Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 18-19 (7325) 16 - 22 мая 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
Под занавесПоле зренияИз записок историка радиовещания
Доктор искусствоведения, профессор, известный радиожурналист Александр Аркадьевич ШЕРЕЛЬ параллельно с работой над учебниками, книгами и статьями об истории радиожурналистики уже много лет собирает смешные, курьезные и загадочные истории, связанные с практикой радиовещания. Они входят в книгу "Поле зрения", которая готовится к изданию. В этой книге автобиографическим заметкам ученого сопутствуют наблюдения за разнообразными казусами, которые в разные годы происходили "за кулисами эфира". Несколько страниц из этой книги мы предлагаем вниманию читателей. Так кто же и когда изобрел радиовещание?Своеобразные эксперименты, напоминающие, хотя и отдаленно, прообраз современного радиовещания, проводились в России и в других странах. Техническую базу для этих экспериментов дали изобретения американских инженеров А.Белла, сконструировавшего в 1876 году телефон, и Т.Эдисона, в 1877 году создавшего первый звукозаписывающий аппарат, названный фонографом. Звуки фиксировались на восковой валик и могли воспроизводиться. Эти два прибора и навели предприимчивых людей на создание системы, предвосхищавшей одну из форм радио XX века - проводное вещание. Теперь нам уже неведомы имена тех изобретательных театральных импресарио, которые в зрительных залах двух городов - в Чикаго и в Одессе, - где-то в середине восьмидесятых годов XIX века установили своеобразную систему "оперной трансляции". На сцене, возле рампы, перед которой звучала опера с участием знаменитых певцов, устанавливался обыкновенный телефон, трубка которого улавливала музыку и пение. Второй телефонный аппарат устанавливался дома, в гостиной богатых жителей - любителей оперы.
Возле обоих аппаратов дежурили специальные техники, которые следили за их исправностью. Звуковой сигнал шел на телефонную станцию, а оттуда - на квартиру к состоятельному меломану, где он сам или его гости по очереди, разумеется, через телефонную трубку могли услышать в более или менее искаженном виде то, что происходило в театре. Иногда возле телефона в театре оказывался не живой певец, а граммофон с записями голоса популярного исполнителя. Голос матроса с "Авроры"В течение многих лет гостей, приехавших на экскурсию в город Ленинград, водили на легендарный "корабль революции", стоявший на приколе у одной из невских набережных, и там в числе первых исторических реликвий называли радиорубку, на стене которой укреплена медная табличка: "В ночь с 7 на 8 ноября 1917 года радиостанция крейсера "Аврора" известила мир о победе Великой Октябрьской революции". Так было написано на стене радиорубки, так значилось на "скрижалях истории". Но "скрижали истории" - вещь вообще нематериальная, и потому подверженная человеческим прихотям. В конце 30-х годов XX века, когда главной исторической книгой о прошлом и будущем нашей страны стал "Краткий курс истории ВКП(б)", отредактированный, по слухам, лично И.В.Сталиным, исторический факт о радиопередаче "Авроры" попал во многие пропагандистские научные и журналистские статьи, толковавшие для простых граждан основные положения "великой исторической книги XX века". Но кому-то из приближенных вождя, а по некоторым данным - ему самому, обезличенная информация о радиопередаче с "Авроры" показалась недостаточно эффектной, даже приниженной, и властная рука отредактировала текст, заменив безликое "радиостанция" на "голос революционного матроса с "Авроры". И пошло-поехало. Ведь если был голос, значит, его кто-нибудь слышал. Или по крайней мере мог и должен был слышать. И вот появились воспоминания "старых большевиков" о том, как один из них, "приникнув к маленькому самодельному приемнику в глухой сибирской тайге", слушал этот голос. Другой совершал тот же революционный подвиг в далеком изгнании, где-то в каменных джунглях Нью-Йорка, а третий - на продуктовом складе в задней комнате маленького парижского кафе. И так далее, и тому подобное, - как только не разыгрывалась фантазия. И никто ничего не мог поделать: ведь этот самый "голос с "Авроры" был декретирован желанием самого вождя. Робкие возражения о том, что над территорией России человеческий голос по радио впервые прозвучал уже после революции, в апреле 1919 года, когда начал свои эксперименты в нижегородской радиолаборатории профессор М.