Двойной удар
Московский дом фотографии отметил 95-летие Виктора Руйковича и Марка Маркова-Гринберга
Павел КИНИН
 |
| М.Марков-Гринберг. "Встреча челюскинцев на Красной площади". 1934 г. |
Московский дом фотографии решил одним махом отметить юбилей Виктора Руйковича и Марка Маркова-Гринберга. Идея, прямо скажем, не новая и даже обкатанная пять лет назад в Фотоцентре на Гоголевском. Уже тогда все говорили, что принцип объединения чисто формальный: оба родились в ноябре, и тому, и другому исполнялось по 90, оба - мэтры и даже классики советской фотографии, наконец оба живы, в трезвом уме и здравой памяти. Сегодня - все то же самое, только вот Гринберг и Руйкович стали еще на пять лет старше. Те же, раз и навсегда отобранные авторами, лучшие, уже хрестоматийные снимки: челюскинцы, стахановцы, физкультурники, писатели, космонавты и Памир. Казалось бы, ничего не изменилось и сходства в судьбах и творчестве этих людей уже не найти никогда. Марков-Гринберг, несмотря на долгую профессиональную биографию, так и остался для нас классическим образцом стиля фотокорреспондентов 1920 - 30-х, с по-родченковски жестким, продуманным кадром, безупречной композицией, бьющим наотмашь ракурсом. Без всяких компромиссов и полутеней и в светописи, и в смыслах. Работая в иностранном отделе Фотохроники ТАСС, он был свидетелем строительства Днепрогэса, приезда в Советский Союз Ромена Роллана и Бернарда Шоу, организации первых колхозов и смены на башнях Кремля двуглавых орлов на пятиконечные звезды, шахтерских подвигов Никиты Изотова и летных - В.Чкалова, М.Громова и В.Гризодубовой. Объектив гринберговского "ФЭДа" или "Лейки" словно магическое стекло преображал суровые будни в большой стиль Великой Утопии. Неважно, что это было: парад физкультурниц на ВДНХ или рабочий у станка, советские классики Горький и Маяковский или Курская дуга в 43-м - романтика и героизм строителей великой Страны Советов навсегда определили внутренний строй соцреализма Гринберга - искусства, которое было призвано преобразовать мир.
 |
| В.Руйкович. "Три нимфы в озере". 1972 г. |
В то время, когда Марк Марков-Гринберг, уже признанный фоторепортер экстра-класса, имевший допуск на трибуну Мавзолея во время парадов и демонстраций, снимал для "Огонька" и "Смены", его ровесник Виктор Руйкович еще не работал. Он тоже был знаком с Родченко, Шайхетом и Егоровым, учился у них, фотографировал, но в итоге выбрал кино - искусство Эйзенштейна и Дзиги Вертова. Устроился помощником оператора, снимал фильмы о жизни евреев в Крыму и на Украине, хроники в Новосибирске и Таджикистане. Удивительно, но живя в одно и то же время, Руйкович и Гринберг умудрились практически совсем не пересечься.
Расцвет Руйковича-фотографа пришелся на конец 50-х - 80-е. Теперь уже он работал на аппарат социалистической агитации, сотрудничал с "Советским Союзом" - представительским органом ЦК КПСС, а отставленный от большой политики Гринберг скромно трудился в журнале "Клуб и художественная самодеятельность". Времена изменились, и Руйкович уже мог позволить себе некоторые вольности: привезти из Вешенской станицы и опубликовать репортаж о жизни Михаила Шолохова, представив великого классика похмельным, в телогрейке, с удочкой, и... отделаться нагоняем; сделать знаменитый впоследствии ландшафтный кадр "Три нимфы в озере" - с обнаженными женскими фигурами на дальнем плане у баньки, напечатать его в гэдээровском "Freie Welt" и по обвинению в "несанкционированной съемке" всего лишь угодить на персональную пенсию. Разумеется, все это было непросто и в конечном счете стоило Руйковичу инфаркта, но мы привыкли мерить время до 1953 года и после разными категориями, считать, что люди их поколения были исключительно людьми принципа "или - или", неспособными к тонким нюансам постоттепельских лет. Нам кажется, что их преемники больше понимали и знали, что они лучше чувствовали, что эти контрастные "или - или" не включали всю ту амплитуду, которую потом стали артикулировать так детально и подробно. Допустим, это и так. Но за подобным выбором всегда стояла некая обобщающая действенность образов, утраченная впоследствии в дробности внимательного к нюансам взгляда. Осознание угрозы, таящейся в окружающем мире, преодолевалось уверенностью в значительности своего дела. За каждым кадром неизменно просматривался авторский масштаб, не всегда адекватный запечатленной жизни, но всегда узнаваемый и, в свою очередь, придающий весомость эпохе. В этой масштабности при всей их разности и заключалась общность стиля Руйковича и Гринберга, да и вообще всего этого поколения великих фотографов Советской страны. И чем дальше от них бежит паровоз истории, тем сильнее ощущается общность. Пять лет назад - совсем нет, сегодня - слегка, дальше - больше.
