Ностальгия и апокалипсис

Завершился Фестиваль "Московская осень"

Ирина СЕВЕРИНА
Федор СОФРОНОВ
Фото Юриса ВУЛИСА

В.Полянский и Ф.Караев

Часто считают, что композиторы, живущие среди нас, перестав быть властителями дум общества, заодно утратили и дар отражения его настроений. Долгое время так казалось и тем, кто судит о музыке профессионально. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что это далеко не так, во всяком случае, в последние годы. Завершившийся на днях Фестиваль "Московская осень" мог переубедить даже самых недоверчивых. Барометр общественного темперамента, опустившийся в этом году ниже, чем это было даже в худшие годы предыдущего десятилетия, прочертил своей вороненой стрелкой сегмент, который вместил в себя целый спектр выраженных в музыке чувств - от равнодушия и ностальгии до апокалиптического ужаса и ложного оптимистического пафоса. "Сразу стало видимо далеко во все концы света", - вспоминается здесь знаменитая гоголевская фраза.

У этого поразительного явления есть свои причины. Первая из них - возраст фестиваля. Миновав в прошлом году тридцатилетний рубеж, он перешел от эпохи борьбы за существование к первой поре зрелой рефлексии. Вторая причина - возраст самих участников. За время, прошедшее с начала кардинальных общественных перемен, успело вырасти целое поколение композиторов и слушателей. Эти слушатели, переставшие бояться "авангардной" музыки, заполнили залы фестиваля, одной из острейших проблем которого в прошлом было отсутствие публики. Эти композиторы начали выходить все ближе к авансцене современной российской музыки, и следует иметь в виду, что именно они будут представлять ее лицо еще через двадцать лет. И все это было бы отрадно, если бы не тематика и содержание творчества. Давайте задумаемся, что же происходит с нами, если в одном фестивале появляются два сочинения, посвященные гибели детей от рук взрослых, - историческая фреска "Крестовый поход детей" Михаила Броннера и "Песни об убиенных детях" Ширвани Чалаева. И это - в самом демократичном, вокально-симфоническом жанре... Но и внутри "абсолютной" музыки - печаль и экзистенциальная недосказанность: "Канцона" Андрея Головина, "Sospeso" Жанны Плиевой.

По другую сторону находится метафизическая линия, представленная и традиционной духовной музыкой, снискавшей поразительный успех на выступлении композиторов группы "МОСТ" ("Московское объединение современной традиции"), и обращением к апокрифам ("Сон Богородицы" Екатерины Кожевниковой), к мистицизму в духе Серебряного века ("Небесные селенья" Антона Ровнера). Перечисление этих примеров при желании можно продолжить, да и на других фестивалях этот спектр отчетливо прослушивался. Но кажется, что именно на этом фестивале композиторы со своей продукцией попали в "десятку", нарисовав коллективный портрет внутреннего мира россиянина образца 2009 года - запуганного, но к своему страху то равнодушного, то ищущего спасения от него где-то в надмирных областях.

А внутри самого композиторского творчества отчетливо намечается линия, связанная с рефлексией и ностальгией по временам давним и недавним. Количество опусов, в которых композитор разговаривает с тенями ушедших, стремится к предельным значениям - "Фуга Шопена", "PALIganinist" (синтетическое название, объединяющее Паганини и Листа), "Приношение". Последнее сочинение авторства Александра Вустина решено в стилистике раннего Шостаковича и ему же посвящено. Но это далеко не просто стилизация, а внутренний диалог с ушедшим классиком, где индивидуальность автора "просвечивает" буквально в каждом звуке. Все эти настроения сходятся в пьесе для симфонического оркестра Фараджа Караева "Vingt ans apres - nostalgie...", прозвучавшей на закрытии фестиваля в исполнении Симфонической капеллы Валерия Полянского. Это еще одно музыкальное приношение - на сей раз Эдисону Денисову и Альфреду Шнитке, однако в совершенно ином ключе, без участия стиля двух мэтров, зато с участием их музыкальных монограмм. С одной стороны, замедленный пуантилизм - продленные звуковые точки, затем образующие объемную сонорную ткань тончайших тембровых красок, монтажная, эпизодическая драматургия, с другой - эмоциональная сила высказывания. По признанию Фараджа Караева, именно Шнитке и Денисов "вытолкнули" его на более или менее заметную орбиту.

