Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 45 (7504) 17 - 23 ноября 2005г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
ТеатрСмотрите, хам пришел"Старый дом" Алексея Казанцева в Театре "Модернъ" Наталия КАМИНСКАЯ
Алексей Казанцев сейчас - одна из главных фигур в продвижении новой драмы. Наверняка произошло это потому, что около тридцати лет назад сам он был представителем так называемой "новой волны" в драматургии и знает, почем фунт лиха. Это "лихо", впрочем, сегодня совсем не то, что тридцать лет назад. "Новую волну" обвиняли в чернухе, но споры вокруг современной пьесы велись тогда в ином государственном режиме и, разумеется, не только с эстетических, но и с идейных позиций. Нынешних новодрамовцев тоже костерят за сплошной негатив, но соображения "так нельзя" не ведут к оргвыводам. Тем более никто не указывает, "как можно", а просто кому-то неприятны эти пьесы в человеческом и профессиональном смысле. Между тем "новая волна" - уже история нашего театра, свою роль пьесы Петрушевской, Славкина, Арро, Злотникова и Казанцева в ней, несомненно, сыграли. И новые темы зазвучали, и новый язык обозначился, и тип героя оформился, и молодые режиссеры-актеры на этих текстах заявляли о себе. А как вам такая идея, уважаемые апологеты новой драмы? А не провести ли какой-нибудь смотр, соединив в нем пьесы советских драматургов 70 - 80-х годов XX века с теми, что пишутся сейчас? Недостатка в спектаклях по "новой волне" не будет, всплеск интереса к этой драматургии по всей стране очевиден. Вот и посмотрели бы, откуда что взялось, куда двигалось и чем на сегодняшний день закончилось. Увидели бы, как старшие товарищи готовили перестройку, а младшие теперь поживают на ее руинах. Да много чего интересного можно проследить в развитии: и интонацию, и свое позиционирование в мире, и комплекс упований, и социальную зоркость, и степень искренности, и чисто эстетические вещи. Алексей Казанцев, например, драматург, явно не равнодушный к социальной теме. Пьеса "Старый дом" была им написана в 60-е годы, а впервые поставлена в конце 70-х, разумеется, со скрипом, который сопутствовал театральному рождению всех пьес его поколения. На премьере в Театре "Модернъ" драматург вспоминал, как не переставал удивляться в 70-е годы тому, что фраза героя "Я тебя хочу" была-таки допущена к сценическому звучанию. Да ведь это еще полбеды! А финал-то пьесы какой нехороший, беспросветный: старый дом разрушили, но судьбы его обитателей были порушены еще раньше, до сноса, и никаких, как говорится, перспектив к дальнейшему мажору не наблюдалось. Пьеса - о совковом коммунальном житье-бытье в доме, где присутствуют тени прошлого. "В этом доме бывал Лев Толстой", - говорит одна из героинь. А теперь тут блюдет нравственность обыкновенный стукач, пьянствует забубенный отец семейства, жмется по углам интеллигент, чье дело - сторона. Душещипательная история затоптанной любви Олега и Саши, этих советских Ромео и Джульетты, написана вполне традиционно с точки зрения любых канонов. А вот образ дома как немого свидетеля неумолимой деградации общества - это, безусловно, был для своего времени и смелый, и социально прозорливый драматургический ход. В 60-е годы, согласно автору, старый дом, видевший и Льва Толстого, и Прекрасную Даму, и домкомовскую команду какого-нибудь очередного Швондера, и черные автомобили, увозящие жильцов в никуда, и проводы на войну, и возвращения с нее, и эйфорию XX съезда партии... короче, это вместилище истории снесли. А если бы поставили на капремонт? То-то бы продолжились славные лица и сюжеты! Так что, обращаясь сегодня к этой пьесе, режиссер Светлана Врагова погружалась как бы в двойное ретро. Надо было выбрать исходную точку - куда возвращаться памятью и к чему апеллировать. Нынешние молодые режиссеры, возлюбившие 70-е годы, возможно, отправились бы именно в это время, где деревья для них были большими. Но у Светланы Враговой все дороги ведут в Серебряный век. Все, начиная с названия театра, его интерьера, нового роскошного занавеса в отстроенном после пожара большом зале и заканчивая происходящим на сцене, есть апелляция к эпохе модерна, в которой режиссер видит последний оплот красоты и духовности. Поэтому декорации Ларисы Наголовой столь изысканны и представляют собой причудливую вязь арок, портиков, пилонов и балкончиков. Поэтому возрастные героини говорят отрешенными, "поэтическими" голосами, будто отсылают нас к уже упомянутой Прекрасной Даме. Поэтому темпоритм спектакля взвинчен, экзальтирован, а под занавес звучат излюбленные в этом театре романсы. Своя логика во всем этом, безусловно, есть. За тридцать лет, отделяющие сегодняшний театр от времени первой постановки пьесы, тема вырубленного сада (а чеховские мотивы у Казанцева очевидны) обросла новыми сюжетами и героями. Режиссер убирает из пьесы ряд "советизмов", а финальную сцену организует как кадр из современного блокбастера. Подмостки заполняют механические "люди в черном", безликие, инородные и технократически безжалостные. Такие не то что здание Военторга снесут, но и Кремль, если надо, оккупируют. А еще здесь стихи читают. Цветаевские. Про "домики старой Москвы", которые исчезают. Но уж очень все это жутко красиво, причем какой-то неспокойной, форсированной красивостью. А актеры между тем живут своей жизнью. Одни - жизнью подробной, сочной, психологически убедительной. Таковы колоритный, мощный Владимир Левашов, играющий отца-деспота, элегантно потерянный Олег Вавилов - лектор Игорь Сергеевич. Но в первую очередь молодая Мария Орлова, которая сыграла свою героиню Сашу пронзительно, прямо-таки трагически. Другие между тем погружены в разного рода стилизации. Любовь Новак - мать Олега и Елена Стародуб - одинокая писательница находятся в эпохе декаданса. А Сергей Пинегин, играющий гада-стукача, - в пространстве почти плакатной сатиры, впрочем, как всегда, виртуозен. Жесткая, мрачная, хотя и снабженная сантиментом, история, написанная Казанцевым, облачилась у Враговой в шелка и страусовые перья, что ей, этой истории, не очень-то к лицу. Сильная, между прочим, есть сцена, когда повзрослевшая и откровенно несчастливая Саша при встрече со своей первой любовью Олегом (см. последний акт "Чайки") одну за другой примеряет дивные шляпы с перьями и вуалями. "И веют древними поверьями ее упругие шелка"? "Я - чайка. Нет, не то. Я - актриса"? И то и другое, наверное, правильно. Вот только театрально сокрушаться по поводу пришествия хама поздно было уже во времена написания пьесы "Старый дом". А сейчас - тем более. Также в рубрике:
|