СЕРГЕЙ АРЦИБАШЕВ: "Абсурда мне вполне хватает в жизни"

Беседу вела Ирина АЛПАТОВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

С.Арцибашев

Непривычно рано, в середине августа, открыл очередной сезон Московский театр имени Маяковского, художественным руководителем которого три года назад стал Сергей Арцибашев. За прошедшее время публика отнюдь не изменила популярному коллективу в своей любви, а вот сам Арцибашев успел выслушать от критического сообщества массу нелицеприятных упреков, в основном по поводу "облегченного" материала для постановок и отсутствия "железной руки" по отношению к творящим (а порой и вытворяющим) в руководимом им театре другим постановщикам. Что изменится в наступившем сезоне, какими видит худрук дальнейшие перспективы Театра имени Маяковского, да и российской сцены в принципе? Об этом Сергей АРЦИБАШЕВ рассказал обозревателю "Культуры".

    

- Сергей Николаевич, поскольку мы встретились с вами накануне открытия сезона, первый вопрос закономерно будет о планах театра.

- Бог даст, в конце сентября состоится первая премьера - я завершаю работу над спектаклем "Птица-тройка" по поэме Гоголя "Мертвые души". Зрителей ожидает интрига, потому что впервые в одном спектакле будут объединены оба тома. Первый акт - это классические ситуации, а второй сделан на основе того материала, который остался несожженным. Владимир Малягин, автор инсценировки, придумал продолжение похождений Чичикова. Исходя из записок Гоголя, его рассказов, все-таки можно было допустить, что он хотел вывести Чичикова на положительную стезю. Но, видимо, мечты с реальностью не совпали. Мне кажется, это, во-первых, интересно с чисто просветительской точки зрения, ведь второй том практически никто не знает. А во-вторых, там отдельные фразы и монологи звучат так, словно бы сочинялись в нашей сегодняшней реальности.

    

- И все-таки вы, наверное, рискуете? Да, театральные гурманы "скушают" спектакль с удовольствием. Но заманить массовую публику на Гоголя с "Мертвыми душами", по-моему, проблематично.

- Да, я рискую, но классика - это наша подпитка. Подобный материал всегда творческий, профессиональный и человеческий. И для зрителей, и для актеров, и для меня - это определенная веха, без которой трудно даже не столько продвигаться вперед, сколько просто держаться на плаву. Да, комедии и коммерческие спектакли - это нормально, они финансово поддерживают театр. Хотя я и в коммерческих постановках стараюсь отыскать то, что меня по-человечески там задевает. Иначе мне тяжело это ставить, да я скорее всего и не буду этого делать.

А классика? Ну да, скажу сейчас банальность, но ведь никто не отменял ее истинности. В классике - вечные мысли, вечные проблемы и одновременно те, которыми ты сегодня живешь. Только выражено это правильным языком, красивым слогом и наполнено высокими помыслами. Поэтому мне с таким материалом интересно работать. Пусть это нечасто происходит, но если я хотя бы раз в два года не замахнусь на классическое произведение, то чувствую какое-то упущение. Это наш духовный золотой запас.

Да, наверное, публика валом не повалит на "Мертвые души". Но ведь, например, "Карамазовы" у нас в театре с успехом существуют, творчески и финансово себя оправдали. А "Женитьба" вообще идет первым номером.

    

- Но "Женитьба" и сделана весьма зрелищно, азартно, оптимистично, что ли.

- Да. А здесь будет другой Гоголь. Но надеюсь, что и он тоже сможет вызвать интерес. К тому же в спектакле заняты ведущие актеры труппы - Александр Лазарев, Светлана Немоляева, Галина Анисимова, Игорь Костолевский, Игорь Охлупин, Ефим Байковский, Игорь Кашинцев, Даниил Спиваковский.

    

- Что еще ожидает зрителей?

- Готов к выпуску спектакль по комедии Сухово-Кобылина "Свадьба Кречинского" в постановке Татьяны Ахрамковой с участием Анатолия Лобоцкого и Романа Мадянова. Юрий Иоффе работает над спектаклем "На бойком месте" Островского. Вскоре приступит к новой работе Леонид Хейфец. Есть и другие наметки.

    

- Судя по названным режиссерским именам, вы по-прежнему ограждаете свой театр от визитов модных молодых постановщиков, одно приглашение которых - уже мощный пиар?

- Во-первых, хватает работы и нашим штатным режиссерам. Во-вторых, я пробовал приглашать, может быть, не столько модных, сколько просто молодых режиссеров, но они не вписались в нашу ситуацию. Я вижу их самоподачу, а все фантазии заключены в придумках каких-то перевертышей. Ни идей там нет новых, ни форм, а только работа на эпатаж.

