МАРИНА КОЛПАКЧИ: Наш театр - кузница звезд

Елена ФОКИНА
Фото Людмилы СЕЛЕЗНЕВОЙ

М.Колпакчи

Понятие "великая эпоха", в данном случае - балетная, складывается из многозначных смыслов и непростых судеб. Одна из таких - творческая жизнь Марины КОЛПАКЧИ, солистки Большого театра, педагога-репетитора Театра классического балета под руководством Наталии Касаткиной и Владимира Василева. Более двух десятков сольных партий, классических и современных, станцевала Марина Колпакчи в спектаклях Большого, работала практически со всеми хореографами, чье творчество определяло художественную высоту тех лет: Василием Вайноненом и Ростиславом Захаровым, Касьяном Голейзовским, Леонидом Лавровским и Юрием Григоровичем. В ее отношении к профессии заключается некая поколенческая общность "золотого века" Большого балета: врожденный (или - воспитанный) такт, с которым великое племя сохраняло все актерские и танцевальные традиции, накопленные предшественниками (а какие были учителя: Мария Кожухова и Галина Петрова, Серафима Холфина и Тамара Никитина, Марина Семенова и Галина Уланова!), умение выявить в танце главное, не просто, пускай и с тщанием, оправдать пластические экзерсисы, а сделать так, чтобы мастерство оказалось Искусством, причем каждому зрителю близким, очень близким.

- Как вы, дочь известного военачальника, Героя Советского Союза, генерала армии Владимира Яковлевича Колпакчи, попали в балет ?

- Это не так странно, как может показаться на первый взгляд. Мама и ее сестры, рано осиротевшие, воспитывались в Екатерининском институте благородных девиц. Одна из них стала аккомпаниатором в Кировском театре, занималась с Павлом Лисицианом, Николаем Большаковым. Мама не связала жизнь с искусством, хотя у нее был прекрасный редкий голос - от колоратуры до меццо - с поставленной серединой, но театром, балетом увлекалась, видела на сцене Матильду Кшесинскую, Елену Люком, Елизавету Гердт, Ольгу Спесивцеву. Мама часто рассказывала мне о своих впечатлениях, особенно восхищалась Спесивцевой и Люком.

- Наверное, мечтала видеть дочь балериной ?

- Мама хотела, чтобы я просто научилась танцевать. Во время войны мы с ней были в эвакуации в Перми, где находились в те годы Кировский театр и Ленинградское хореографическое училище. Варвара Павловна Мей, знаменитый педагог и автор "Азбуки классического танца", вела танцевальный кружок в пермском Доме культуры, куда мама меня и привела. Посмотрев меня, Варвара Павловна сказала: "Вашей девочке не надо заниматься здесь, жду вас завтра в училище, только сшейте ей что-нибудь на ноги". Мама не пришла в восторг от этих слов, но вечером сшила мне из лилового сукна туфельки со швом посередине. Утром мы отправились в балетную школу. Меня проверили и приняли в Вагановское училище. Из того первого года помню немногое. Я была маленькой, мне хотелось просто танцевать, и никакого особого старания, прилежания во мне не было.

- Обычно балерины любят вспоминать первый поход в театр и свои первые выступления на сцене ...

- Первой моей сценой был госпиталь, где я читала стихи, пела песни, чаще всего "Катюшу", в палатах лежачих, тяжело раненных. После этих выступлений я очень нервничала, а мама говорила: "Понимаешь, Марина, это война, ты должна помогать им выздоравливать". Каждую неделю мама приводила меня в госпиталь, я опять пела, читала, а потом разговаривала с ранеными. Особенно часто с одним летчиком, обожженным, замотанным бинтами так, что даже глаз его не было видно. Когда ему сняли повязки, то на лице и руках я увидела страшные сморщенные корки.

