режиссер не выдержит конкуренции с близким человеком. Что касается работы артистов на стороне, то мы в театре пытаемся идти на компромиссы. Но сейчас, вырастив второе поколение ленкомовцев, пользующихся спросом, мы столкнулись с более острой ситуацией. Я не могу сегодня сказать актеру: не зарабатывай, иди на то, чтобы ухудшить питание своего ребенка, но зато ты будешь соприкасаться с высоким искусством, которое я якобы гарантирую. Такая вот нравственная проблема. Мы не так давно коллективно обсуждали вопрос занятости артистов на стороне. И решили: если считаешь себя актером репертуарного театра, а Ленком - своим домом, придется в период выпуска спектакля жертвовать своим бюджетом. При этом я честно сказал: человек, который переходит на интенсивную эксплуатацию без притока интересной режиссерской энергии, наносит своему актерскому организму огромный вред.

    

- Как-то вы сказали, что научились радоваться чужим успехам. Это, без сомнения, качество счастливого человека. Кумиры у вас есть?

- Конечно. Первым идет Лев Додин. Бесконечно уважаю работы Анатолия Васильева, хотя сам принцип его театра не приемлю. Очень ценю спектакли Петра Фоменко. Но это, так сказать, ведущие имена. Мне понравился, в общем, "Дон Кихот" в театре "Et cetera", поставленный А.Морфовым. Я потом давал советы - режиссер не может без советов, это своего рода профзаболевание. В мировом театре назову имена Штайна, Брука, Стрелера. Правда, у меня есть проблемы со вкусом, я, грешным делом, люблю некоторые бродвейские спектакли. Бывают, конечно, и среднестатистические занудные мюзиклы. Но есть ведь и "Фантом Оперы", "Мисс Сайгон", "Иисус Христос"... Я люблю, когда театр превращается в зрелище с широким демократическим охватом. Мне не очень нравятся комнатные спектакли на 30 человек. Маленький зал взять легче. А попробуйте продержаться на огромном. Я - за спектакли, одинаково любимые и гурманами, и новичками, и самыми обычными людьми.

    

- Обычный упрек Бродвею: нет жизни человеческого духа, все механистично. Но в мюзикле "Титаник", который мне довелось увидеть, я нашла эту "жизнь" даже в крошечных ариях.

- Не получится у нас с вами дискуссии. Я тоже не раз находил там подлинную "жизнь", мы думаем одинаково. Вообще в лучших проявлениях театра есть все.

    

- Вы, по-моему, никогда не ставили спектакли малых форм.

- Да. Но я пережил некоторую радость в репетиционной комнате, где у актеров возникали такие откровения, которые, увы, нельзя было перенести на большую сцену - там другая энергетическая среда. И потом мне всегда жаль, если что-то хорошее увидят человек 50, а не 700. Вот и в РАТИ, где я преподаю, бывают такие моменты, которые не подвластны закреплению и переносу на сцену. Пожалуй, это уже из области психологии. Николай Рерих называл это "особой психической энергией". Вот, например, потеря серьеза (тоже термин) - это, когда смех возникает в самый неподходящий момент. У современных актеров этого почти не бывает. Разве что у Инны Чуриковой в спектакле "Три девушки в голубом" в трагические минуты возникала непроизвольная улыбка. Нет, этих глубин наш психологический театр еще не достиг. Разве что бывает такое: играют настолько плохо, что это само по себе становится эстетической ценностью. Был у нас один студент, очень выразительный, нескладный. Его потом отчислили. Однажды он делал этюд "Гиперболоид инженера Гарина". Поставил стремянку. Она у него упала. Он дернулся. Опрокинул стул. Начал поднимать стремянку, но неудачно, и она у него опять упала. Это была чаплиниада, возникал убийственный комический эффект.

    

- Вы не хотели бы поставить чистую комедию, чтобы люди хохотали до упаду?

- У меня есть некоторые опасения по отношению к гомерическому хохоту. Зритель ведь, если слишком пересмеется, перестанет потом тебя уважать. В цирке, например, над плохим клоуном очень смеются. А уважения - никакого.

    

- Марк Анатольевич, режиссер - счастливая профессия? Не жестокая по отношению к ее носителю?

- Если ты востребован, пользуешься уважением коллег и зрителей, на твою фамилию идут, то чего же жаловаться? А жесткие моменты... Что ж... надо знать, на что идешь. Виктор Розов как-то в ответ на жалобы студентов (мол, цензура пристает) сказал: "Ну это ведь входит в профессию драматурга - прыгать через барьеры". Шахтер же не жалуется, что приходится работать в темноте. Нет. Человек театра, сделавший себе имя, между прочим, и зарабатывает неплохо. Однажды у меня были сложности в машинно-декорационном цехе, и я сказал двум нашим рабочим: еще раз придете нетрезвыми, переведу на ставку доктора наук. Они очень испугались и исправились.

ТЕАТР

• МАРК ЗАХАРОВ: "Сцена умеет обходить кризисные зоны"
• Дом, который построил мастер
  Заметки на полях книги Анатолия Смелянского "Предлагаемые обстоятельства. Из жизни русского театра второй половины XX века"
• Нет повести печальнее на свете
  "Джульетта и ее Ромео". Новая сцена МХАТа им. Чехова

ХРОНИКА

• Драматург в роли демиурга
• Сезон студента
• Проложим рельсы и наведем мосты