Она умела говорить "да" и "нет"

Какой я запомнила Екатерину Фурцеву

Нами МИКОЯН

Как-то так получилось, что в последнее время СМИ неожиданно проявили значительный интерес к личности Е.А.Фурцевой. Вроде бы и юбилея никакого нет, а Екатерина Алексеевна вдруг вновь оказалась в центре внимания. В редакционном портфеле нашелся материал, посвященный этой знаменитой женщине, и мы решили ознакомить с ним наших читателей.

С Екатериной Алексеевной Фурцевой я познакомилась летом 1950 года. Было это в Сочи, в санатории "Приморье", когда я переходила на пятый курс Ереванской консерватории. В комнате, куда меня поселили, уже жила молодая женщина, очень привлекательная внешне и, как потом оказалось, удивительно приятная в общении.

Это была Екатерина Алексеевна Фурцева, в то время второй секретарь Московского городского комитета партии, энергичная, стройная светловолосая женщина с открытым милым лицом. Она много плавала, играла в волейбол - тогда эта игра была очень принята. В тот год я ее такой и запомнила - всегда в движении, доброжелательная и веселая.

Зимой я вышла замуж и переехала в Москву. Среда, в которой я оказалась, давала мне возможность время от времени видеть Екатерину Алексеевну. Слышала, что она много работает. В конце 50-х годов встретила ее на футболе - спорт она всегда любила. Сидели рядом. Екатерина Алексеевна спросила о моем дяде (воспитавшем меня после гибели отца в 1937 году) Г.А.Арутинове, который работал первым секретарем ЦК КП Армении с конца 37-го года до 1954-го и был снят с работы при Н.С.Хрущеве "за неправильный подбор кадров". Я ответила, что он без работы уже несколько лет, сейчас лежит после тяжелого инфаркта в больнице и что я к кому только ни обращалась, даже писала Хрущеву - но ответа не было, дядя сам хлопотал о любой работе - ему отвечали отказом, добавляя, что не хотят обострений с Хрущевым. Выслушав меня, Екатерина Алексеевна сразу стала серьезней и взволнованно сказала: "Как можно без работы? Завтра приходи ко мне на Старую площадь". Она уже была одним из секретарей ЦК.

На другой день я была у нее на приеме. Она при мне позвонила Суслову, потом быстро вышла и, вернувшись через какое-то время, сказала: "Работа у Арутинова будет".

И действительно, осенью дядя стал работать в Госплане Грузии. Правда, через несколько дней он умер от сердечного приступа, но не безработным.

Вот такую Екатерину Алексеевну, неравнодушную, смелую, я знала и позже, со слов своего второго мужа В.Ф.Кухарского, который долгое время был заместителем министра культуры СССР. Но о его воспоминаниях я расскажу дальше, а сейчас - о том, что видела и помню сама.

Я работала в журнале "Советская музыка", когда Екатерину Алексеевну неожиданно назначили министром культуры СССР. Она тяжело переживала уход с многолетней партийной работы, воспринимала это как предательство - ведь в свое время именно она предупредила Хрущева о готовящемся против него заговоре и была всегда по-человечески преданна ему. Но в конце концов с обидой справилась и, став министром культуры, зажглась и этой работой, как всем, за что бралась. Именно тогда, при ней, начались Международные конкурсы имени Чайковского, ею был задуман фестиваль "Русская зима", возобновился Международный кинофестиваль в Москве - к его открытию был построен кинотеатр "Россия". Помню в дни фестиваля снимок в журнале "Огонек" - Екатерина Алексеевна и две кинокрасавицы - Джина Лоллобриджида и Софи Лорен (последняя решила подшутить над соперницей по искусству и к фестивалю заказала себе точно такое же белое платье), обе были прекрасны, но Екатерина Алексеевна не потерялась рядом: она просто была красива по-другому.

Как-то я была на совещании по эстраде. В зале министерства сидели Л.Утесов и другие видные артисты эстрады. Вошла Екатерина Алексеевна - прекрасная фигура была подчеркнута элегантным строгим платьем, русые волосы волнисто обрамляли лоб, высокий шиньон возвышался на затылке. (Эту прическу потом делали многие работавшие в номенклатуре "дамы", из-за чего их, посмеиваясь, называли "Фурцева для бедных"). Так вот на этой встрече Екатерина Алексеевна встала перед собравшимися, улыбнулась своей полугрустной улыбкой (так улыбались актрисы Вера Марецкая и Валентина Серова), без тени кокетства, изящным движением руки поправила волосы и сказала спокойным тихим голосом: "Здесь собрались высокие мастера, что я могу, простая женщина, сказать вам? Я прошу говорить вас самих о проблемах эстрады". Все вскочили в восторге, аплодируя ей, - люди искусства, они оценили и манеры, и слова, и ее облик. Говорили долго, откровенно, доверительно.

Екатерина Алексеевна всегда была подтянута, строго, со вкусом одета, красиво причесана. При ее образе жизни это было совсем не просто - она приходила на работу в министерство всегда в одно и то же время - в 9 часов утра. День был расписан. Обедала Екатерина Алексеевна там же, в министерстве, обычно вместе со своими заместителями, а вечером были спектакли, концерты, просмотры фильмов, приемы. Около ее рабочего кабинета - кстати, в нем всегда были в вазе цветы - находилась маленькая комната, где стоял шкаф с ее платьями и со всем, что необходимо для вечерних мероприятий.

