Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 46 (7353) 14 - 20 ноября 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
ТеатрМагнитофон и песня без слов"Последняя запись Крэппа" в "Et Сetera" Наталия КАМИНСКАЯ
Режиссер Стуруа и драматург Беккет на первый взгляд не кажутся удачной парой. Стуруа в театральном сознании все еще пребывает адептом дерзкой, свободной игры, емкой метафоры, большого, густо населенного персонажами пространства. Классик театра абсурда, Беккет, казалось бы, взыскует к иным масштабам и другим темпераментам. Но у себя в Театре им. Ш.Руставели Стуруа только что поставил "В ожидании Годо" и сразу - в "Et Сetera" к Калягину, разглядывать человека, жизнь которого состоит исключительно из прослушивания собственных дневниковых откровений, записанных на магнитофонную ленту. Стоит еще раз расписаться в собственной невнимательности. "Масштабный" Стуруа уже поставил пессимистичного, тихого "Шейлока", уже превратил комедию Гольдони о синьоре Тодеро в горькую притчу о вымороченной одинокой жизни, уже сочинил в грузинской версии метафизического "Гамлета". А Калягину после дерзко нехрестоматийного Дон Кихота и клоунского папаши Убю неужто понадобилось нырять в мрачные бездны крэпповского аутизма? Впрочем, не нам знать, что кому и зачем понадобилось. Пьесу режиссер сократил до одной и самой важной кассеты, лейтмотив которой: "Мне 39 лет". Где-то сказано, что порог 40-летия особо трагичен именно для мужчин. На сцене "Et Сetera" - берлога героя, которая уже не напоминает жилище, а являет собой свалку отживших свой век предметов, имеющих цвет золы (художник Г.Алекси-Месхишвили). От той заветной кассеты, где калягинский голос говорит о любви, отсечено целых тридцать лет. Этот провал важен. Нам предлагают не копаться в прошлом, но совместить последнюю попытку обрести полноценную жизнь с итогом, в котором сама жизнь уже находится на стадии лишь физических отправлений. Мы услышим голос человека, находящегося на сцене, только через десять минут от начала действия. И сразу включится кассета. Тембровый контраст между Калягиным говорящим и Калягиным, записанным на пленку, страшен. Этот контраст и составляет в спектакле сквозное действие не двигающейся никуда пьесы. Как хорошо, что в спектакле нет других кассет! Насытившееся абсурдом и постабсурдом ухо нынешнего зрителя даже магнитофонный рефрен Крэппа о женщине, которая могла очеловечить его жизнь, воспринимает сентиментальным трюизмом. Классик театра абсурда, при всей его жесткой отчужденности, для нас теперь - что-то вроде Карамзина для читателей Гончарова и Достоевского. Нам до беккетовской былой свежести - где-то минус пятьдесят лет. Сочинение Стуруа опирается более всего на сенсорное восприятие. Музыка Г.Канчели будто дергает героя, возвращая на время из механического небытия. На землистом фоне свалки лишь стол с заветным магнитофоном вспыхивает теплым кровавым пятном. Голос героя на сцене вступает в диалог с тем, что записан на пленку. Густые, чувственные голосовые модуляции одного Калягина пытаются "общаться" с монотонным, немощным писком другого. Тот Калягин, что бродит по сцене, - самый впечатляющий элемент общего утильсырья. Человек-рухлядь - страшное и одновременно щемящее свидетельство той жизни, что, в сущности, закончена была много лет назад. Однако самые сильные в спектакле - те десять минут, когда еще нет текста, когда ни прошлое, ни настоящее еще не озвучено. Собственно, вся суть происходящего и сыграна гениально в этот самый отрезок времени, остальное - только вариация темы. Бесформенный, драный мешок вздрагивает на подстилке от нездорового сна и, оказавшись человеческим существом, начинает "жить". Эти последовательные, затверженные до автоматизма эволюции: за угол по утренней нужде, к ведру с водой и нечистому полотенцу - в целях гигиены, ногами - в подобие ботинок, на шею - засаленный прообраз шарфа etc - грандиозная трагикомическая пантомима. Партитура этой "жизнеутверждающей" прелюдии прописана с филигранным мастерством. За эти минуты уже успеваешь сглотнуть комок восторга и утереть непрошеную слезу сострадания. И даже представить себе двух круглых, упитанных и, в сущности, жизнерадостных мужчин - Стуруа и Калягина, - со вкусом сочиняющих каждый жест и шажок этого безмолвного шедевра. Также в рубрике:
|