Шли годы, но я всегда о нем помнила. И вот однажды, когда вернулась в Москву после отпуска, мне вручили письмо, которое пришло на адрес Большого театра. Это была весточка из прошлого, летчик писал, что был проездом в Москве, едет в санаторий лечиться, что видел меня на сцене, узнал ту девочку, которая приходила в госпиталь с ним разговаривать. В конце послания значился адрес санатория, но письмо застало меня спустя два месяца. Встреча наша не состоялась.

Первый визит в театр тоже связан с Пермью и ранеными. Те, кто выздоравливал, ходили в театр и брали меня с собой на утренники. А потом уже и мама стала меня туда водить.

За год до окончания войны папа получил разрешение перевезти семью в Москву, где мы поначалу жили у знакомых.

- Опять держали экзамен, теперь в московское училище ?

- Нет. Педагоги Ленинградской школы, когда я уезжала из Перми, дали мне хорошую рекомендацию и пуанты на вырост. "Мы просто не можем отпустить ее без туфель, пусть и больших - других нет, к сожалению. Но их можно ушить, хотя лучше пару лет подождать", - сказали маме и уговаривали приехать в Ленинград, убеждали, что нас возьмет сама Ваганова. Так и получилось: наш класс, самой талантливой в котором была Ирина Колпакова, оказался последним вагановским выпуском.

В Московском училище нас встретила Мария Алексеевна Кожухова. Небольшого роста женщина, с огромными серьгами, она по-балетному эффектно поставила ногу на подоконник и сказала: "Я прочла рекомендацию, беру вашу девочку в свой класс, только ей придется перешагнуть через год. Я научу ее танцевать, но знайте - буду бить". Я как услышала, так сразу стала дергать за юбку маму, которая говорила: не стоит-де пропускать, надо учиться. А Кожухова парировала: "Вы понимаете, я ее беру, она будет балериной, зачем ей все остальное?" Мама-то не знала, что Кожухова - звезда педагогики, и на пропуск года не согласилась.

Может, и хорошо, потому что вскоре у меня случилось осложнение на сердце, мне запретили заниматься. Около года посещала общеобразовательные уроки, ритмику, музыку, а на классику не ходила. Все шли в зал, а я оставалась. Серафима Сергеевна Холфина вздыхала и говорила: "Я бы рада тебя пустить, но не могу". И закрывала дверь.

- В выпускном классе вы уже знали, что попадете в Большой театр ?

- Никто из нас не знал, кого возьмут в Большой. Галина Петровна Петрова, наш педагог, передала мне слова Анатолия Владимировича Кузнецова, который вел характерный танец, что меня надо готовить к амплуа характерной танцовщицы. И дальше Петрова с гордостью сказала: "А я тебя не отдала, сказала, что ты можешь танцевать и классику. Сделаешь выбор сама".

К выпускному концерту мы с Мариной Кондратьевой, моей одноклассницей и подругой, готовили Машу в "Щелкунчике". На оркестровую репетицию пришел Юрий Файер. Он был непререкаемым авторитетом, и к его мнению о том, что мне нужно танцевать Китри, а не Машу, прислушались. Нас с Колей Фадеечевым кинули на "Дон Кихота". За восемь репетиций мы толком ничего не успели, я не смогла сделать фуэте, пробовала с разных ног, доходила только до 24. На выпуске танцевала все-таки Машу, но только во втором акте, четверку в вальсе, Испанский и Восточный в "Щелкунчике", Эсмеральду, Тао Хоа.

Знаете, нашему поколению очень повезло. Когда мы заканчивали школу, проходила конференция, на которой московские и ленинградские педагоги вырабатывали единую методику преподавания с целью подготовки учебного пособия. Они классифицировали термины, систематизировали опыт, намечали программы. В конференции участвовали несколько классов, в том числе и наш. Мы показывали классику, характерный репертуар, в учебный процесс ввели изучение национальных танцев: мы репетировали таджикский, грузинский, армянский с педагогами из республик, передавая специфику характеров, нюансы положений рук, корпуса, головы. Это очень расширило наш кругозор.

- Вы сразу получили сольные партии в Большом ?

