ЛЕВ РУБИНШТЕЙН: "Жизнь сегодня интереснее, чем литература"

ПЕРСОНА

Беседу вел Борис СОКОЛОВ
Фото ИТАР-ТАСС

Л.Рубинштейн

Еще недавно Лев РУБИНШТЕЙН был одним из представителей концептуализма - поэтом, широко известным в узких кругах. Сегодня эссеистика Льва Семеновича стала украшением ряда электронных и бумажных СМИ, он блистает на многочисленных литературно-светских мероприятиях, его выступления-чтения стихов, записанных на карточках, собирают многочисленную заинтересованную публику. Он по-прежнему удивительно подвижен и остроумен. И вдруг сообщение: Рубинштейну - шестьдесят...

    

- Лев, с какими чувствами вы встретили собственное шестидесятилетие?

- Ни с какими. Магия чисел на меня не действует. Такого невроза у меня нет. Хотя социальная рефлексия мне свойственна, но она совсем не связана с круглыми датами. У меня был кризис среднего возраста, но он наступил в тридцать с небольшим. Тогда у меня было чувство, что жизнь прошла, а многое не сделано. Но кризис прошел, и теперь меня больше волнует мое внутреннее ощущение, мой внутренний возраст. Я себя чувствую молодым человеком.

    

- А с точки зрения творческих свершений? Стал ли юбилей поводом для подведения каких-то итогов?

- Почему мы считаем событием, когда стукнет столько-то лет с нулем? По-моему, это только повод поздравить, сказать приятное или, в свою очередь, выслушать поздравления от тех, кто тебе дорог, и не более того. Для меня просто было несколько очень напряженных дней, когда гораздо чаще, чем обычно, приходилось отвечать на телефонные звонки, и не более того.

    

- Почему от поэзии вы ушли в журналистику?

- Я сторонник более оптимистического глагола - не ушел, а пришел в журналистику. Я вовсе не ушел из поэзии. Я просто пишу меньше стихов. Эти тексты, написанные с расчетом опубликовать их в медиа, это, конечно, не поэзия, но и не журналистика в чистом виде, это проза, написанная поэтом. Из этих текстов я составляю и публикую книги, сейчас уже третью. С другой стороны, у меня сейчас гораздо менее интенсивный поэтический период, чем десять лет назад. Когда я стал писать прозу, я думал, что за прозу и за поэзию отвечают разные участки головного мозга, но оказалось, что всей творческой деятельностью ведают одни и те же клетки. Поэтому я стал меньше писать стихов. В прозе я выражаю то же самое, что выражал с помощью поэзии. Поэзия, как я ее определяю, - это ритмическая организация чувственного опыта. А в прозе в большей степени отражается не только чувственный, но и социально-культурный опыт.

    

- Как вы думаете, каков ваш личный вклад в культурный опыт человечества?

- Я к себе отношусь достаточно легко. Я стараюсь не рефлексировать по поводу своей роли в культуре. Художник должен смиренно делать то, что он умеет делать хорошо, а определять свое место в истории - несколько нескромно. Мне кажется диким словосочетание "мое творчество". Им любят пользоваться люди из шоу-бизнеса, к которым слово "творчество" на самом деле никак не применимо.

    

- Какую роль, на ваш взгляд, играет сегодня литература в развитии культуры и в жизни общества?

- Чем жестче социальная обстановка, чем менее плюральны политические отношения, чем скучнее общественная жизнь, тем в большей степени возрастает роль культуры. Роль литературы в культуре всегда была велика. Сегодня роль литературы не столь значительна, какой была, например, в XIX или в XX веке, но она все еще достаточно велика. Литература в нашей стране еще какое-то время будет важнейшим культурным институтом, а когда перестанет им быть, речь уже будет идти о совсем другой стране. Меня всегда интересовали жанры промежуточные, пограничные. Сейчас упор делают на прикладное значение литературы. Но чисто прикладные задачи литературы меня никогда не увлекали. Не хотелось писать для театра, для кино. В то же время в моих поэтических текстах можно найти жанровые приметы киносценария, лекции, путеводителя, много другого. И это при том, что в поэтическом тексте прикладных задач перед собой не ставишь.

    

- Как вы относитесь к современному телевидению?

