Приключения иностранцев в России

"Рассказы Шукшина" и другие истории на фестивале NET

Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Михаила ГУТЕРМАНА

Сцена из спектакля "Рассказы Шукшина"

Десятый юбилейный фестиваль NET вышел на коду спектаклем латыша Алвиса Херманиса "Рассказы Шукшина", который режиссер впервые поставил в русском театре с русскими актерами. Херманиса узнали и полюбили в России не сегодня и даже не вчера - спектакли его Нового Рижского театра с одинаковым успехом лидировали все последние годы на фестивалях и радикального, и академического профиля. Только что он получил премию Станиславского. А годом раньше - европейскую премию "Новая театральная реальность". Само по себе соседство этих двух наград намекает на некую универсальность того, что исповедует режиссер: один из лидеров современного европейского театра, он занимается человеческими историями, мир его спектаклей соткан одновременно и из нежного внимания к человеку, и из бесстрастных фиксаций времени. Оттого его работы обычно объединяют любителей новых форм и традиционалистов, тех, кому ближе западное рацио, с теми, кто предпочитает недисциплинированную отечественную душевность.

Театр Наций - первая российская площадка, на которой Херманис попробовал свои силы. Но "Рассказы Шукшина" для него - не первый русский материал, он ставил и гоголевского "Ревизора", и "Соню" Т.Толстой. И вообще сорокатрехлетний Херманис, естественно, родом из СССР и, по собственному признанию, "не свалился с луны", обращаясь к Шукшину. Но даже если бы "свалился", его тяга к подобному литературному материалу предсказуема. Достаточно вспомнить "Долгую жизнь", где детально исследуются будни всеми забытых стариков, и даже "Звуки тишины", воскрешающие эпоху молодости наших родителей. Короче, жизнь обычных людей - это единственный материал, который Херманис считает ныне достойным внимания.

Работу над Шукшиным режиссер начал, еще не будучи лауреатом премии Станиславского, но в лучших традициях Константина Сергеевича. Вся постановочная группа отправилась в село Сростки Алтайского края, на родину писателя - напитаться воздухом, увидеть реальные лица, подсмотреть повадку. Для сценографа Моники Пормале прямым результатом поездки стало оформление спектакля. Он идет на фоне огромных, блестяще выполненных фотопортретов нынешних жителей шукшинского села. Лица и пейзажи - наши, прием же - абсолютно европейский, чуждый российской сценографической школе. Впрочем, не это важно, а важно то, что живые русские артисты и фотографические лица жителей современной российской глубинки вместе организуют условия игры. Дескать, мы, нынешние москвичи, не станем прикидываться ни современниками Шукшина, ни настоящими сельскими мужиками и бабами. Вот вам подлинные лица, вот - истории про невыдуманных людей, а вот - мы, артисты, которых все это пробирает до самых кончиков пальцев. Потому что и мы "не с луны свалились", имеем и гены, и общую память, и доверие к талантливой прозе Шукшина, и полное взаимопонимание с режиссером, который скромно называет себя в программке "иностранцем". В сущности, так оно и есть, но, понятное дело, не совсем. И не поймешь даже, отчего не совсем - оттого, что рождались и росли мы с ним в тогда еще общей стране, или потому, что особенность его таланта - в любви к человеческим историям, притом любви скупой, мужской и нежной, без соплей и достоевщины.

Десять рассказов, в основном хорошо известных. Восемь актеров: Евгений Миронов,Чулпан Хаматова, Юлия Свежакова, Юлия Пересильд, Дмитрий Журавлев, Александр Гришин, Александр Новин, Павел Акимкин. Более трех часов сценического времени, которые пролетают как один вдох и выдох. Все происходит со зрителем на этом спектакле - и хохот слышится, и слезы текут, и сердце щемит, и жутко иной раз, и сладко. Только зевнуть ни разу не удается. И стыдно ни разу не становится. За что? - спросите. А за разлюли-малину, за какой-нибудь квасной колорит, за "индо возопрели озимые". Хотя молодые русские актеры играют абсолютно по-русски. Евгений Миронов, тот и вовсе совершает в этом спектакле подвиг титанического труда, ибо во всех десяти рассказах играет главные партии. Поначалу его чуть не заносит в бенефис, в упоенное лицедейство времен "Табакерки" 90-х годов, где они с учителем Олегом Павловичем, бывало, давали жару. Но очень быстро бенефис превращается в талантливое соло, какого этот выдающийся артист давненько не брал. Без грима, без лишних "смачных" красок, скорее, в акварельных, простодушно иронических тонах он легко берет и молодое "форте" и стариковское "пиано", и трагедию, и балаган, и наив. И поет, и танцует, и молчит, и говорит, и ударяется в виртуозную пантомиму. То нескрываемое наслаждение и та почти что юношеская прыть, с которыми на этот раз работает чуть было не забронзовевший Миронов, наталкивают на оптимистические размышления. Собственно, вся компания занятых здесь актеров будит самые жизнеутверждающие мысли. Точны, легки и вместе с тем искренне серьезны здесь и преуспевшие в разного рода проектах Юлия Пересильд, Александр Гришин, Павел Акимкин, Александр Новин, Дмитрий Журавлев. И верная своему репертуарному театру (МТЮЗу) Юлия Свежакова. И характеры схватывают, и фон отыгрывают, одним мастерским штрихом могут взять и деревенский колорит, и преклонный возраст, и чудаковатую повадку. Со вкусом, с подзабытым нынче удовольствием держат атмосферу ансамбля и тем самым несут главное - простую человеческую ценность происходящего на сцене. Вот Чулпан Хаматова действует иначе. Тоже, как и Миронов, самоотверженно, порой даже иступленно. Но то ли из-за доставшихся ей броских персонажей (тут и женщина-вамп, и глухонемая, и жена-стерва), то ли потому что давно уже - прима, налет премьерства в ее игре дает себя знать. Хотя в эпизодических партиях - хороша, порой даже не узнаваема, и эта превосходная степень внешнего и внутреннего преображения, конечно, - высокий класс.

