Эта жаркая Домна
Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ
 |
В.Васильева - Домна Пантелевна |
На постановку пьесы "Таланты и поклонники" А.Н.Островского был приглашен режиссер Борис Морозов, человек, имеющий давний вкус и к Островскому, и к подробной психологической разработке роли, и к неожиданной метафоре. Стоит ли отдельно провозглашать, что Театру сатиры в его нынешнем творческом состоянии такие режиссерские качества просто необходимы? Как, впрочем, и вообще режиссерские качества, а проще - режиссеры, и как можно в большем количестве. Громкой победой "Таланты и поклонники" не назовешь. И все же это победа. Такой Веры Васильевой давно не видела эта сцена. Такого "атмосферного" финала, откровенно романтического и чуть ироничного, таких непрямолинейных, нелобовых решений образов - тоже. Пьесы о театре имеют обыкновение зеркально отражать то, что происходит в самой труппе, их играющей. Морозовский спектакль - не исключение. На сцене - два полюса притяжения: Вера Васильева в роли Домны Пантелевны и молодой Борис Тенин - бедный жених Негиной. Они демонстрируют два полярных стиля игры. Сочная и одновременно легкая, искрометная игра Васильевой - вроде бы знак старого театра.
Глухая, мрачноватая сдержанность, помноженная на почти рэперский внешний облик, - таков Петр Б.Тенина, который выглядит очень современно. Но игру Веры Васильевой не хочется вписывать в рамки традиции, хотя по всем внешним приметам перед нами типичная театральная мать бесприданницы. Когда на сцене большая актриса, речь идет не о русле, а о собственном методе и стиле. Лейтмотив этой Домны Пантелевны - кураж, бесконечная любовь к дочери и природный артистизм. Трудную жизнь она проживает легко и темпераментно: глаза блестят, походка упруга, жесты выпуклы и отточенны. Она, невзирая на преклонный возраст, не в силах унять озорства. Ее практицизм не отвратителен, напротив, добавляет веры в жизнь. В том, как Домна Пантелевна деловито считает деньги, или примеряет платок, подаренный Великатовым, или вдруг пускается петь на высоченных нотах, сквозь облик почтенной мамаши проглядывает живая и бойкая девчонка, запрограммированная на счастье. Домна Пантелевна В.Васильевой задает Негиной - М.Ильиной генетический код: ну кто, если не актриса, мог родиться у такой матери?
По сравнению с этой работой все остальные в спектакле Б.Морозова меркнут. Хотя нет ни одной неудачно сыгранной роли. Тут, скорее, эклектика воплощения. Остро современный Петр талантливого Б.Тенина диссонирует с героем Островского. Откуда у апологета честной трудовой жизни такие бездны асоциального подсознания? Как интеллигент-идеалист может производить впечатление человека, готового к самообороне? Этот Петр похож скорее на нигилиста Базарова, нежели на младшего брата Карандышева. Эстетический диссонанс возникает у него и с другими героями. К примеру, с трогательным, но вполне хрестоматийным Нароковым - М.Державиным. Державин играет от сердца. Но не биографию героя, которая - отдельный анекдот в нашем нынешнем театральном контексте. Антрепренер спустил весь свой капитал на "высокое" и скатился до роли бутафора. Но в Нарокове - Державине нет намека ни на былое социальное положение, ни на горечь нынешнего падения. Он существует в амплуа этакого театрального "Агасфера", который всегда тут, вечно служит, ничего не требуя взамен. Другая история с опереточным князем Дулебовым - А.Гузенко. Последний, вероятно, из-за имени Ираклий награжден легким грузинским акцентом. Увы, это "новое прочтение" не дало нового смысла, а только зажало хорошего артиста в рамки эстрадного грузинского анекдота. Ю.Васильев играет Великатова ("очень богатый помещик" - сказано о нем у Островского), как всегда, безупречно точно. Но он играет фигуру совершенно ирреальную, "бога из машины", спасающего карьеру бедной актрисы. Забавно, но при всей искренности исполнения и у Великатова - Ю.Васильева, и у Смельской - А.Яковлевой, и даже у главной героини, актрисы Негиной - М.Ильиной долгое время не просматриваются реальные, жизненные подоплеки поведения. И лишь к концу второго акта начинаешь понимать, что все это, включая нешуточные душевные драмы, - один большой Театр, великий и порочный одновременно. В сцене на вокзале рампа светится огоньками старинных ламп. Герои, совершая в своих диалогах неуловимые инверсии, сбиваются на пятистопный ямб. По сцене везут необычайно красивый и совершенно бутафорский вагон (художник Сергей Бархин), в котором Негина с матерью покидают замшелый городишко ради неведомо прекрасной столичной жизни. В этот неожиданно сильный и абсолютно романтический кусок финала вмещаются и любовь, и предательство, и месть, и великодушие, и страсть к высокому служению, и каботинство. Словом, все, что вмещает в себя понятие "Театр". Спектакль напоминает лоскутное одеяло. Но не блеклое - веселое. В его центре - замечательная актриса, играющая одну из лучших своих ролей. Уже одно это обстоятельство позволяет согласиться с тем, что свой гимн Театру в Сатире все же поют.