А.Бонч-Бруевич, никто в расчет не принимал. Разве можно было спорить с вождем! А число воспоминателей, которые в тайге, в пустыне или в парижских кафе сами слышали этот голос, постоянно росло. История эта очень напоминала рассказы о субботнике, во время которого Ленин в Кремле носил бревно. По некоторым сведениям весьма солидных на первый взгляд научных учреждений, вместе с Ильичем бревно несли несколько сотен человек - товарищей по субботнику. По крайней мере список "воспоминателей" об этом включал немного меньше тысячи имен, зафиксированных институтами истории партии и другими не менее значительными учреждениями. Легенда о матросе с "Авроры", который разговаривал в эфире за много лет до начала даже экспериментального, не говоря уже о регулярном радиовещании, оказалась удивительно живучей. Ее отголоски в некоторых книгах встречались до самого конца XX века. Карету мне, карету!Все, что связано с радио, было необычно, непонятно и вызывало недоверие. Приехал в Москву замечательный испанский гитарист Андрес Сеговия. Он выступал не с обычной, а с двухгрифовой гитарой, причем создавалось ощущение, будто вы слышите целый оркестр. Увидев на эстраде Малого зала консерватории микрофон, Сеговия наотрез отказался выступать, пока "эту штуку" не уберут. "Своим шумом она не даст мне сосредоточиться", - возмущался артист. Ему дали честное слово: если Сеговия после первого номера почувствует, что шум микрофона ему мешает, его немедленно уберут. Когда в антракте к гитаристу обратились с вопросом, не мешает ли микрофон, Сеговия пожал плечами: "Они у вас странные, совершенно молчат". Он спутал микрофон с устройством граммофонной записи отдаленных лет, где движение иглы создавало легкий шорох, шипение. Еще более анекдотичный эпизод связан с одной из великолепных актрис Малого театра. Издавна в Москве, да и по всей России были популярны благотворительные концерты "в пользу нуждающегося студенчества". Они устраивались и в Колонном зале Дворянского собрания (ныне Дом союзов), и в консерватории, и в театральных залах. Приглашались бесплатно самые знаменитые певцы, балетные и драматические артисты. Это считалось большой честью. А цены на билеты объявлялись выше обычного. Весь сбор поступал в распоряжение студенческой кассы взаимопомощи или какого-нибудь землячества. После революции такие концерты возобновились - в них пели Шаляпин и Нежданова, читали Москвин и Остужев, танцевали Гельцер и Семенова, предназначая сборы теперь уже детским домам, голодающим Поволжья, приютам для беспризорников. Самые представительные по составу исполнителей и репертуару концерты бывали в Большом театре по понедельникам. В афише этот день традиционно значился выходным. Здесь и задумали энтузиасты "радиомузыки" поставить микрофоны. Во-первых, гарантирован художественный уровень, во-вторых, не возникает проблема гонорара: передачи по радио - это не зрелища, значит, и платить не за что. В конце августа афиши, расклеенные по Москве, извещали, что 8 сентября 1924 года в "Большом театре состоится "радиопонедельник" - первый радиоконцерт в России, переданный станцией "Коминтерн", с участием А.В.Неждановой, К.Г.Держинской, В.И.Качалова и др.". И наркомпрос А.В.Луначарский держал перед началом речь. "Радиопонедельники" - сборные литературно-музыкальные программы из Большого театра - стали с того дня постоянными, и столь же регулярно в них участвовала актриса Малого театра, жена наркомпроса Наталья Александровна Розенель-Луначарская. Но что заметили многие. Закончив выступление, артисты, пока звучали аплодисменты, естественно, старались задержаться на сцене, чтобы продлить секунды триумфа, а Наталья Александровна стремглав бежала за кулисы. Дело в том, что она каждый раз хватала телефонную трубку, установленную возле сцены, и просила мужа прислать за ней побыстрее автомобиль, так как она хотела успеть домой и застать хотя бы конец своего