Большой по-прежнему Большой

Английская пресса о гастролях ГАБТа

Наталья ЩАДРИНА

Первого сентября Большой театр откроет свой 224-й сезон. В преддверии его руководство провело пресс-конференцию, посвященную итогам лондонских гастролей и планам на этот сезон. Гастроли были охарактеризованы как триумфальные. И, как было сказано, этот триумф позволил запланировать множество новых турне - и для балета, и для оперы, и для оркестра. И уже не далее как через полгода и тот, и другая, и третий опять отправятся в Англию.

Из премьер публику ожидают "Псковитянка" - так что в театре снова появится Е.Светланов, "Русалка" (муз. руководитель М.Эрмлер), балет Б.Эйфмана "Павел I" на музыку Бетховена и Малера и старинный балет "Дочь фараона" Ц.Пуни (хореография Петипа, ставить будет великий реставратор П.Лакотт).

Из кадровых перестановок: Бэлу Руденко на посту руководителя оперной труппы замещает Юрий Григорьев. Из нововведений: возрождается стажерская группа.

Из истории строительства филиала: деньги практически не поступают, так что закрытие основного здания, намечавшееся сразу после наступления 2000 года, откладывается. Зато в эту новогоднюю ночь в нем - уж в который раз - собираются устроить фешенебельный бал.

Большой Балет

Не только первые, 1956 года, легендарные гастроли ББ произвели сильное впечатление на англичан, но и последние - а теперь уже предпоследние - 93-го. Редкий обозреватель, приступая к освещению нынешнего тура, не помянул их недобрым словом. "Санди таймс", например: "Легенда сильно пострадала из-за катастрофического провала программ, прокатанных - явно с целью как следует заработать - шесть лет тому назад в Альбертхолле". Таким образом, был сразу задан угол зрения на грядущие выступления Большого: не просто визит после некоторого перерыва, но попытка нынешнего руководства - Владимира Васильева и Алексея Фадеечева - восстановить репутацию труппы, подмоченную с нелегкой руки руководства предшествующего.

Как известно, Большой возил в Англию - перечень отражает порядок "поступления" балетов на сцену лондонского театра Колизей - "Баядерку" (постановка Ю.Григоровича, 1991), соединенных в программе одного вечера "Жизель" (постановка В.Васильева, 1997) и "Паганини" (Л.Лавровский, 1962; возобновление В.Васильева), "Спартака" (Ю.Григорович, 1968), "Раймонду" (постановка Ю.Григоровича, 1984), "Лебединое озеро" (В.Васильев, 1996) и "Дон Кихота" (постановка А.Фадеечева, 1999). "Из семи предлагаемых постановок, - не укрылось от проницательного взора обозревателя "Обсервера" Дж.Пэрри, - три осуществлены Ю.Григоровичем и три В.Васильевым... Оба подозрительно часто ставят классику. Под предлогом "углубления содержания" адаптируя оригинальную хореографию и дополняя ее собственной, они, очевидно, хотят оставить свои автографы на так называемых балетах наследия - балетах XIX века. По их воле волшебные миры старинных, всеми признанных шедевров - "Лебединого озера", "Жизели", "Баядерки" превращаются в нечто совсем уж причудливое. "Новые" мотивации старых движений на самом деле мало что дают драматургии, а экстра соло, придуманные для центральных персонажей, и вовсе не дают ничего...". Вот такое ревностное отношение к наследию. Как будто речь идет о первопроходцах...

