Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 32 (7289) 23-29 августа 2001г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
Курсив мойЧто было, то и будетЭдвард Радзинский. "Игры писателей". Вагриус. Николай Шмелев. "Исторические произведения. Сильвестр". "Российский писатель", М., 2001 Марина ИВАНОВА Эдвард Радзинский написал роман изящный, немного фривольный, в меру ироничный и драматический - вполне в духе эпохи, о которой идет речь. Конец галантного века - канун Французской революции. Время, когда искусство, литература считались более жизнеподобными, чем реальность, когда судьбы писались, как романы или в крайнем случае новеллы. Правда, многие из них закончились одинаково - гильотиной. Но упрек "он ценил жизнь больше, чем литературу" - страшный упрек. Так все-таки искусство отражает реальность или жизнь - всего лишь искусно написанная кем-то пьеса? И кому дано их писать? "Игры писателей" вполне можно было бы считать романом детективным. К Рене де Шатобриану, аристократу, изгнаннику, дипломату, но прежде всего Поэту, весьма таинственно проник некий маркиз де С., тоже не чуждый склонности к изящной словесности, и предложил - как писатель писателю - купить историю. Историю о том, как он убил Огюста де Бомарше... Однако Радзинский не пишет детективов. Увлекательный сюжет, стремительная интрига и даже история - только гвоздь, как говорил классик, на который писатель вешает свою картину. И на этой картине сквозь эпоху рококо вполне отчетливо просматриваются "проклятые вопросы" только что завершившегося столетия. Почему вслед за всеобщей свободой неизбежно следует жестокая тирания и мечта о царстве Разума оборачивается кровавой трагедией? Почему интеллектуалы всегда подозрительны власти и всегда враждебны ей? Возможно, потому, что умеют, как Бомарше, "стоя на коленях, давать королю пощечины"? И до чего доводят "игры писателей"? Французская революция впервые перевела эти вопросы в практическую плоскость. В романе часто повторяется - "взбунтовавшиеся Фигаро". Да, "Женитьба Фигаро" считается прелюдией к революции. И до Бомарше в литературе нередко действовали смышленые слуги и не очень смышленые аристократы. Но никто и никогда не ставил под сомнение право, данное рождением. А Фигаро требует награду за успех, достигнутый исключительно за счет личных, индивидуальных качеств. И получает ее. В сущности, он требует "общества равных возможностей". И сам Пьер-Огюст де Бомарше, сын часовщика Карона, шпион, памфлетист, галантный кавалер и гениальный драматург, - тоже, конечно, Фигаро. Но Фигаро не собираются в толпу. Толпа - страшное порождение неуправляемых инстинктов разрушения. В ней нет индивидуальностей. И она одинаково опасна и графу Альмавиве, и Фигаро, и Бомарше - любой личности. "Боги жаждут" - даже если боги - это Свобода, Равенство и Братство. Опыт Французской революции позволил графу де Токвилю открыть универсальный социальный закон: "Между свободой и равенством люди всегда выбирают равенство", - однако мы до сих пор наступаем на одни и те же грабли. Героиня романа и "эпохи рококо" королева Мария-Антуанетта тоже жаждет равенства - равенства в частной жизни: свободы от этикета, от условностей, от ответственности власти, которую она не выбирала, но получила по праву рождения, она тоже в оппозиции к этому "по праву рождения". Она хочет любить и быть любимой. Она хочет играть в пьесе Бомарше, запрещенной королем, ее мужем. И для нее путь к гильотине начался с театральных подмостков, где она изображала служанку. "Корона - не модная прическа...", - жестко прокомментировала трагедию из северной столицы "железная леди" XVIII века. О чем это? Об ответственности власти, исключающей право на частную жизнь? Да нет - все о тех же привилегиях по "праву рождения". Ведь Екатерина - тоже в известной мере Фигаро. "По праву рождения" будущая великая императрица получила только шанс... Фигаро, уже добившийся власти, - пожалуй, самый страшный урок революции: за ним не стоят традиции и устои, он сам назначает