- Нет, мы прошли весь кордебалетный репертуар. Старшие - Раечка Стручкова и Майя Плисецкая - были уже балеринами. Младшее поколение - Катя Максимова, Володя Васильев, Миша Лавровский, Наташа Бессмертнова - пришло позже. Мы же стали счастливыми участниками первых гастролей Большого в Лондоне, которые теперь называют "окном в Европу". В этом турне я станцевала Краковяк и Мазурку в "Иване Сусанине", а потом, уже во Франции, в репертуаре появилась Птица Феникс в "Красном цветке", когда во сне вокруг Тао Хоа - ее исполняла Галина Уланова - проносятся сказочные герои. Из любимых партий вспоминаю Персидку в "Хованщине" в прекрасной постановке Сергея Кореня. Этот номер танцевали классички, и великолепно - Плисецкая, позже Римма Карельская. В "Спящей красавице" Григоровича была феей Карабос, мне очень нравилась эта роль. Партий и спектаклей было много. Ведущие роли танцевала на гастролях. Например, в Финляндии, когда Плисецкая с Колей Фадеечевым вели "Лебединое озеро", мы с Мариной Кондратьевой танцевали в "Бахчисарайском фонтане".

- С Улановой вы встретились на сцене в "Бахчисарайском фонтане", она танцевала Марию, а вы - Зарему ?

- Когда Ростислав Захаров возобновлял этот балет, то я написала заявление на роль Заремы.

- Что за заявление ?

- Когда приходится слышать, что в театре роли продаются, мне становится горько. Это - неправда: ни взяток, ни подарков никто никому не носил. Во всяком случае, я такого не знаю. У нас была система выдвижения молодежи. Захотелось танцевать в каком-то балете, пиши заявление на роль, получай определенное количество репетиций, выходи на общественный просмотр. Если утверждали на роль, то давали возможность продолжать подготовку, а потом еще раз смотрели.

- Что значит общественный просмотр? Не только руководство и худсовет ?

- Худсовет и руководство - обязательно, но такие показы проходили в зале при открытых дверях, приходили артисты и работники театра - всем было интересно. На просмотрах все волновались. Помню, как, танцуя Птицу Феникс, я от страха ничего не видела вокруг, только почувствовала, что после прыжка врубилась в кого-то головой. Это была Софья Николаевна Головкина, которая сказала: "Деточка, ничего-ничего, не волнуйся".

Итак, "Бахчисарайский". Все просмотры я прошла, но первый спектакль танцевала с травмой ноги, мне сказали, что на репетиции я была эмоциональнее. Через какое-то время дали повторить спектакль, и роль прочно стала моей.

Вообще, мнение театральной общественности учитывалось и при распределении ролей, и при подготовке гастролей, списки утверждал худсовет.

- Но ведь были и невыездные ...

- Были. Про Плисецкую знают все, а я помню, как не взяли в Англию Капустину. Но театр здесь ни при чем, она была в списках, ее не пустили высшие инстанции.

Бурно проходили профсоюзные собрания, на которых обсуждались репертуар театра, либретто новых спектаклей, выступления артистов в новых партиях. Обсуждалось и не находило поддержки то, что сегодня называют новаторством.

- Например ?

- Помню одно профсоюзное собрание, когда дискутировалась новая система поспектакльной оплаты. Представили тарифную сетку, сказали, сколько будет стоить каждая роль для народного артиста и начинающего солиста, объяснили, что зарплата будет складываться из гарантированной суммы и количества исполненных ролей.

- Такая система сегодня в большинстве театров .

- Но мы обсуждали эту идею еще в конце 50-х. Тогда она не прошла, показалась инородной для театра.

Это было время, когда художественные руководители, которыми в мои годы были Захаров, Лавровский, Томский, давали возможность ставить почти одновременно разным балетмейстерам. Возобновлял свои спектакли Вайнонен, ставили Захаров и Лавровский, Григорович был приглашен на "Легенду о любви", работал над "Аселью" Виноградов, молодежь - Наталия Касаткина и Владимир Василев

сделали "Ванину Ванини", "Геологов".

