На деревню дедушке

"Мазепа" в Большом

МУЗЫКА

Дмитрий МОРОЗОВ
Фото Михаила ГУТЕРМАНА

В.Алексеев - Мазепа в сцене из спектакля

"Ни одно сочинение еще не создавалось мной с такими трудностями, как эта опера", - писал П.Чайковский, работая над своим "Мазепой", и сравнивал себя с человеком, "который несет на плечах тяжелую ношу, хотя и драгоценную, которую во что бы то ни стало надо доставить по назначению". В свою очередь и постановщики "Мазепы" сталкиваются с не меньшими трудностями в процессе сценического воплощения этой самой неблагодарной из репертуарных опер Чайковского, если, конечно, и впрямь хотят "доставить драгоценную ношу по назначению", то есть найти такой ход, который сделал бы ходульную, квазиисторическую мелодраму живой и если не актуальной, то хотя бы элементарно интересной сегодняшнему зрителю.

Большой театр, чья последняя постановка "Мазепы", осуществленная в 1986 году Сергеем Бондарчуком, получилась откровенно слабой, ныне позвал на роль атлета-тяжеловеса, долженствующего поднять сию "тяжелую ношу" и "доставить по назначению", -

Роберта Стуруа . Тем самым была в очередной раз продемонстрирована эстетическая близорукость: надо либо вовсе не понимать характера этой оперы Чайковского, либо не иметь никакого представления о режиссерской системе грузинского мастера, чтобы попытаться скрестить очевидно несовместимые вещи. С одной стороны, мелодрама открытых, кипящих страстей и гипертрофированного пафоса, с другой - конгломерат театра представления в вахтанговском духе и эпического театра по Брехту. Точки соприкосновения тут никак не просматриваются.

Стуруа увидел в "Мазепе" прежде всего повод для разговора о природе власти, о том, что стремление возвыситься над другими убивает все живое в самом человеке. Такая вот вариация на тему "Макбета". Вопреки Чайковскому, для которого, несмотря на название, главной героиней была Мария, все режиссерское внимание отдано в спектакле заглавному персонажу, все остальные - лишь функции. Для Стуруа Мазепа не злодей (каким делали его русская и советская мифология) и не герой (каким предстает в мифологии украинской). Он политик, для которого цель оправдывает средства, не свободный при этом от проявлений интеллигентской рефлексии а-ля Макбет или Борис Годунов. К примеру, в сцене казни он до последней минуты испытывает колебания. В финальной картине, вопреки недвусмысленному указанию либретто, Мазепа не убивает Андрея (это делает Орлик, что, кстати говоря, мы уже наблюдали в постановке Мариинского театра середины 90-х годов) и даже, возможно, движимый раскаянием, склоняет голову, как на плахе, перед его саблей.

Противоречит ли подобная концепция опере, названной именем украинского гетмана? Не столько даже противоречит, сколько по большей части не находит в ней опоры. К тому же, смещая акценты, Стуруа, по сути, выводит за скобки эмоциональную составляющую, лишая персонажей зрительского сочувствия и тем самым выхолащивая творение Чайковского. При этом режиссерская концепция проведена недостаточно внятно, во многом так и оставшись на уровне деклараций. В общем и целом в поединке с оперой Чайковского и с Большим театром режиссер добился лишь ничейного результата. То, что увидела публика, - это и не совсем Стуруа, и не совсем Большой театр. Результат предсказуемый, и вряд ли стоит винить тут Стуруа: о том, что у него совсем другая группа крови, нежели у оперы Чайковского, обязаны были подумать те, кто прописал эту инъекцию.

Не очень помог режиссеру и его постоянный соавтор Георгий Алекси-Месхишвили, чей визуальный ряд, кажется, лишь по касательной соотносился с режиссерскими идеями. Тем не менее в спектакле есть образ, который дорогого стоит. В первой картине (усадьба Кочубея) мы видим на сцене три кусочка колосящегося поля, нарезанного подобно торту. В одном из них устроено даже стойло для белого коня. Когда в последнем акте беглец Мазепа случайно вновь оказывается в этом месте, те же треугольники предстают черными, обугленными, как метафора выжженной земли. А коня нет. Возможно, он тоже убит в Полтавском бою и вознесся в небеса (во всяком случае, какого-то коня, хоть и другого цвета, мы видим проплывающим по небу на видеопроекциях во время симфонического антракта "Полтавский бой").

Кстати, этот последний звучит в столь головокружительно-быстром темпе, какого мы, кажется, еще не слыхивали. В остальном дирижер Александр Титов предложил добротную музыкальную трактовку, в которой, однако, яркие и выразительные моменты соседствуют с расплывчатыми и невнятными, как, впрочем, и в самой опере Чайковского.

Что касается певцов, то на премьере подобрался в общем неплохой состав, хотя иные назначения на партии, как это в последнее время все чаще случается в Большом, откровенно удивили.

Бесспорная удача - Валерий Алексеев (в прошлом солист Мариинки, давно кочующий по всему миру), который поет Мазепу давно, и партия эта как раз ему впору. Кроме того, здесь он показал себя также и хорошим актером, реализуя непростые режиссерские задания. А вот лирический по природе голос Лолитты Семениной (прекрасной Татьяны в "Онегине" и Лю в "Турандот"), хоть и спевшей хорошо финальную колыбельную и некоторые другие фрагменты, в целом явно не создан для партии Марии, содержащей ряд ультрадраматических моментов.

Очень хорошо выступил на премьере в партии Андрея Михаил Губский. Впрочем, хорош вокально был и второй ее исполнитель - Максим Пастер, однако гротескный внешний вид (Паваротти отдыхает!) не позволял ни на мгновение воспринимать его героя всерьез.

Вадим Лынковский, видимо, не созрел еще для таких партий, как Кочубей: все было спето шаблонно, не говоря уж про сдавленный верх. Персонаж сей в результате оказался, что называется, ни то ни се. Несколько лучше был здесь Александр Науменко. И все же равной Мазепе фигуры, увы, так и не получилось. Татьяна Горбунова в партии Любови также не произвела особого впечатления.

Зато, как это уже становится правилом, очень достойно выступает в спектакле хор, стараниями нового главного хормейстера Валерия Борисова на глазах избавляющийся от прежней расхлябанности.

Итак, подведем итоги. Обратившись вновь к русской классике, с которой ему в последнее время фатально не везет, Большой театр и в этот раз не одержал победы. Впрочем, и полного фиаско тоже не случилось. В любом случае спектакль с намерениями всегда лучше, чем мертвая рутина, которая была в предыдущей постановке "Мазепы" на этой сцене. Однако по части решения проблемы русской классики это опять выстрел мимо цели. Методом пасьянса (у нас в планах "Мазепа", мы хотим пригласить Стуруа - давайте-ка это объединим) ее и не решить. Трудно, однако, удержаться от предположения, что руководство Большого не о высоких материях думало, но просто хотело козырнуть еще одним громким режиссерским именем, попутно показав фигу в кармане Мариинке, у которой сотрудничество со Стуруа так и не сложилось. Вот и получается, что Большой театр никак не может "доставить по назначению" свою "драгоценную ношу", то бишь русскую классику. А все потому, что никак не выяснит, где этот самый пункт назначения находится, и отправляет ее по известному адресу: на деревню дедушке.

МУЗЫКА

• На деревню дедушке
  "Мазепа" в Большом
• Эликсир Гершвина
  в "Геликон-опере"

ЮБИЛЕЙ

• Человек с Грузией за спиной
• Всегда новая Эра
• Голос Кондратьевой