Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 18 (7129) 21 - 27 мая 1998г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
ОбществоОстрая, как стальной клинок, полоска печалиИздание, по праву признанное "Лучшей книгой года" Беседу вела Лариса БЕЛАЯ Этот, необычного формата солидный фолиант сразу привлекает своим названием - "Екклесиаст", художественным оформлением. В рисунках к книге Эрнста Неизвестного отразился взгляд современного художника на мир, преломленный через восприятие Библии. В них есть все: ужасы войны, суета сует, "жизни мышья беготня", как у Пушкина, власть и народ. Впечатляет сквозное и как бы двойное иллюстрирование. Создал этот эффект художник- оформитель Леонид Рабичев. Издание на русском и английском языках содержит, вместе с "Екклесиастом", философское эссе о нем "Черное Солнце Когелет" Якова Кумока. У эссе - своя история, и о ней - начало беседы с Яковом КУМОКОМ.
- Эссе ведь было опубликовано, кажется, в журнальном варианте - в альманахе "Год за годом" в "запретные" времена? - Умоляю не напоминать мне об этой публикации. А история ее такова. В 1988 году, когда отмечалось 1000-летие Крещения Руси, в печати впервые за семьдесят лет советской власти стали появляться исследования, в которых содержались не одни только негативные оценки библейского текста, но и какие-то попытки его анализа. Я и решился предложить в печать свою работу, написанную за шесть лет до этого. Но купюры, которые произвела редакция, шокируют меня до сих пор. Страх, владевший советскими душами, обрел воистину мистический характер.
- Но не искупление ль то, что альманах, почти не известный российскому читателю, замечен был нашим бывшим соотечественником? Как начала складываться общая работа - ваша и живущего в Нью-Йорке Эрнста Неизвестного? - Въезд на родину был ему тогда запрещен. Но открывалась его выставка в Мадриде, и туда уезжала искусствовед Татьяна Харламова, его друг. Я и принес ей альманах с моей публикацией: "Увидишься с Эрнстом, покажи ему". Я знал иллюстрации Неизвестного к Беккету, Данте, Достоевскому. Вернувшись через три месяца, Татьяна позвонила мне: "Он согласен работать с "Екклесиастом". Сорок восемь полотен по древней библейской поэме создал художник - тридцать три рисунка вошли в книгу. Об этой уникальной серии еще будут писать. Тираж печатался за границей. Наконец, звонок: "Приезжайте, есть сигнал!" И вот в издательстве "Присцельс" с волнением беру в руки нечто незнакомое и прекрасное. Мне рассказывали: сходное впечатление пережил и Эрнст. Встречать его в Шереметьево - а он прилетал на презентацию книги и открытие выставки иллюстраций к ней - поехала директор "Присцельса" Елизавета Михайловна Нестерова. Она много сделала для организации этой выставки в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Я уж не говорю, что ее вкусу и энергии мы обязаны выпуском книги. Так вот, в машине она достает из сумки и вручает Эрнсту том - он, словно впервые, счастливо поражен тем, как чудо книги вобрало, "растворило" в себе его, жившие дотоле самостоятельной жизнью рисунки. Великолепно осуществили работу с цветом издательские профессионалы Юрий Лопатин и Галина Бутенко. У молодого "Присцельса" уже добрая слава. Замечательно издал "Трагические поэмы" великого французского поэта Агриппы д'Обинье в переводе А.Ревича, "Евангелические апокрифы" Свенцицкой, воспоминания Зои Масленниковой о Пастернаке...
- Ваше обращение к Библии не может не удивлять. Издать в серии "Жизнь замечательных людей" несколько романов- биографий ученых, отозваться на события перестроечных лет сугубо современным повествованием "Милимойе" - и вдруг предъявить читателю свои размышления о жившем три тысячи лет назад библейском проповеднике! - Есть еще у меня и книга о великом боксере Валерии Попенченко, она лежит еще дальше от исследования библейского текста. Когда я его закончил в махрово- застойном 1982-м, его и хранить-то дома было рискованно.
- Все-таки почему, занимаясь судьбами ученых Губкина, Александра Карпинского, Евграфа Федорова, вы потом ушли так далеко в глубь времен? - Начать с того, что редакция "ЖЗЛ" была своего рода клубом. Здесь собирались замечательные люди. Во главе редакции стоял Юрий Коротков - энтузиаст труднейшего и загадочного жанра романизированной биографии. Этому жанру он, несомненно, дал новый импульс. После очередного промаха - кажется, ему поставили в вину выпуск книги "Николай Вавилов" Семена Резника - его вышибли с работы, и вскоре этот замечательный редактор умер. В "ЖЗЛ" я познакомился с Натаном Эйдельманом, Мариэттой Чудаковой. Там бывали Корней Чуковский, Ираклий Андроников, Виктор Шкловский. Обсуждались, конечно, политические новости. Но нередко велись и серьезные философские беседы. Эти дебаты - часть нашей культуры, истории, и не хотелось бы, чтобы это забыли. В моей книге "Евграф Федоров" обрисованы впервые для широкого читателя жизненный путь и духовные искания великого кристаллографа и математика. Федоров изучал совершенное твердое тело - кристалл. И открытое им не может не поражать. Немало им сделано для геологии в качестве изобретателя. Знакомо, так сказать, из первых рук - я ведь по первой своей профессии геолог. Работал изыскателем, инженером по технике безопасности, научным сотрудником института. Искал в пустынях Средней Азии, в горах Тянь-Шаня, на Мангышлаке золото, нефть... Евграф Степанович Федоров был, конечно, не только великолепным кристаллографом и геометром, минералогом, петрографом, математиком. Он не мог не быть философом. Изучая кристаллы, он задумывался над вопросами симметрии, красоты, бесконечности пространства и времени. Одна из глав, которая по цензурным соображениям была изъята из книги, называлась "Перфекционизм". То есть совершенствование. Федоров считал, что в самой природе заложен закон перфекционизма - стремления к совершенству. То есть если возникает какая-либо система, кристаллическая, биологическая, неважно, то она стремится к совершенству, достигнув которого гаснет и распадается. Отсюда недалеко до признания Мирового Разума, что в его время - напомню, он умер от голода в 1919-м - было категорически запрещено.
