Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 1-2 (7360) 16 - 22 января 2003г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
Очерки нравов"Комильфо" первой четверти XXI столетияДо Петра Первого в России не было никакой жизни. Даже светской Сергей ЗЕМЛЯНОЙ Знаменитая фраза Льва Толстого, что в России все переворотилось и только начало укладываться, которую так нежно любил Ленин, в наше время зазвучала примерно так: "После разгула беспредела в России все только начало устаканиваться". Именно устаканиваться. И одним из проявлений этого томительного процесса стало возникновение в нашем Отечестве вслед за самозваными академиями, гильдиями и тому подобным странного феномена, который роскошно именуют "светская жизнь". Петиметры, львы, денди и другие
В России свет, или высший свет, появился после реформ Петра I, фактически - при Екатерине II, с первым непоротым поколением российских дворян и с утвердившейся при Петре новой русской аристократией. Говоря о первом непоротом поколении, я не просто перефразирую Александра Герцена. Наш замечательный историк Сергей Платонов в своем "Полном курсе" проследил главные этапы освобождения российского дворянства от своего государственного закрепощения Русской Властью, Империей; закрепощения, которое даже при ринувшемся к европейскому Просвещению Петре I предполагало возможность телесных наказаний и пыток для дворян. Платонов писал: "Грамотой 1785 года завершен был тот процесс сложения и возвышения дворянского сословия, который мы наблюдали на пространстве всего XVIII века. При Петре Великом дворянин определялся обязанностью бессрочной службы и правом личного землевладения, причем это право принадлежало ему не исключительно и не вполне. При императрице Анне дворянин облегчил свою государственную службу и увеличил свои земледельческие права. При Елизавете он достиг первых сословных привилегий в сфере имущественных прав и положил начало сословной замкнутости; при Петре III снял с себя служебную повинность и получил некоторые исключительные права. Наконец, при Екатерине II дворянин стал членом губернской дворянской корпорации, привилегированной и держащей в своих руках местное самоуправление. Грамота 1785 года установила, что дворянин не может иначе как по суду лишиться своего звания, передает его жене и детям; судится только с равными себе, свободен от податей и телесных наказаний, владеет как неотъемлемой собственностью всем, что находится в его имении; свободен от государственной службы, но не может принимать участия в выборах на дворянские должности, если не имеет "офицерского чина" < ... > К таким результатам дворянство пришло к концу XVIII века; исключительные личные права, широкое право сословного самоуправления и сильное влияние на местное управление - вот результаты, к которым привела дворянское сословие политика Екатерины II". Добавлю, что эмансипации российского дворянства способствовало возникновение - впервые в истории России - относительно автономной сферы частной жизни (и частной собственности), формирование личной морали с такими небывалыми прежде этическими категориями, как личная честь и достоинство (дуэльный кодекс), но также как приличия, вкус и здравый смысл .
У колыбели возникавших мало-помалу в России "приличных людей" стоял домашний учитель из немцев, голландцев, англичан или французов с побочным эрзац-продуктом традиции "философии высшего света": в 1717 году по распоряжению или с разрешения Петра была издана светским шрифтом на новорусском языке переводная - с немецкого - книжка "Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению", которая выдержала три издания в годы петровского правления, не раз публиковалась и позже. Книга довольно жалкая, если сравнивать ее с высокими образцами "философии света", но полезная: может быть, ее бы стоило переиздать и сейчас взамен несостоявшихся пока еще кодексов поведения, которые вознамерились принять Думы РФ и Москвы, чтобы как-то опристойнить буйные нравы депутатов и госслужащих. Тем более что даже в вольном пересказе идея книжки была самая замечательная: преподать молодому поколению - и кто при Петре, как и при Борисе и Владимире, не чувствовал себя начинающим! - правила, как надо держать себя в обществе. Первое из правил - не уподобляться беззаботному мужику, который валяется на солнышке или греется на завалинке; ибо не славная фамилия и древний род делают шляхтича (термины "щляхтич" и "дворянин" были при Петре равно употребительными), а благородные поступки и добродетели, среди которых особо акцентируются три: приветливость, смирение и учтивость (и это - в нашей матушке России, стране сломанной середины!). Шляхтич, который мечтает стать придворным, то есть светским человеком, должен ни много ни мало уметь следующее: владеть языками, конной ездой, танцевальным искусством, фехтованием, светским красноречием, умением вести "добрый разговор", сдержанностью. Словом, легко мазурку танцевать и кланяться непринужденно. Были в "Зерцале" и правила, которые стали камнем преткновения для петровских шляхтичей: "Повеся голову и потупя глаза на улице не ходить и на людей косо не заглядывать (Пушкин: "Двойной лорнет скосясь наводит На ложи незнакомых дам"), глядеть весело и приятно с благообразным постоянством, при встрече со знакомым за три шага шляпу снять приятным образом, а не мимо прошедши оглядываться (сразу вспоминается скандалист Виктор Шкловский, который при посещении салона Бриков всякий раз совал руку присутствующим и представлялся, а на обиды знакомых заявлял: "А вы повязывайте руку платком, чтобы я вас отождествлял при встречах и не ошибался". - С.