- Вы рано вступили в ряды КПСС. Чтобы активно участвовать в общественной жизни ?

- Предложили. Кстати, Асаф Михайлович Мессерер, наш парторг, давал мне рекомендацию. Помню, пришла к отцу со словами: "Не хочу я в партию, мечтаю делать то, что мне кажется нужным, а не то, что должна". Первым делом я прочла Устав и поняла, что должна выполнять то, что решило большинство, даже если с этим не согласна. Я же хотела сама решать, а не подчиняться. Папа говорит: "Пройди кандидатский стаж, тебя это ни к чему не обязывает. А потом, знаешь, чем больше в партии будет порядочных людей, тем лучше. Меньше будет решений, которые тебе кажутся несправедливыми". Прошла я в 1961 году кандидатский стаж, а папа в тот год погиб. Вот так совпали трагедия нашей семьи и мое вступление в партию.

- Он погиб, будучи относительно молодым человеком ?

- Погиб в авиационной катастрофе при исполнении служебных обязанностей. Ему было 60, но мама утверждала, что несколько лет он себе в молодости прибавил. Когда-то он и его друг Сергей дружили с мамой. Женитьбу ускорили обстоятельства. Матвей Сафронович Баклач написал воспоминания о том, как Ленин поручил ему сформировать комендатуры во всех крупных городах. Он подбирал молодых ребят, и ему приглянулись два парня, блондин и брюнет, собранные, энергичные, с живыми реакциями. Обоих он забрал с собой в Одессу, сказав, что, если есть жены, пусть приходят вместе с ними на вокзал. Папа пришел с мамой, Сергей - с маминой подругой Наташей, она потом играла в Пушкинском театре.

Когда они вернулись в Петроград, папа пошел по своему военному пути, а Сергей Дмитриевич уговорил отпустить его снимать кино и стал одним из тандема "братья Васильевы". Вы ведь знаете, что это псевдоним режиссеров-однофамильцев, они в родстве не состояли.

Я увидела Сергея Васильева, когда уже работала в театре. Возвращаюсь домой после дневного спектакля, на котором присутствовали члены Верховного Совета, собравшиеся на свою сессию. Смотрю - большой стол накрыт скатертью, вокруг него хлопочет красивый, стройный человек в фартуке, на лацкане - четыре лауреатских знака. Он улыбнулся, а я растерялась от открытости и порыва, которые почувствовала. Таким же был и папа.

- Вы понимали, что ваш отец знаменитый человек ?

- После войны имена всех командующих армиями были на слуху. Меня иногда спрашивают: папа вам помогал, продвигал? Честно говоря, не знаю, как ответить. Вспоминаю такой эпизод. Прошел второй акт "Бахчисарайского фонтана", я, как и требует роль, падаю, от волнения шумит в ушах, не понимаю, что за звуки меня окружают. Открываю глаза и вижу, что все артисты мне аплодируют. Такое мог папа организовать?

В Москве я его почти никогда не видела, он командовал Молдавским округом, Бакинским округом. До этого воевал в Испании, потом были Саратов, Нижний Новгород, Харьков. А когда я была совсем маленькой, жили на Дальнем Востоке, где у нас были мед, гречневая каша, четыре курицы с петухом и... единственное развлечение: папа иногда брал машину, и мы на границе с Китаем и Монголией наблюдали тушканчиков в сопках.

Он, военный человек, подчинялся приказу, на сборы на новое место давали 24 часа. Вещи паковались в пару чемоданов, никакого нажитого добра не было - хорошо помню казенные квартиры и мебель с бирками. Мама сначала вешала в комнате абажуры, потом перестала: "Нехорошо у нас с абажурами получается. Как повешу, так надо уезжать".

- В вашей судьбе два театра: Большой и Театр классического балета .

- Как место работы - да, но для меня дорог факт, что я дважды танцевала Зарему в спектакле Кировского театра.