своих богов и отменяет старых. Последний из династии Капетингов не отдал приказа разогнать пушками толпу - король Франции не мог стрелять по женщинам. И погиб на эшафоте. А Фигаро-Фуше легко, своевременно и весьма остроумно предавал всех подряд. И умер в своей постели - говорят, от скуки, когда предавать стало некого. Фигаро-Наполеон взошел на трон. И Жозефина стала скучной буржуазной пародией на блистательную Антуанетту. Эдвард Радзинский обладает репутацией прекрасного рассказчика - немного поверхностного, но блестящего толкователя исторических событий и личностей. И композиция романа выстроена как фрагменты бесед, отрывки из дневников, частной переписки или комментариев к этой переписке. Как своего рода свидетельские показания по делу о смерти Бомарше. А свидетели могут быть пристрастны и не могут быть объективны. Так было все это - написал ли Бомарше сценарий самой великой в истории провокации, с которой, собственно, и началась революция, а потом сценарий побега королевской семьи, написал ли он, наконец, свой собственный уход из жизни? Или не было? Могло быть... Впрочем, так ли это важно? Брат Антуанетты, просвещенный император Франц-Иосиф изумлялся: почему королева не общается со знаменитыми философами. "Я не читаю книг", - ответила она. Те, кто не читает книг, играют в чужих пьесах. А те, кто прислушивается к философам? Но это совсем другая история. О другой эпохе - эпохе Ивана Грозного. Написанная другим писателем - Николаем Шмелевым. И в другое время - роман "Сильвестр", которым открывается двухтомник "Исторических произведений", датирован 1986 - 1990 годами. Кстати, время здесь принципиально - конец советской эпохи тоже, собственно, был НАПИСАН. В конце 80-х годов благодаря гласности нации был предъявлен ее интеллектуальный потенциал, и страна жила в эйфорическом ожидании очередного пришествия царства Разума и здравого смысла, из которых естественным способом проистекут справедливость, честность, нравственность. Народ всегда склонен к излишнему оптимизму... Именно тогда экономист и писатель Николай Шмелев, со статьи которого "Авансы и долги" и началась эта эпоха, пишет роман о Сильвестре, священнике, мыслителе, авторе "Домостроя", который тринадцать лет давал мудрые советы царю Иоанну Васильевичу, еще не названному Грозным, в начале его царствования. "Сильвестр" - это драма эксперта, которую к середине 90-х пережили многие из интеллектуальных лидеров эпохи гласности и перестройки. Роман начинается с финала истории: в Соловецком монастыре, на краю земли, тихо угасает старый монах, в столице, в центре русского мира, Иоанн Грозный планирует свои подлые и страшные дела. Так заканчиваются отношения, которые начались, когда священника, остановившего словом разъяренную толпу, призвали к молодому царю, не уверенному ни в чем: ни в своем умении править, ни в сторонниках, ни в любви подданных. Роман немного тяжеловесный и немного прямолинейный, впрочем, это естественно, ведь главный герой его не человек, а идея: интеллектуал и власть. И Шмелев исследует ее как ученый, только другими средствами. Философ у трона, интеллект в сочетании с политической волей - извечная мечта человечества. Это возможно. Но это всегда заканчивается. Когда? Когда личная преданность становится важнее мудрости, суровой честности, государственных интересов и даже собственной души. Кстати, о душе. А как же быть с Богом, с его заповедями? Как что? Договариваться. Когда ученик философа понимает, что можно договариваться с Богом, с совестью, со всем тем чистым и нравственным, что есть в тебе самом, он становится деспотом, тираном. А "мальчики кровавые в глазах" - это плата. Трудно быть вторым после Бога, но это того стоит. Исторические романы интересны тем, что дают большой простор аналогиям и сравнениям. Конечно, история - это всегда "настоящее, опрокинутое в прошлое", мы ищем в ней ответы на свои вопросы. Впрочем, возможно, ответ уже есть - в Книге, в которой есть ответы на все вопросы: что было, то и будет... Также в рубрике:
|