В отличие от некоторых предыдущих фестивалей, где "мемориальность" выглядела едва ли не самоцелью, нынешние программы вовсе не напоминают поминальный список. Более того, попадаются и сочинения "во здравие" ("Портрет композитора в интерьере" Сергея Павленко, написанный к юбилею Виктора Екимовского). Сделан очень важный шаг: попытка наладить конструктивный диалог с традицией в различных ее формах. В том числе и довольно экзотических. Произведение Олега Пайбердина - композитора из Екатеринбурга, ныне живущего в Москве, называется "Гуо Хуа" (исполнители - солисты Московского ансамбля современной музыки). Имеется в виду современная китайская живопись в традиционной технике - водными красками на шелковых и бумажных свитках. По сути дела, это синтетический жанр: как правило, на готовый рисунок наносятся иероглифы поэтического текста, иногда на тему рисунка сочиняется музыка. Сочинение Пайбердина соотносится с неким воображаемым рисунком; в нем нет ничего специфически китайского. Скорее, в нем слышатся общий колорит и жесткий темперамент Востока, и, в особенности, японская церемониальная музыка гагаку. Были и сочинения типично традиционалистские (Вторая соната для фортепиано Алексея Муравлева с отзвуками фортепианной музыки Скрябина, Рахманинова), и с определенной дистанцией по отношению к традиции ("Quasi Una Fantasia" Игоря Голубева для очень нестандартного состава - скрипки, аккордеона и фортепиано). Были и такие произведения, где автор вспоминает о традиции лишь изредка (композиция Бориса Франкштейна "Sur-fix, или В поисках задушевности"). Здесь Франкштейн, опять же, ностальгически цитирует тему известного романса "Не уходи, побудь со мною", которая звучит в контексте абсурдной мелодрамы. Были и такие, где традиция растворяется в авторском стиле (цикл "Странствия" Марины Шмотовой для квартета саксофонов, импульсом к сочинению которого послужило увлечение композитора древнерусским искусством строчного пения ХV - ХVI веков). Наконец, была и полистилистика (множественность традиций) - "Рождественская музыка" Светланы Голыбиной, где спонтанность взрывных сонорных кульминаций сочеталась с линеарным аскетизмом питерской школы.

А теперь об опусах нетрадиционных, связанных, как правило, с деятельностью Ассоциации современной музыки - композиторской организации, воссозданной Эдисоном Денисовым через 60 лет после распада одноименной организации 1920-х годов. В состав первой ассоциации входили композиторы, очень разные по своей эстетике, но объединенные идеей поисков нового - как в средствах, технике, так и в мышлении вообще. Вторая Ассоциация современной музыки, сначала под руководством Эдисона Денисова, а теперь - Виктора Екимовского, эту линию поисков продолжает и развивает, хотя акцент несколько смещается на поиск новых концепций (программу АСМ-2 представляла "Студия новой музыки"). С точки зрения концептуальной идеи наиболее интересна композиция Екимовского "Бирюльки" памяти Николая Корндорфа. Идея в том, что музыка в деталях обрисовывает весь жизненный путь среднестатистического человека: от рождения, первых шагов, надежд, успехов и влюбленностей до разочарований, неудач, отчаяния, смирения и ухода в небытие. Все это, с точки зрения композитора, - "игра в бирюльки", то есть бессмысленное времяпрепровождение. Композиции Екимовского в идеале нужно слушать по нотам, иметь перед глазами партитуру со всеми ремарками, которые подчас не менее важны, чем сама музыка. В этом - его нынешняя установка на концептуализм. А вот в произведении Игоря Кефалиди "Espace dedans" ("Пространство внутри") важны прежде всего найденные фактуры, эстетика. Акустические и электронные звуки наслаивались в пространстве и во времени, образуя живую, изменяющуюся звуковую материю. Это впечатляющий, детально разработанный неоконструктивизм, который сам Кефалиди определяет как "параллельное движение акустических и электронных конструкций".

Стоит сказать и о масштабном проекте Игоря Кефалиди "Париж, Шанхай, Бостон - путешествие в Москву", который включал 17 композиторских имен. Патрик Ланфан, например, в своем сочинении "Баллада фонтанов" не ограничился натурализмом (записью журчащей воды, шагов по гравию и метлы дворника). Он придумал концепцию, которая корреспондировала с известным "готовым объектом" Марселя Дюшана "Fontana Mix". "Дюшан изобрел "ready made", - говорит Патрик Ланфан, - я изобрел "ready heard" - вполне обыденный, но ярко музыкальный звуковой объект". А в Трех композициях Ричарда Буланже диковинкой для московской публики стала специальная дирижерская палочка (radio baton), с помощью которой автор управлял электронной фонограммой.

МУЗЫКА

• Ностальгия и апокалипсис
  Завершился Фестиваль "Московская осень"
• С внутренним горением
  В ЦМШ прошел VI Международный конкурс молодых музыкантов
• МАРГАРИТА ДРОЗДОВА: Главное - проживать роль от начала до конца

ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

• Такова тенденция
  Москва познакомилась с хореографией Жан-Клода Галотта