Объектом самого пристального интереса стала, пожалуй, "Баядерка". Английскую критику совершенно очевидно соблазнила возможность продемонстрировать свои познания в области этого не так давно вышедшего на мировую сцену балета. "У любого, кто видел постановку Киров-балета (входила в программы английских гастролей Мариинки. - Н.Ш.), версию Макаровой, идущую в Королевском балете, или знаком с нуреевской Балета Парижской Оперы, бесцеремонное вмешательство Григоровича вызовет чувство неловкости своей непродуманностью и вульгарностью" (Д.Дагилл, "Санди таймс"). (Разбираться во всех прочих "вмешательствах" в текст "Баядерки", узаконенных Киров-балетом и "по наследству" доставшихся Большому, возможно, за их давностью англичане не стали, решительно оставив Петипа наедине с Григоровичем). Ветеран британской балетной критики Клемент Крисп ("Файнэншл таймс"), в целом более чем благосклонно отнесшийся к спектаклю и вообще недоумевающий, почему это Большому навязывают испорченную репутацию, счел, однако, что Гамзатти и Солор не нуждаются в дополнительных вариациях, так же, как весь балет - в неловко приделанном к нему апофеозе. (Очевидно, гибель Солора под обломками храма - финальная точка, задуманная самим Петипа, - показалась неуместной из-за отсутствия долженствующей ей предшествовать сцены венчания Солора и Гамзатти, сочинить которую, в отличие от Макаровой, Григорович-то как раз труд на себя не взял). Дж.Персивал ("Индэпэндэнт") и Д.Дагилл поиронизировали над совершаемыми при любой возможности мощными прыжками. Последний, аттестующий творение Петипа "и как своего рода комедию нравов" (и тут он был не одинок), посетовал на то, что ушли такие забавные детали, как "мертвый" тигр и "живой" слон - Солоровы охотничий трофей и транспортное средство. "Зато взамен предложено на полном серьезе воспринять..." - далее списком следует добрая половина номеров двух первых актов. Take it easy - однако с тем же успехом можно пожелать и английским критикам. Едва ли кто- либо из служащих в Большом театре или пишущих о нем в России мог предположить, что "Баядерку" попрекнут (причем аж целых три издания - "Таймс", "Дейли мейл" и "Санди тэлэгрэф") за... нарушение политкорректности. Разудалые Григоровичевы арапчата были восприняты как аллюзия на "недоброй памяти Minstrel shows" - пародийные шоу, в которых исполнители загримированы под негров, а напористый, чрезмерно аффектированный в подаче Большого Танец с барабанами - как карикатура на племена североамериканских индейцев.

В сугубо эстетическом плане наших критиков могла бы поразить осанна, в один голос пропетая британскими коллегами кордебалету, продемонстрировавшему, по их мнению, высший класс в картине "Тени". Оказалось, в Лондоне тени "двигались и ощущали себя как единое целое" ("Санди тэлэгрэф"). (Самое сильное впечатление, впрочем, произвело то, как они появлялись на сцене, - змейкой спускаясь с гор. Королевский балет такого спуска не дает - там движение осуществляется линейно.)

"Старушка "Жизель", - сострила Д.Крейн ("Таймс"), - уже больше 150 раз отпраздновала свой день рождения, а все еще хоть куда". Но коль скоро В.Васильев "старушку" несколько усовершенствовал и нарядил в туалеты от Живанши, именно эти новации, естественно, в первую очередь и привлекли внимание. Попытка укрупнить роль лесничего и соответственно усилить его соперничество с графом Альбертом, по мнению той же Д.Крейн, приводит к противоположному результату: лесничий начинает походить на придворного шута. Со всеми своими сумасшедшими прыжками он выглядит нелепо и дает куда меньше оснований сделать в его пользу романтический выбор, чем когда- либо раньше... "Живанши тоже не спасает", - сообщает "Санди тэлэгрэф". Резоны: костюмы дисгармонировали друг с другом, модники крестьяне были одеты решительно "слишком" для силезской деревушки, а вельможи, отправившиеся на охоту, переусердствовали, украшая себя брильянтами. Зато Клемент Крисп оказался опять в высшей степени доброжелателен. Пересмотр традиционной версии Большого, на его взгляд, пошел ей только на пользу: обновленные танцы крестьянского праздника стали лучше, потому как мягче, исчезла их былая чрезмерная демонстративность (возможно, имеется в виду, что па де де всегда сильнее "выпячивается", чем па д'аксьон?), а лесничий Илларион из лесного дикаря превратился в симпатичного претендента на руку Жизели (очевидно, больше танца - больше и претензий).

Весьма прочувствованные строки посвятил К.Крисп и предварявшему "Жизель" балету "Паганини". Пусть это образчик романтизма по-советски (противостояние художника враждебному миру) в какой-то степени отклик на требования коммунистической идеологии, пусть подобные балеты вообще вышли из моды - по определению критика из "Санди тэлэгрэф", например, "это устаревшая витрина для демонстрации мужского танца, заключающегося в беспрерывном метании по сцене", - все равно г-н Крисп почитает его сокровищем, не утерявшим своего драматизма и энергетического воздействия. Не в последнюю очередь и потому, что хранит светлые воспоминания о первой постановке, а в 60-е годы этот "романтизм по-советски" и воспринимался, понятно, иначе.