З. ), в сапогах не танцевать, в обществе в круг не плевать, а на сторону, в комнате или Церкви в платок громко не сморкаться и не чихать, перстом носа не чистить, губ рукой не вытирать (водой из стакана на чужое лицо не проливать. - С.З. ), за столом на стол не опираться, руками по столу не колобродить, ногами не мотать (дамам в рекламных роликах на ТВ не разваливаться на кресле, демонстрируя надежность прокладок. - С.З. ), перстов не облизывать, костей не грызть, ножом зубов не чистить, головы не чесать над пищей, как свинья, не чавкать, не проглотя куска, не говорить (и никого на публике не мочить в сортире. - С.З. )". Великие заповеди, неувядающий документ, и несть ему конца. Еще одно замечание. Василий Ключевский в своем "Полном курсе" отмечал: "В дворянском обществе в середине XVIII века сложились два любопытных типических представителя общежития, блиставших в царствование Елизаветы; они получили характерные названия "петиметра" и "кокетки". Петиметр - великосветский кавалер, воспитанный по-французски; русского для него не существовало или существовало только как предмет насмешки и презрения; русский язык он презирал столько, как и немецкий; о России он ничего не хотел знать" (Пушкин: "Но панталоны, фрак, жилет , Всех этих слов на русском нет"). Мало того, Ключевский первым в истории русской общественной мысли предложил феноменологию, культур-философию и историческую типологию русского светского человека в период от Елизаветы до Екатерины II и Александра I: "Таким образом, можно обозначить главные моменты, пройденные дворянством на пути образования: петровский артиллерист и навигатор через несколько времени превратился в елизаветинского петиметра, а петиметр при Екатерине II превратился в свою очередь в homme de lettres'a, который к концу века сделался вольнодумцем, масоном или вольтерьянцем; и тот высший слой дворянства, прошедший указанные моменты развития в течение XVIII века, и должен был после Екатерины руководить обществом < ... > Положение этого класса в обществе покоилось на политической несправедливости и венчалось общественным бездельем; с рук дьячка-учителя человек этого класса переходил на руки к французу-гувернеру, довершал свое образование в итальянском театре или французском ресторане, применял приобретенные понятия в столичных гостиных и доканчивал свои дни в московском или деревенском своем кабинете с Вольтером в руках. С книжкой Вольтера в руках где-нибудь на Поварской или в тульской деревне этот дворянин представлял очень странное явление: усвоенные им манеры, привычки, понятия, чувства, сам язык, на котором он мыслил, - все было чужое, все привозное". К этому великолепному анализу я бы добавил только одно замечание: после войны с Наполеоном французское влияние на российский высший свет сменилось английским, петиметра и масона (декабриста) сменил в качестве главной фигуры dandy, английский фат, повеса или эксцентрический чудак. Юрий Лотман отмечал: "Ориентация русских щеголей на английский дендизм датируется началом 1810-х годов. В отличие от петиметра XVIII века, образцом для которого был парижский модник, русский денди пушкинской эпохи культивировал не утонченную вежливость, искусство салонной беседы и светского остроумия, а шокирующую небрежность и дерзость обращения". "Философия света"Истинной энциклопедией "света", из которой черпал сведения Александр Пушкин, считался некогда знаменитый роман Э.Дж.Булвера-Литтона "Пелэм, или Приключения джентльмена", который в свою очередь подражал лорду Честерфилду. В письме к сыну от 27 сентября 1749 года по старому стилю лорд развернул целую концепцию вульгарности в ее противоположности к светскости: "Если мысли человека, поступки его и слова отмечены печатью вульгарности и заурядности, то это означает, что он дурно воспитан и привык бывать в дурном обществе < ... > Человек вульгарный придирчив и ревнив, он выходит из себя по пустякам, которым придает слишком много значения. Ему кажется, что его третируют, о чем бы люди ни разговаривали, он убежден, что разговор идет непременно о нем; если присутствующие над чем-то смеются, он уверен, что они смеются над ним; он сердится, негодует, дерзит и попадает в неловкое положение, высказывая то, что в его глазах является истинной решительностью, утверждая собственное достоинство. Человек светский никогда не станет думать, что он - единственный или главный предмет внимания окружающих, что все только и делают, что думают и говорят о нем; ему никогда не придет в голову, что им пренебрегают или смеются над ним, если он этого не заслужил < ... > Будучи выше всех мелочей, он никогда не принимает их близко к сердцу и не приходит из-за них в ярость, если где-нибудь и сталкивается с ними, то готов скорее