Я вообще - ученик реалистической и психологической школы. И мне всегда хочется на этот риторический вопрос: "чем будем удивлять?" - ответить: "удивляйте актерской игрой, новыми замыслами, открытиями, ходами. Но не переделывайте, не искажайте материал. Все-таки должна сохраниться авторская идея, тем более если в работу берется классика".

    

- Молодых ведь манит и модный зарубежный опыт подобных перевертышей.

- Я помню, как в 1993 году поехал со спектаклем Театра на Покровке "Три сестры" на крупный фестиваль в Мюнхене. Там собрался весь театральный мир - были и Стрелер, и Брук. Американцы тоже привезли "Трех сестер", и меня уговорили пойти посмотреть. Там такой авангард был, что я ничего не понял. Потом спросили у меня: "Как вы относитесь к этой постановке?" Я ответил: "Замечательно отношусь, там есть поиск формы, только лучше бы они искали на своем материале". Ведь кто-то из зрителей, особенно молодых, не читал ни Чехова, ни Достоевского, ни Островского. Они приходят на спектакль и думают: вот это и есть знаменитые русские истины. Впрочем, высший театральный пилотаж на самом деле в другом.

    

- В чем же?

- Мне кажется, что-то очень важное должно остаться в душевной памяти зрителей. Высший пилотаж театра - когда человек, посмотрев спектакль, может изменить свою жизнь, судьбу. Хотя понятно, конечно, что это некое донкихотство. Но сейчас все убеждены: да ничего искусство не исправляет, не меняет в жизни. Неправда. Я хотя бы по своему опыту знаю, что меняет. Могу даже примеры привести, когда после моих спектаклей люди кардинально повернули свое мироощущение совсем в другую сторону.

    

- Приведите, пожалуйста.

- Хотя, конечно, я могу говорить только о том, что знаю. Был, например, человек, который хотел покончить жизнь самоубийством, но после спектакля изменил свое решение и даже умудрился со временем стать счастливым. Просто нашел, ощутил какое-то свое предназначение.

Или такой случай. Идет на Покровке спектакль "Ревизор". В зале сидят медики, которые занимаются разработкой лекарств. После спектакля они остались, хотелось поговорить. И один из них все бегал вокруг меня и спрашивал: "Знаете, что вы поставили?" - "Ну, наверное, знаю". - "Нет, вы знаете, что сделали?" Я уже начал беспокоиться, что же такое я сделал? А он говорит: "Я весь спектакль сидел и думал: елки-палки, когда же наступит утро, чтобы я смог пойти на работу". - "Что же это вам вдруг так захотелось на работу?" - "Вы знаете, я десять лет бьюсь над одной проблемой, и ничего не получается, а тут вижу, что Арцибашев смог посмотреть на известную ситуацию совсем с другой стороны. Что же я-то десять лет бьюсь как баран в одни ворота? Дай-ка и я взгляну по-другому".

То есть во время спектакля у него пробудился творческий процесс. А ведь это и есть самое главное - возникновение творческого начала в человеке. Пережив какое-то возбуждение или потрясение на спектакле, человек переносит это в свою жизнь.

Да и у меня такое бывало после некоторых спектаклей Товстоногова или Эфроса. Почему-то потом хочется обязательно с кем-то поговорить, кому-то позвонить, написать маме, не идти домой, но гулять по ночным улицам. Мне кажется, это одна из задач театра - разбудить человека, вытряхнуть его из серой обыденности, освободить от мелких каждодневных забот, которые способны забить любое творческое начало. Вот это - театр. Радость.

    

- К сожалению, это такая редкость, тут уж я сужу по собственному опыту. Да и мало кто сегодня об этом думает всерьез.

- Наверное. А я думаю. Быть может, этой высшей планки не всегда удается достичь. Но когда после трехчасового и не слишком легкого спектакля "Карамазовы" я вижу горящие глаза зрителей, которые не сбежали в антракте, проклиная театр за напрасно потраченные деньги, то получаю подтверждение, что мы не зря работали.

Или вот вы, критики, например, ругаете спектакль "Банкет" за низкопробный материал. А ведь там в середине действия, когда герои вдруг перестают кривляться и начинают говорить искренне, в зале наступает такая тишина, что у многих перехватывает горло.