Другое творение 60-х, то есть конца 60-х, - "Спартак" - естественно, давало еще больше оснований для "идеологической" оценки. Что и получило. "Искусство социалистического реализма, явленное во всей его эпической мощи", - Н.Мейснер ("Индэпэндэнт"). "Кажется, будто и на восприятие "Спартака", и на манеру исполнения воздействует то, что прекратил свое существование режим, давший жизнь этой волнующей сказке о борьбе пролетариата против загнивающего империализма, - Л.Левен ("Санди тэлэгрэф"). - И не выжить ему, если он не будет объявлен музейным спектаклем. Почему бы, например, Королевской опере году так в 2020-м не провести фестиваль "Балеты времен холодной войны"?" Критики изощрялись в остроумии: борьбе добра и зла досталось за ее зеркально-симметричное построение, дуэту Красса и Эгины - за отсутствие эротизма, Спартака и Фригии - за акробатические излишества ("Он так часто наклоняет вниз головой свою бедную жену, что начинаешь недоумевать, уж не проглотила ли она чего-нибудь лишнего"), и т.д., и т.п. Короче, "грозное советское послание, недвусмысленно проступающее" в этом балете, было - задним числом - осмеяно так, как будто сохраняет актуальность и сегодня, а эстетика тридцатилетней давности - словно обязана ничего не потерять во все времена. Все это, пожалуй, было бы и смешно, когда бы только не было вульгарно.

"Не ищите в "Раймонде" осмысленного сюжета. Его не было и сто лет назад, когда Петипа поставил этот балет. Наслаждайтесь танцем и еще раз танцем, классическим танцем, потому что "Раймонда" в постановке Юрия Григоровича - это настоящая отрада для глаз", - призвал читателей "Файнэншл таймс" г-н Крисп. Мнения его коллег разделились. Одни так и поступили и остались "Раймондой" довольны. Другие совету не вняли и потому обрушили на нее целый каскад упреков. И без того "глупенькая", стараниями Григоровича она стала еще глупее, ибо он довел едва намеченный сюжет и вовсе до минимума. Сюжета же не хватает потому, что слишком много (!) получается танцев, - в отличие от бытующей на Западе версии в один акт предлагается целых три. Кое-кому не понравилась и "слишком уж приторная" музыка Глазунова...

"Лебединое озеро" Владимира Васильева, в общем, встретило такой же прием, как и на родине, надо думать, еще никем не забытый. Либретто, лишившееся Черного лебедя и обретшее "любовное" противостояние отца и сына ("зыбкая фрейдистская почва" - "Спектейтор"), произвело настолько сильное впечатление, что, кажется, затмило и танцы. Во всяком случае, пересказ нового сюжета превалировал над разбором хореографии. Хотя и в отношении последней тоже были сделаны кое-какие наблюдения. Из смехотворных: Васильев специально придумал крестьянским девушкам некое некрасивое движение, дабы подчеркнуть, что они нецивилизованны и грациозными быть неспособны ("Ивнинг стандард"). "Индэпэндэнт": "Никто не должен ходить или стоять... Мужчинам полагается все время бегать и прыгать, женщинам - рискуя потерей равновесия, беспрестанно подскакивать и делать туры". Но - не однажды сделанное резюме - можно, в конце концов, принять и такую версию, по крайней мере, раз уж она существует.

"Все хорошо, что хорошо кончается" - под таким заголовком вышла в "Таймс" заметка, посвященная завершавшему гастроли "Дон Кихоту". Это был единогласно признанный апофеоз - триумф: комплиментов хватило бы с лихвой на все гастроли. "Директор Большого балета Алексей Фадеечев вернулся, насколько это возможно, к первой постановке Горского, очистив ее от всех позднейших хореографических напластований, - в результате мы увидели превосходный спектакль, который труппа танцует с подлинной энергией и заразительным весельем", - "Файнэншл таймс", Клемент Крисп.

Если подразумевать под труппой артистический коллектив, совокупность людей, то можно смело сделать вывод, что репутация ББ была восстановлена. ("Грандиозный ансамбль" - г-н Крисп). О высокой оценке кордебалета, неоднократно повторенной, уже было сказано. Солисты - Н.Грачева, А.Волочкова, А.Антоничева, И.Петрова, М.Александрова, А.Уваров, С.Филин, Н.Цискаридзе, К.Иванов, Д.Гуданов и др. - хоть и получали время от времени упреки, кстати, аналогичные тем, что получают и от нашей критики, в целом там прошли просто фантастически, особенно по сравнению с тем, как проходят здесь.