- Выходит, работая над книгой об ученом-кристаллографе двадцатого века и исследованием доисторического памятника, вы столкнулись со схожими философскими вопросами? - Это кардинальные проблемы нашего бытия. Над ними ломали головы древние мудрецы и ломают современные ученые. И космизм Евграфа Федорова сродни религиозному космизму "Екклесиаста". Нет, не философская поэма "Екклесиаст". Философствования в современном смысле там нет. Это глубокие размышления, пронизанные мироощущением - религиозным. Но работа с наследием Федорова и над книгой о нем очень помогла мне осмыслить мировоззрение древнего Проповедующего в собрании Когелета, или, как перевели александрийские переводчики, Екклесиаста. Пребывание во Вселенной - таково постоянное мироощущение Проповедника. В его суждениях, конечно, не излагаются древневосточные космогонические представления. Не сложились еще они ко времени Екклесиаста и его поэмы. Но мы можем уловить острое восчувствие космоса певцом. Он всегда чувствует обтекание себя космосом, точнее Оламом, что можно перевести как Временная Вселенная. Есть древняя теория: Вселенная, где мы живем, не первая. Было много миров. Великое множество прежних Временных Вселенных. Они создавались и исчезали. Неудачные? Скорее, иные, чем наша. Нам это странно. Но это входило в круг представлений слушателей Проповедника. Ему не надо было им это объяснять, это знали с детства. Это было фоном сознания. Не было еще никакой законченности представлений о Космосе - только его эмоционально-художественное восчувствование. Но ученый может наблюдать именно здесь исток того, что впоследствии стало концепцией. И оформилось письменно - к раннему средневековью.
- Житейские мудрости "Екклесиаста" испокон на слуху. Но не многие задумываются, что это высокая философия. И ведь уживался религиозный космизм Екклесиаста, мудреца и скептика, с сомнением - нет, не в Боге, а в религии как одной из разновидностей человеческой деятельности: Бог есть, но едва ли с ним можно разговаривать и что-нибудь знать о нем. И есть версия, что составители библейского канона спорили, священная ли книга "Екклесиаст", включать ли эти мрачные суждения в канон? - "Екклесиаст" называют мрачной книгой. Герман Мелвилл сказал о книге: "Острая, как стальной клинок, полоска печали". Это сказано красиво, но не совсем соответствует действительности. Я постарался это показать. Одна из глав книги - "Ода к радости". Нет, наверное, на земле человека, который хоть раз в день не обронил бы: "Суета сует", "Всему свое время" и так далее, притом что многие даже не подозревают, что цитируют древнего автора. И вместе с тем в поэме заложены глубочайшие философские истины. Некоторые из них я постарался раскрыть.
- Например, "учение о смерти"? - По "Екклесиасту" - все зло в мире не оттого, что человек осознает неизбежность своей смерти, а оттого, что пытается преодолеть ее, а поскольку это невозможно, погрязает в пучине страстей, зла, то есть стремится смертью смерть попрать. Пытаясь преодолеть свой собственный страх смерти, тираны обрекают на смерть других.
- Ваша книга уже замечена литературными критиками. Интерес к ней велик. - Об этом говорят и письма в издательство "Присцельс". Люди изучают рисунки Неизвестного, читают "Черное Солнце..." Кстати, когда я слышу, что мы растеряли читательскую аудиторию, что читают одни только детективы и прочее, я посмеиваюсь. Чепуха! Есть читатель. Серьезный. Требовательный. Умный.
- В печати проскользнуло сообщение, что вы с Эрнстом Неизвестным собираетесь продолжить работу над библейской тематикой. Верно это? - Есть такой проект - создать еще две книги - "Иов" и "Пророки". Тут масса трудностей, прежде всего финансовых. Их пытается решить неутомимая глава "Присцельса" Елизавета Нестерова. Что касается меня, то, понимая всю неимоверную сложность предстоящей работы, я буду счастлив вновь встретиться в ней с Эрнстом Неизвестным и Леонидом Рабичевым. Также в рубрике:
|