уступить, чем из-за них пререкаться". Пушкин, который собирался писать "Русского Пелэма", хорошо понял Булвера-Литтона, но не хуже понял писателя его друг Бенджамин Дизраэли, будущий глава правительства Великобритании, который в молодости был невыносимым фатом и ярым поборником дендизма. Так, молодой Дизраэли писал отцу во время своего морского путешествия, где он встретил на корабле достойного противника - не тронутого дендизмом джентльмена, дипломата и офицера Джеймса Клея: "Чтобы управлять людьми, надо или побеждать их на их же поприще, или презирать их. Клей делает первое, я второе, и мы оба одинаково популярны". Еврей-выкрест Бенджамин Дизраэли справедливо полагал: высокомерие тем необходимее, чем низменнее положение; дендизм - единственная манера поведения. Все сказанное лордом Честерфилдом настолько актуально в современном общественно-политическом контексте, имеет такой взрывной критический потенциал, что просто диву даешься, как далеко - под таким углом зрения - успела уйти так называемая элита нынешней России по торной дороге вульгарности: невульгарный человек в политике или СМИ смотрится сейчас ходячим анахронизмом. А эгоцентризм отечественных политиков, их стремление в любой ситуации тащить одеяло на себя не знают себе равных по своей вульгарности. Где еще в мире депутат парламента выразит готовность заплатить миллион долларов за то, чтобы на закрытом просмотре спеть сольную партию в популярном "музикале" (термин Александра Солженицына). Существование европейской аристократии и высшего света было невозможно без постоянно сопровождавшей их рефлексии, которая дала богатые плоды в европейской изящной литературе и моралистике Нового времени и развилась в некую разновидность практической философии, философии светских нравов, искусства приличного поведения, эстафета которого непрерывно передавалась от итальянца Бальдассарре Кастильоне с его трактатом "Придворный" (1528) к испанцу Бальтасару Грациану с его сборником "Карманный оракул" (1647), от него - к "Максимам" (1664 - 1665) Франсуа де Ларошфуко и "Характерам" Жана де Лабрюйера (1688), далее - к "Введению в познание человеческого разума, сопровоженному размышлениями и максимами" (1745 - 1747) Люка де Вовенарга и далее - к "Максимам и мыслям" (1741 - 1794) Николя Шамфора, к "Дон Жуану" (1819 - 1824) Джорджа Байрона и "Пелэму" Булвера-Литтона, к "Евгению Онегину" Александра Пушкина, к середине XIX века с "Трактатом об элегантной жизни" Оноре де Бальзака и эссе Жюля Барбе д'Оревильи "О дендизме и Джордже Браммеле", к романам Шарля Гюисманса и творчеству Оскара Уайльда, а затем - к нашему Серебряному веку с Сергеем Дягилевым и Михаилом Кузминым. Вклад этой традиции в подлинную науку о человеке и пружинах его поведения и общительности, которая когда-либо появится, неоценим - и не оценен по заслугам. Уж не пародия ли он?Собственно говоря, пушкинская эпоха была не только золотым веком русской литературы , но и временем расцвета российской аристократии и петербургско-московского высшего света. С реформами 1861 года началась совершенно новая эпоха: эпоха постепенного, но неудержимого заката и деградации аристократии и высшего света под напором нового жизненного принципа - "дикого капитализма". Собственно говоря, России пришлось еще не раз переживать сходные эпохи, когда дикий капитализм подрывал устои феодально-сословного или неофеодально-сословного, как в период сталинизма или позднего оттепельно-застойного сталинизма, общества: эпоха НЭПа и сталинского Термидора с его государственным капитализмом, ельцинско-путинская эпоха с ее "грабительским капитализмом". Одной из главных черт этих эпох является культурная мимикрия , попытка варварского "нового" цивилизоваться, усвоив себе устоявшиеся красивые формы старого, механическое подражание, экспансия "ряженых" на всех ступенях общественной иерархии. Как тогда, так и сейчас в России везде и повсюду - ряженые, самозванцы, пародии. (Пушкин: "Уж не пародия ли он?") Никто глубже, чем Ф.М.Достоевский, не пережил и не воссоздал суть этой эпохи, равно как и никто глубже ее не осмыслил, чем Константин Леонтьев. Достоевский в своих последних романах, Леонтьев в своих работах "Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения" и "Достоевский о русском дворянстве" изобразили этот фатальный для России процесс смены не только экономических, но и культурных парадигм ее развития, движения российской цивилизации в неизвестное, все еще открытое будущее. К концу ли истории? Бог весть, главное, что не к началу. В ходе этого процесса изменяются основы российского бытия, меняются его фундаментальные категории: (право на честь сменяется правом на бесчестье; великосветский салон, прием или раут с избранной публикой сменяются тусовками с их вавилонским столпотворением и политическим свальным грехом; в качестве героев "светской жизни" выступают разгребатели грязи из СМИ, вышедшие в тираж демократы и неизвестно кого защищающие правозащитники, певцы экскрементов, выдающие себя за постмодернистов, продвинутые издатели, порхающие из одного сериала в другой актеры и актерки, певицы без голоса, политики-шоумены и шоумены-политики - имя им легион. Также в рубрике:
|