Внимание к маленькому человеку - категория, вовсе не ушедшая, как многим кажется, из поля зрения современного театра. Другое дело, что она мутирует, меняет ракурс. Сейчас актуально то, как среда стирает бедного индивидуума, аннигилирует личность и даже саму ее бренную, телесную оболочку. Очевидным протестом против этого стали опыты документального театра и различные социальные проекты, осуществляемые в театральных пространствах. Истории из жизни, "не причесанно" поданные на аудиторию, реальные люди, вместо актеров говорящие с публикой о своем, все это театр лишь в той мере, в какой он обращен к группе людей, собравшихся вместе, дабы посмотреть и послушать. Один такой опыт, в своем роде уникальный, представил нынешний NET. Спектакль "Я думаю о вас" - копродукция фестиваля, СТД РФ и Французского культурного центра. Это двадцатый по счету опыт французского режиссера Дидье Руиса, который собирает стариков, людей не моложе 70 лет, слушает истории из их жизни, а затем выводит их с этими историями на сцену. Девятнадцать попыток режиссер осуществил во Франции и в Латинской Америке, двадцатая же стала российской. Одиннадцать пожилых людей садятся на стулья, фронтально поставленные перед публикой, и по очереди рассказывают о себе. Режиссерская рука приложена здесь минимально. В начале и в конце спектакля на экране возникают фотографии из прошлого его участников, воспоминания сблокированы в темы: первые детские ощущения, первая любовь, война, испытания, дети и близкие. В углу на столике - старые вещи, каждая из которых принадлежит одному из участников. Старики, очевидно, свободны в своих темах и умениях высказаться. Одни говорят уверенно, даже с юмором, другие скованы, мучительно подбирают слова. Вспоминают мамины духи, первый подарок, вкус первого поцелуя, друга, унесенного судьбой, войну, бомбежки. Тут, наверное, мало различий между тем, что вспоминают французы и русские. А вот сталинские репрессии, присутствующие в рассказах едва ли не каждого российского участника проекта, - это явно наш "эксклюзив". Тексты неравноценны, да и вряд ли это можно назвать текстами. По признанию режиссера, он не давил, не отбирал специально тех людей, которые хорошо держатся на сцене. Просто слушал и осторожно распределял их в пространстве спектакля. Старые люди сыграют его всего несколько раз - никакой эксплуатации, никаких длительных показов не предусмотрено. Но этот эпизод, конечно, станет в их жизни очень важным. Важен он и для зрителей. Не театральным качеством, которое весьма скромно и даже сомнительно. Но нравственным послевкусием. Ощущением того, что любая жизнь отдельно взятого старика есть абсолютная ценность, как ваша собственная, еще не прожитая, как жизнь вашего ребенка, может быть, впервые задумавшегося о том, кто такие его бабушка или дед.

Так неожиданно срифмовались два неравноценных театральных опыта фестиваля NET, прошедшие на фоне других - авангардных, острых по форме, дерзких, часто невербальных. Эти же взяли человеческим содержанием: скромный социально-театральный эксперимент и яркий актерский спектакль крупного современного режиссера. Шукшин и Херманис наверняка помирили ревнителей старого доброго психологического театра с любителями западного искусства, которому, казалось бы, нет дела до русских деревенских историй середины 60-х годов прошлого века. Впрочем, спектакль Херманиса, может, и добрый, но вовсе не старый. А кому и до чего есть дело, коли речь идет о талантливых современных людях, - это большой вопрос. Главное - поменьше узкой специализации, которая, как заметил еще Козьма Прутков, подобна флюсу.

ТЕАТР

• Приключения иностранцев в России
  "Рассказы Шукшина" и другие истории на фестивале NET
• Референдум в пользу большого стиля
  Завершились гастроли Малого драматического театра - Театра Европы
• Человек с диагнозом
  Андрею Смолякову - 50
• Мы будем смеяться, как дети
  Лаборатория современной комедии
• Театральная жизнь длиной в полвека

КНИГИ

• Лестница в небо