Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 18-19 (7325) 16 - 22 мая 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
СобытиеЛегенда больше, чем любовьГригорович в который раз вошел в одну и ту же реку БАЛЕТВиолетта МАЙНИЕЦЕ
"Легенда" (Меликов - Григорович - Вирсаладзе) - странный балет. В ней многое недосказано, недоговорено с момента постановки. Вовсе отсутствовала религиозная тематика, без которой Восток - не Восток. Думаю, об этом втайне горевал Вирсаладзе - для интеллигентного грузина очевидны религиозные корни культуры Турции, Персии, Востока в целом. И все-таки постановщики "протащили" тогда в балет некую таинственную фигуру (лекаря-дервиша суфия), назвав ее Незнакомцем. И тут же сознательно оборвали "запретный мотив": при советской власти, как известно, не существовали ни боги, ни пророки. Как и восточная эротика, хотя постановщики и тут "надули" власти - "Легенда" на редкость эротичный балет, хотя сегодня об этом почему-то позабыл даже сам балетмейстер. Зато тогда вволю можно было порассуждать "о доблестях, о подвигах, о славе", пафос которых сейчас вызывает ироничную улыбку. За минувшие десятилетия многое изменилось, а кое-что стало с ног на голову. Словом, та - старая "Легенда" - оказалась в незавидном положении. Возобновление вытащило ее глубинные противоречия на божий свет. Преодолеть их так и не удалось. "Легенда" - несомненно русско-советская классика второй половины ХХ века. Все отрепетировано, на первых порах исполнялось слаженно и стройно, хотя формально. И все же при двух исполнительских составах, и до того танцевавших "Легенду", она показалась затянутой и однообразной. И прежде всего виноват в том оркестр под управлением Павла Сорокина. Слабо выявлены в музыке драматургические контрасты. Отсутствуют также точные смысловые акценты, снивелирована фразировка. Игра оркестра артистов никак не вдохновляет. Хореография тут головоломная, а музыка усыпляет подобно колыбельной. Вот и мучаются бедолаги, ожидая, когда же завершатся бесконечные танцы. По той же причине "провалилось" и трио Мехмене Бану, Ширин и Ферхада, потрясающе вмонтированное хореографом в многолюдные, грандиозные по масштабу и динамике сцены "Шествия" или "Погони", которые когда-то наглядно демонстрировали мощь и иерархию восточной деспотии. При отсутствии в этих композициях музыкально-хореографического крещендо исчезает задуманный постановщиками контраст, от которого раньше мурашки пробегали по телу. Куцыми, вялыми, "пришитыми белыми нитками" показались народные сцены. "Страдает" себе народ, как по тексту положено (не возразишь!), но с безразличным видом: подняли кувшины, опрокинули - видите, нет ее, живительной влаги! Никого не увлекают какие-то подвиги "во имя...". Миновали времена мужества и патриотизма - зачем скалу-то долбать, когда вода в супермаркете! На требования времени по-своему отреагировал Григорович, незаметно отнявший у Ферхада его "орудие труда" - молоток - и без громких деклараций превративший его из каменотеса или художника-скульптора в восточного поэта. Сейчас Ферхад появляется из "книжки" (значит - ожившей легенды). И в нее же он уходит в конце спектакля. Ему как бы изначально задан иной уровень бытия. В реальном мире балетмейстер оставил обреченных на одиночество Мехмене Бану и Ширин, не прошедших испытание любовью... Подобные "смысловые сдвиги" на руку изящному, очень восточному Николаю Цискаридзе, сам облик и танец которого в этом балете представляют собой самодостаточный эстетический феномен. Он похож на утонченных влюбленных старинных персидских миниатюр - на одной из них изображен юный поэт, от обилия чувств упавший к ногам возлюбленной. Более простым и милым "реальным парнем" предстал Ферхад Дмитрия Белоголовцева, который за неимением других обречен тянуть в гордом одиночестве весь героический репертуар театра. Он более атлетичен, очень старательно воплощает все требования хореографа. Но ориентализм в любом проявлении - не его стихия, Белоголовцеву ближе, скажем, урбанизм баланчинского "Агона". Красива по пропорциям длинноногая Ширин Анны Антоничевой, более драматична она у Марианны Рыжкиной. Есть "заостренный восточный колорит" у Мехмене Бану Марии Аллаш, несколько "размыто", как бы нехотя, ее танцует Надежда Грачева. Но ни восточных цариц, ни принцесс, ни любовниц на сцене нет. Просто женщины, в разной степени переживающие невзгоды судьбы. Статен Визирь, добротно станцованный Марком Перетокиным, но почему-то испарилась психологическая подоплека его страстно-мучительного дуэта с Царицей. Лишь трое - аскетичный Незнакомец Алексея Лопаревича, инфернальный Шут-горбун Геннадия Янина и уже упомянутый восточный поэт Николая Цискаридзе - интуитивно "пробились" к культуре и верованиям Среднего Востока, и прежде всего Персии. В пластике они - каллиграфы и орнаменталисты, по сути - символические персонажи изысканных "персидских миниатюр", пронизанных мистическими озарениями. Они словно указывают на путь, по которому при желании мог пойти балетмейстер, сочиняя современную хореографическую версию древней легенды. Старая модель балета, увы, уже изжила себя, а новая, к сожалению, так и не была создана. Переделав финал и отдельные сцены, Григорович не пошел на капитальную реконструкцию собственного балета, который, для того чтобы "выжить" в нынешней "эмоциональной пустыне", на мой взгляд, нуждается в сокращениях, в более концентрированной (двухактной?) форме, в изменении жанра - сейчас восточная мистерия может оказаться действеннее психологически-бытовой драмы. Но "вытянуть" такую махину, как "Легенда", в одиночку - непосильная задача даже для самых одаренных исполнителей. Также в рубрике:
|