Открытием гастролей стала Светлана Лунькина - Жизель, которой напророчили уже чуть ли не великое будущее. (В Лондоне у нее не было проблем ни с техникой, ни с эмоциями.) И журнал "Дансинг "таймс" выбрал ее в танцовщицы месяца.

Ну а Нина Ананиашвили (темпераментная, сияющая, виртуозная, на самоубийственной скорости делающая 32 фуэте), выходя на сцену, как будто просто начинала дирижировать хором критиков.

Что касается самих дирижеров - А.Копылов и А.Сотников - и, соответственно, оркестра, то они тоже не могли пожелать лучшего приема. У нас в балетных заметках дирижеры практически не упоминаются, а там - ни статьи без строчки.

Большая опера

БО надо было репутацию не восстанавливать, но завоевывать - она впервые двинулась на берег туманный Альбиона, прихватив в качестве "бронебойных орудий" "наше все" - "Бориса Годунова" Мусоргского (постановка Л.Баратова, 1948) и "наш прорыв в сегодняшний день" - "Любовь к трем апельсинам" (постановка П.Устинова, 1997).

"Борис" настолько обескуражил критиков, что один из них чуть ли не всерьез задался вопросом, как относиться к этой постановке - как к музейному экспонату или как к постмодернистскому эпатажу и сатире?

Эпатаж все-таки отринули. Но двойственность подхода осталась. С одной стороны, общая старомодность - размалеванные задники, полинявшие костюмы, допотопные прожектора, невыносимо долгие перемены декораций, шум за сценой, статичность мизансцен, музыкальная версия Римского- Корсакова ("все равно что исполнять Моцарта в редакции Генделя или Вагнера - в редакции Глюка"), да еще с купюрами: урезанные польские сцены и Кромы. С другой - образец оперной археологии в самом лучшем смысле этого слова, впечатляющая лаконичность выразительных средств, столь редко даруемое современной сценой ощущение чего-то отличного от общепринятого, попадание прямо в душу слушателям, эпическое полотно, большой стиль. ("Индэпэндэнт он санди", "Таймс", "Дейли Тэлэгрэф" и др.).

Все высоко оценили игру оркестра под управлением Марка Эрмлера и пение, но не актерское мастерство Владимира Маторина - Бориса. Вообще певцы - В.Таращенко, Ю.Веденеев, А.Киселев и другие - получили преимущественно комплименты (в число которых, правда, не входила актерская игра), и только состояние голоса Е.Образцовой вызвало, мягко говоря, разочарование.

"Очевидно, что решение привезти "Любовь к трем апельсинам" было продиктовано политическими, а не художественными соображениями. Эта постановка призвана дать представление о "новом" Большом, продемонстрировать, что труппа не захвачена в плен своим прошлым. Однако демонстрирует спектакль обратное. Традиция - это все, что может предъявить Большой, мгновенно перестроиться он неспособен... Что, может быть, ново для Москвы, нами воспринимается как вчерашний день", - так оценил рецензент "Файнэншл таймс" А.Кларк самую экстравагантную постановку в репертуаре Большого театра. Критик "Таймс" Р.Милнз также не нашел ее сверхсовременной и тем не менее отметил, что она излучает некую энергию. "Чем прежде всего обязана мощному ансамблю певцов и танцовщиков этой удивительной труппы".

* * *

Так был ли мальчик, то есть был ли в Лондоне триумф? Если судить по рецензиям, безоговорочного триумфа не было. Если судить по приему у публики - а овации упоминаются едва ли не в каждой рецензии, - то был. Что сказал бы г-н Клемент Крисп? Он уже сказал - см. заголовок. Большой по- прежнему Большой - во всех этому понятию присущих смыслах.

МУЗЫКА

• Большой по-прежнему Большой
  Английская пресса о гастролях ГАБТа
• Роман с романсом
  Изабелле Юрьевой - 100 лет
• В городском саду играет джазовый ансамбль
  II фестиваль "На открытом воздухе"
• Исповедь Магомаева
  "Моя любовь - мелодия". Москва. "Вагриус". 1999 г.