Я помню ее влюбленность в Фирюбина, начало их брака. Так получилось, что мы еще два раза встречались во время ее отпуска. Это было на мысе Пицунда, в деревне Лидзава. Там располагался уютный дом отдыха Совета министров Грузии, обычно отдыхающими там были гости из Москвы. К 6 часам утра к берегу подходил катер, и Екатерина Алексеевна отправлялась на рыбалку далеко в море, обычно ее не было до обеда, потом она уходила в горы, возвращаясь, коптила пойманную утром рыбу и угощала всех отдыхающих.

Вспоминаются милые женские мелочи. Ее обаяние включало и дар человеческого общения, и ум, и внутреннюю интеллигентность, и элегантную красоту всегда подтянутого облика. Она умела быть верной в дружбе - так было и с французской художницей Надей Леже, женой знаменитого Фернана Леже, дружила она и с Людмилой Зыкиной. Всех этих разных женщин роднили внутренняя сила, талант, особенная русская стать.

Личная жизнь Екатерины Алексеевны расклеивалась, хотя внешне все оставалось по-прежнему. Фирюбина, человека меньшего масштаба, раздражало ее высокое положение, он этого не скрывал. Свою дочь Светлану Екатерина Алексеевна очень любила, так же как и внучку Машу, бесконечно их опекала. Светлана была последней, с кем говорила Екатерина Алексеевна. Вернувшись с приема в честь Малого театра одна (Фирюбин остался там), она позвонила дочери, поговорила, а позже ее не стало...

Напряженность работы, ощущение недоброжелательности отдельных партийных руководителей не могли не отразиться на ее состоянии, на характере. Появилась вспыльчивость - она могла вдруг резко осадить, повздорить, но уже через несколько часов находила форму для извинения и примирения. Об одном случае мне рассказывал Арам Ильич Хачатурян: она подошла к нему с рюмкой на банкете, с улыбкой попросив прощения за резкость утреннего рабочего разговора. Часто это бывало и с моим мужем В.Ф.Кухарским - он мог быть в разговоре с ней таким же неровным. Утром Екатерина Алексеевна сама приходила к нему в кабинет, и они долго беседовали, пока не наступал дружеский мир. Зла Екатерина Алексеевна никогда не держала. Коллеги по работе ее уважали, да, можно сказать, и любили. Особенно близка она была со своими двумя заместителями - Владимиром Поповым и Василием Кухарским. Оба рослые, открытые, под стать своему министру, они целиком отдавали себя работе. Екатерина Алексеевна ценила их знания и рабочие качества и по-человечески дружила с ними. К концу рабочего дня они часто засиживались у нее в кабинете допоздна, обсуждая дела и запивая их водочкой. На это здоровья у всех троих хватало. Так же, как и взаимопонимания. Екатерина Алексеевна умела слушать, а главное, хотела слышать и знать то, что ранее ей было незнакомо.

Работать она умела.

Будучи министром культуры, она стала добиваться самостоятельности своего министерства, с которым до того не слишком считались.

Многое сделала Е.А.Фурцева для Театра "Современник", активно защищая его, понимая, что родился молодой театр, ищущий, с четкой творческой программой, с талантливыми актерами, со смелым репертуаром.

В мае 1974 года в Большом театре готовилась опера "Игрок" С.Прокофьева. Против был секретарь ЦК по идеологии Демичев. Екатерина Алексеевна активно вмешалась, уговорами и протестами добилась постановки оперы.

О многом написано в записках В.Кухарского: и о ее борьбе за С.Т.Рихтера, которому препятствовали в зарубежных гастролях, она добилась их, в процессе этой работы не забывая его поддержать, обнадежить. Позже их отношения перешли во взаимную сердечность и уважительность. И о поддержке режиссера Г.Товстоногова, и о ее привязанности к Галине Вишневской и М.Ростроповичу, о ее удивительно бережном отношении к Давиду Федоровичу Ойстраху, и о подчеркнутом уважении к Д.Д.Шостаковичу, на беседы к которому ездила сама.

Любила и опекала Майю Плисецкую, ценя ее талант и зная ее сложный характер.

Как-то Большому театру урезали дотацию. Екатерина Алексеевна, узнав об этом, тут же позвонила Л.Брежневу и объяснила, что культуру ущемлять нельзя, тем более Большой театр. Убеждала до тех пор, пока он не сдался.

Много можно вспоминать о Фурцевой. Уверена, что о ней будет написана книга. Эта незаурядная женщина, умевшая говорить "да" и умевшая говорить "нет", много сделала для нашей культуры. Было непростое время. Правили законы Системы, и она вынуждена была им подчиняться, но ум, интуиция, честность и активная смелость помогали Екатерине Алексеевне добиваться цели, какой она ее видела.

ПОД ЗАНАВЕС

• Она умела говорить "да" и "нет"
  Какой я запомнила Екатерину Фурцеву
• Первый морж нашей литературы,
  или Милые странности дедушки Крылова
• Человек родился!