- А как вошла в жизнь педагогика ?

- Марина Кондратьева позвонила и сказала, что большая наша группа солистов, среди которых Максимова, Васильев, Лавровский, поступает в

ГИТИС, надо за пару недель подготовиться к экзаменам. Это было в середине 70-х. Я физически не успевала заниматься, мне не с кем было оставить ребенка. Поступила на следующий год.

- Закончив, сразу попали в труппу к Касаткиной и Василеву ?

- Сама к ним пришла. Поднялась на верхний этаж, балетмейстерский факультет и репетиционная база театра находятся в одном здании на Пушечной улице, и попросила Касаткину: "Наташа, мне надо практику пройти". Она сказала - приходи в класс, посмотришь себе девочку. Выбрала не солистку и не классичку, как сказала Касаткина. Решила, что это как раз и нужно. По заданию я должна была методически обосновать партии трех лебедей, научить, как правильно делать то или иное классическое движение. Это была Лера Цой, потом мы подготовили с ней Джульетту, "Сотворение мира", где она была прекрасна с Ильгизом Галимулиным, танцевала и с Володей Малаховым. Так я и осталась в этом театре.

- Что сегодня в балетном мире вызывает у вас восхищение и что - раздражение ?

- Восхищение - воспоминания. На мой танцевальный век пришелся расцвет Большого театра, появилась вторая сцена в Кремле, соответственно, удвоилось количество спектаклей, все много танцевали, начались гастроли за рубеж. Импресарио Сол Юрок показывал нам все самое интересное: бродвейские мюзиклы, драматические спектакли, музеи - выходные дни на гастролях были загружены культурной программой до предела. Удивительные впечатления и неизвестные факты развивали нас интеллектуально. Кстати, и Касаткина с Василевым в начале каждой поездки советуют, что нужно увидеть в том или ином городе. Но такого азарта, с которым познавали мы, не наблюдается.

Расстраивает, что для нашего театра, да и не только, настали тяжелые времена. У нас нет здания, хотя есть прекрасный репертуар: подвижный, современный балет "Ромео и Джульетта", замечательная "Весна священная", ставшее классикой "Сотворение мира" и многие другие постановки не имеют своего дома. В нашем театре выросли замечательные танцовщики: Ирек Мухамедов, Станислав Исаев, Владимир Малахов, Татьяна Палий, Вера Тимашова, Александр Горбацевич, Татьяна Яценко, Валерия Цой, Михаил Тихомирнов, Татьяна Небосова, Андрей Клемм, Наталия Бурак, Иван Корнеев - и все уехали, потому что у театра нет сцены. Они востребованы в мире, следовательно, наш театр - кузница отличного качества.

- Да, поразительно, как сорок лет театр живет без собственной сцены, да еще безостановочно воспитывает звезд и выпускает новые спектакли .

Вашей первой ученицей была нынешняя прима Большого Галина Степаненко. Сейчас с кем вам интереснее работать - с ведущими солистами или кордебалетом?

- Галя Степаненко - моя "проба пера". Наши первые шаги - ее как балерины, мои как педагога - совпали. Она меня заражала своей энергией. В эти годы она удачно станцевала па де де из "Дон Кихота" и успешно выступила на Московском международном конкурсе артистов балета .

С кем интереснее? Трудно сказать. Когда была помоложе, мне было интереснее готовить с девочками роли, потому что это было сотворчество: я пыталась сначала обнаружить, а потом и раскрыть их индивидуальность, предлагала свои решения. Сейчас с ведущими солистами я уже не работаю. Репетирую отдельные вариации и с кордебалетом.

- Как отметили свой недавний юбилей ?

- Юбилеи я уже не отмечаю, меня угнетают эти цифры. Стараюсь работать, не думая о датах.

ПОД ЗАНАВЕС

• МАРИНА КОЛПАКЧИ: Наш театр - кузница звезд
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 18 по 24 декабря
• Человек родился