выступления. Хома взял! (О Вадиме Синявском)Вадим Синявский - журналист легендарной профессиональной биографии - дебютировал у микрофона 16 июля 1929 года. В 5 часов 30 минут утра он пригласил слушателей на первый радиоурок гимнастики, потом он работал у микрофона больше 30 лет. Мы, начинающие репортеры "Маяка", спросили его однажды о самой трудной для него передаче. Я думал, он заговорит о репортаже с Малахова кургана в 1941 году, когда он закончил общаться со слушателями ровно за три минуты, перед тем как немецкая мина жахнула в тот самый окоп, из которого он вещал, и он потерял глаз. Или о том, как он вел репортаж из атакующего танка на Курской дуге, когда машина была уже подбита и горела, но все равно рвалась вперед. Или о репортаже о пленении Паулюса в Сталинграде. Или о том, как на параде 7 ноября 1941 года его предупредили, что выступать будет принимавший парад Буденный, а к микрофону пошел Сталин, но Вадим Святославович успел сориентироваться, и запланированная ошибка в эфир не прошла. Или, наконец, о том, как накануне матча ЦДКА - "Динамо" Берия, приехавший на стадион, буркнул Синявскому: - Вы только армейцев не перехваливайте... И армейцы, как назло, выигрывали. И когда темпераментный комментатор при счете 2:1 в пользу ЦДКА закричал, как обычно: "Гол, блестящий гол!", в комментаторской кабине появились два полковника из охраны Берии и бесцеремонно встали за спиной у Синявского. Так и простояли до конца матча, который, на его счастье, кончился вничью. Но Вадим Святославович вспомнил совсем другое: - Ноябрь 1945 года. Московская команда "Динамо" в Лондоне. Утром, глянув в окно, я не увидел противоположного дома. А улочка была не больше двадцати метров шириной. Туман... Настоящий, лондонский, чертовски густой. Наши предложили перенести игру на завтра. Но хозяева только смеялись: "Деньги в кармане! Все билеты проданы!" И вот начался матч. Откровенно говоря, я до половины поля видел все хорошо и, пожалуй, ближайшие штанги и вратарей. Но как только игроки уходили к противоположной трибуне, на глазах у меня они превращались в огромные силуэты. Первый тайм наши проигрывали 2:3. Мне было жарко. Безуспешно стараясь уследить за всеми перипетиями игры, я вконец измучился и, не выдержав, обратился к технику, который меня обслуживал, с просьбой - нельзя ли дать мне длинный шнур к микрофону, чтобы я мог выйти на боковую линию поля. Все-таки метров тридцать я выигрывал... В конце второго тайма, когда счет уже стал 4:3 в нашу пользу, новая волна тумана, похожего на сгущенное молоко, наваливалась на поле так, что я видел уже не игроков, а неясные тени. ...Проглядывают правые ворота. Защищает их Алексей Хомич. По фигуре понимаю, что это он. Вижу, идет атака на наши ворота... Удар! И сразу взрыв аплодисментов после того, как метнулся Хомич. А что произошло - не знаю. То ли Хомич пропустил гол, то ли взял мяч? Чему аплодируют? Тут пришлось прибегнуть к маленькой уловке: я убираю свой микрофон за спину и, пользуясь тем, что за шумом стадиона не был слышен мой голос, кричу центру защиты М.Семичасному, нашему капитану: "Миша! Что???" Он отвечает: "Хома взял!" После чего я эти два слова: "Хома взял!" - расшифровываю примерно в такую фразу: "В блестящем броске из правого верхнего угла Алексей Хомич забирает мяч. Отличный бросок, ему аплодирует Лондон!" Самое интересное выяснилось из рассказов игроков уже после матча. Хомич действительно в феноменальном броске взял мяч, действительно из правого верхнего угла. Сталин редактирует П.И.ЧайковскогоОдним из самых популярных музыкальных произведений первых послевоенных лет в Советском Союзе была увертюра П.И.Чайковского "1812 год", где гениальный композитор сталкивает как олицетворение войны между русской и французской армиями русскую народную песню и Марсельезу. В финале этого произведения как апофеоз возникает старый российский гимн "Боже, царя храни". Так это и исполнялось много лет. Но вот где-то в конце 40-х годов генералиссимусу пришла на ум мысль о том, что победу русского народа, который жил теперь в Советском Союзе, нехорошо связывать с музыкальным символом дореволюционной страны - императорской России. Кто ему посоветовал - неизвестно. Даже самые опытные музыковеды, к которым обращался автор настоящих заметок, хранят по этому поводу молчание. Но факт остается фактом. Вместо старого царского гимна в финале музыкального произведения Петра Ильича Чайковского зазвучала мелодия М.