    

- Вы как худрук театра ощущаете ответственность за все, что происходит на его сценах? Почему спрашиваю об этом? Мне кажется, что некоторые спектакли вроде "Строителя Сольнеса" или "Карлика" просто компрометируют театр.

- Это очень тяжелый вопрос. Я в советские времена прошел мучительный и трудный период. В течение семи лет у меня не вышло ни одного спектакля, хотя я пахал не останавливаясь. Заработал на этом и язву, и все прочие болезни. Помните, как в пьесе "Добрый человек из Сезуана" говорится: летчик, который не летает, - мертвый летчик. То же и режиссер, работающий вхолостую.

Поэтому мне очень трудно сегодня вмешиваться в чужой процесс. Конечно, если я вижу какие-то просчеты, обычно пытаюсь мирным путем договориться с режиссером, начиная с выбора материала. Но я пока не дошел до той стадии, когда можно стукнуть кулаком по столу и сказать, что спектакль не выйдет.

    

- Но "Строителя Сольнеса" вы все-таки сняли с репертуара?

- Снял. Конечно, я понимаю, что в какой-то мере несу ответственность и за результаты чужого труда. Но вы сейчас, конечно, говорите о результатах творческих, а я еще думаю и о финансовых. Мы не можем провалиться сразу во всех местах.

    

- Как-то вы мне говорили, что работа Филиала и Малой сцены - ваша головная боль. Она утихла?

- Справиться с ней окончательно пока не удалось, хотя работа идет.

    

- Ваша Малая сцена активно функционирует, но там не видно риска, эксперимента, свойственных таким камерным пространствам.

- Это издержки наши. Знаете, мечтается быстро, а вот исполняется трудно, да и не всегда получается. Да, я тоже хочу эксперимента. Но есть сложности даже производственного характера. Пространство маленькое, декорационный размах там невозможен, значит, сразу отметается ряд режиссерских задумок. Эпатировать матерщиной? Нет, на это я не пойду. Плюс материальный вопрос. На содержание трех сцен нужны деньги.

    

- А финансирование, конечно, этого не учитывает?

- Конечно. Мы имеем средства на два простеньких спектакля в год.

    

- Вы остаетесь художественным руководителем Театра на Покровке? Сейчас этот некогда очень популярный коллектив как-то затих.

- Да, это есть. Я курирую его, приглашаю других режиссеров, но самому плотно заняться этим театром не хватает времени, конечно.

    

- Не задумывались о том, чтобы передать театр в надежные руки?

- А кому передать?

    

- Я не знаю.

- Вот и я не знаю. Жалко, что учеников нет. Да, я веду заочный режиссерский курс в РАТИ, но мои студенты уж совсем в другую сторону смотрят.

    

- В какую же?

- Им надо самовыразиться прежде всего. Но сегодня-то я вижу, что открытия возможны только в направлении реалистически-психологического театра. Вот докажите мне, что вы это умеете, а потом делайте что хотите. Но это же самое сложное, потому что в таком театре не видно режиссера, он-то должен умереть в актере. А им это неинтересно.

И начинаются поиски материала, который сделан шиворот-навыворот. Спрашиваю: "А ты сам-то понимаешь, что там написано?" - "Не очень". - "Узнай у автора". - "Узнавал, он тоже не очень понимает". Вот такой абсурд получается. Да, мы все живем сегодня в абсурде, так из него же человека извлечь надо. Мне-то, например, абсурдистского театра вполне хватает в Чехове. Да, там полно безумия, но связанного с людьми, судьбами. А новых пьес я не понимаю. Но молодых с этих пристрастий сбить трудно. Надо либо выгонять, либо смиряться и ждать, когда все разрешится естественным путем.

    

- Мы давно не видели ваших новых актерских работ. Хотя бы надежда на это есть?

- Есть. И планы есть, но опять-таки времени не хватает. Хотя, вероятно, уже наступил тот период, когда можно подумать и о себе как об актере. Я ведь от многого отказываюсь и в кино, и в антрепризе. В кино я, правда, могу быть покладистым актером. Но в театре мне с другим режиссером трудно и мучительно. Так что, может быть, скоро приглашу сам себя в спектакль нашего театра.

ТЕАТР

• СЕРГЕЙ АРЦИБАШЕВ: "Абсурда мне вполне хватает в жизни"
• Не буди лихо
  "Утомленная счастьем" Франсуазы Дорен. Театр имени Гоголя
• Один из нас
  "Моно-3" в Театре на Юго-Западе
• Мать священника
• Перепутавшая век
  К портрету актрисы Ксении Раппопорт

ЗАНАВЕС

• Московские театры открывают сезон