- Ой, к телевидению я отношусь как к неизбежному злу. Некое зло в телевидении присутствовало изначально, так как телевидение - слишком мощное и суггестивно влиятельное, слишком манипулятивное средство. У телевидения много соблазнов подмять под себя всех, и часто так и получается. А телевидение в руках людей, склонных к авторитаризму, - это просто опасный инструмент. Думаю, что Гитлер и Сталин в эпоху телевидения бы не поднялись. Они - люди митинга, люди эпохи радио, порождение площади и радио. Сталин, впрочем, - даже не площади, а кабинета. А телевизор я стараюсь не смотреть. Только ближе к ночи, если спать не хочется, я, переключая каналы, попадаю на какую-нибудь американскую стрелялку и смотрю какого-нибудь Брюса Ли - в качестве снотворного.

    

- Как вы смотрите на положение дел в современной литературе?

- Я - пишущий человек, и у меня давно сформировались свои взгляды на литературу, свои эстетические предпочтения. Новое мне не так интересно. Гораздо интереснее перечитывать то, что люблю. Новые имена в литературе, безусловно, есть, их много, и среди них наверняка есть достойные писатели, но мне они не особенно интересны. Я лучше еще раз перечитаю "Анну Каренину", а не толстый роман какого-то автора, притом что мне никто не дает гарантии в том, что мое время не будет потрачено зря.

    

- А кого вы всегда читаете с удовольствием?

- Произведения друзей и классику. Толстого, Чехова, Лескова. Вот Достоевского попробовал сейчас, "Братьев Карамазовых", - не пошло, а раньше любил. Из нынешних писателей всегда ценил и ценю Володю Сорокина. Мне интересно, как он изобретенный им метод применяет в различных ситуациях, к различным явлениям. Сорокина я однажды принял и полюбил, принял его метод, который я назвал "истерикой языка". Он им пользуется много лет, всегда изобретательно и виртуозно. Я всегда с изумлением наблюдаю в каждом новом произведении, как он хорошо справляется со своей задачей. Поэтому я его всегда читаю. Я не люблю детективный жанр, но Акунина всегда читаю с удовольствием. Мне интересно, что он использует возможности этого жанра для социальной проповеди. В серьезной литературе проповедь я не выношу, но в массовой литературе она вполне уместна, ведь ее читают миллионы. Из поэтов же я с удовольствием перечитываю Михаила Айзенберга, Сергея Гандлевского, Тимура Кибирова, Д.А.Пригова, Виктора Коваля, Юлия Гуголева. Я хожу иногда на поэтические вечера, и многое мне там нравится, но каких-то оглушительных открытий я не сделал. Впрочем, некоторые мои знакомые, которым я вполне доверяю, в один голос говорят, что литература в России находится сейчас в хорошем состоянии. Я им верю. Но это не значит, что я сейчас же начну жадно читать новую литературу. Жизнь мне сегодня представляется интереснее, чем литература.

    

- Как вы оцениваете нынешнюю общественную ситуацию?

- Она скорее кислая. Если, как принято считать, российское общество развивается по спирали, то теперь оно переживает очередной виток авторитаризма, фундаментализации общественной жизни. Но я оптимист. Часто говорят о реванше, возврате в прошлое, реставрации. По внешнему виду происходящего кажется, что это так, но это не так по существу. Российская история движется не линейно, а по принципу маятника. По моему ощущению, колебания этого маятника затухают. Сейчас он действительно движется назад, но совсем назад просто не получится. После проведенной Хрущевым десталинизации возвращение сталинщины было уже невозможно, хотя попытки были. Точно так же невозможна сегодня новая советизация России, хотя вроде бы мы и движемся в этом направлении. Мир другой, общество другое, информационная ситуация другая. Ведь мы все-таки живем в эпоху Интернета.

ПЕРСОНА

• ЛЕВ РУБИНШТЕЙН: "Жизнь сегодня интереснее, чем литература"

ОПРОС

• Куда исчезают хорошие книги?

ПРОЕКТ

• Борис и Белла
  Пятьдесят стихов о любви

МЕЖДУ ДЕЛОМ

• ВЛАДИМИР ДАШКЕВИЧ: "Постоянно читаю Тютчева"

НОВИНКИ

• Закулисье