И.Глинки "Славься" из финала оперы "Жизнь за царя", которая, впрочем, к этому времени была переименована в оперу "Иван Сусанин". Так ее стали исполнять в концертах, так ее записали на пленку для передачи по радио - по воле лично Иосифа Виссарионовича. Глинка и Чайковский, хоть и жили в разное время, стали соавторами одного и того же музыкального сочинения. Сталин и секреты радиопрограммированияВоспитывая коллектив своих подчиненных, разумеется, на положительных примерах, председатель Гостелерадио С.Г.Лапин рассказывал им эту историю, а автор этих строк услышал ее уже в пересказе замечательного журналиста Галины Виноградовой - блестящего радиосценариста и собирателя различных курьезных историй из жизни Радиокомитета. Подтвердили ее своими рассказами и О.С.Высоцкая, и другие бывшие сотрудники аппарата С.Г.Лапина. Конец 40-х годов. Декабрь. Поздний вечер. В кабинете тогда еще заместителя председателя Радиокомитета С.Г.Лапина раздается звонок "кремлевского" телефона, и хозяин кабинета слышит голос вождя. - Слушай, Лапин, у меня собрались гости, а ни патефон, ни проигрыватель не работают. Но очень хочется послушать хорошую музыку, скажем, Чайковского, скажем, Первую симфонию... И пусть дирижирует Голованов. - Конечно, товарищ Сталин. Сейчас включим Чайковского. Сталин бросает трубку. Лапин жмет на кнопку прямой связи с дирекцией программ. И объясняет "дежурному по эфиру" программному начальнику, что в эфир немедленно надо пустить запись Первой симфонии Чайковского. Ничего не понимающий "редактор дня" пытается объяснить зампреду, что это невозможно. Не потому, что Чайковского нет, а потому, что сейчас должны пойти в эфир "Последние известия", которые ждет вся страна, а потом очень важное выступление международного обозревателя о коварных замыслах американской военщины. Лапин с помощью очень энергичных выражений объясняет глупому программщику, куда он отправится, если через несколько минут в эфире не зазвучит Первая симфония Чайковского. Сообразительный работник программной дирекции Всесоюзного радио со всех ног бросается выполнять распоряжение начальства. Через несколько минут дежурный диктор Ольга Сергеевна Высоцкая объявляет в эфире: - Уважаемые радиослушатели! Начинаем концерт русской классической музыки. Слушайте Первую симфонию Петра Ильича Чайковского "Зимние грезы". И после паузы: - Исполняет Большой симфонический оркестр Всесоюзного радио, дирижер - народный артист республики Александр Васильевич Гаук. И в эфире зазвучала прекрасная музыка. А еще через несколько минут в кабинете заместителя председателя Радиокомитета снова зазвенел "кремлевский" телефон: - Слюшай, Лапын! Ти что, савсем глухой? Тэбэ же сказали - пусть дирижирует Галаванов, а ти мине суешь какой-то Гаук. И на том конце провода трубка летит на рычаг. Бледный Сергей Георгиевич Лапин пытается сам позвонить в Кремль, но с ним явно не хотят разговаривать. Он звонит за советом к начальнику сталинского секретариата Поскребышеву. Александр Николаевич уже в курсе дела и ничем помочь радиокомитетскому зампреду не может. Он лишь напоминает, что товарищ Сталин любит, когда ошибки, допущенные нерадивыми работниками, исправляются быстро, а еще лучше - немедленно. После нескольких секунд, которые, по выражению Лапина, состарили его на несколько лет, он все-таки находит выход из положения. Проходит еще примерно полчаса, в эфире заканчивается музыка в исполнении оркестра с "неподходящим" дирижером, и звучит бодрый голос диктора: - Мы передавали Первую симфонию Чайковского. Продолжаем концерт русской классической музыки. Слушайте Первую симфонию Петра Ильича Чайковского в исполнении оркестра Большого театра СССР. Дирижер - народный артист СССР профессор Николай Семенович Голованов. И без каких-либо дополнительных объяснений симфония звучит в эфире второй раз. "Что ни говорите, а подобные истории бывают на свете, редко, но бывают". Также в рубрике:
|