Сон или не сон?

“Утомленные солнцем 2: Цитадель”. Фольклор Никиты Михалкова

Светлана ХОХРЯКОВА

Кадр из фильма

Приступая к работе над фильмом “Утомленные солнцем 2”, Никита Михалков отправил съемочную группу своей студии “ТРИ ТЭ” к писателю-фронтовику Виктору Астафьеву, чтобы узнать от него правду о войне и избежать разного рода ошибок, кои непременно случаются в работе над подобными историческими сюжетами. В результате появился документальный фильм “Виктор Астафьев. Веселый солдат” Андрея Зайцева, куда вошли фрагменты того большого разговора. Снимали Астафьева в 2000 году. То, о чем и как он говорит с экрана, производит сильнейшее впечатление. Эта правда о войне, рассказанная просто и без прикрас, страшна и отчасти цинична. Астафьев вспоминал о том, как солдатские обноски сгорали под лампами, когда ими прижигали вшей, как наши солдаты истлевали на полях, в то время, как немцы своих всегда хоронили. Потери никого не интересовали, важен был результат. Он размышлял о том, как возникала привычка к смерти, и можно было спокойно употреблять пищу на остывающем трупе. Астафьев рассказывал об опыте втягивания в войну, приводящем к тому, что человек, оказавшийся на ней, мог есть, спать, как скотина. Астафьев считал, что преступно войну романтизировать и героизировать, ею надо пугать. Параллельно его воспоминаниям следует хроника, тоже неизвестная. В кадре лежит убитый солдат со спущенными штанами. Мародеры, наши же, снимали с мертвых все что могли. Вот правда того времени. Но война сочиненная затмила войну истинную. В кино ее показывали совсем иначе. Сочинялись, как скажет Астафьев, политотдельские сказки об Александре Матросове и Зое Космодемьянской. Он считал, что нельзя было закрыть собой амбразуру, ведь это не дырочка. Матросов хотел наклонить пулемет, но его перерезала пулеметная очередь. Но миф воссоздает совсем другую картину.

Этот фильм об Астафьеве особенно впечатляет после появления первой части дилогии “Утомленные солнцем 2: Предстояние”, где все оказалось бутафорским, фантастической обманкой, прежде всего на уровне человеческих переживаний. Опыт Астафьева оказался совершенно невостребованным Михалковым. “Предстояние”, хоть и участвовало в конкурсе прошлогоднего Каннского кинофестиваля (до сих пор загадка, как оно туда попало), помпезно представлялось в Кремле, нескромно позиционировалось как “великий фильм о великой войне”, не вызвало зрительского отклика. Сам Михалков получил сполна за содеянное, а потом обижался на критиков. Много мифов возникло тогда вокруг картины, вот и совсем недавно, перед выходом “Утомленных солнцем 2: Цитадель”, когда был снят с поста руководитель компании, осуществлявшей прокат “Предстояния”, многие связали его отставку с прокатным неуспехом первой части дилогии. Но беды-то в другом, и они не исчезнут, сколько ни производи кадровые перестановки. Вместо слогана “Великий фильм о великой войне” взят новый – “Ни шагу назад!” и более скромное пояснение: “Кино о Великой победе продолжается”. Вслед трехлетнему периоду “Предстояния” идут восемь дней из жизни Котова в “Цитадели”. Герой Никиты Михалкова возвращается в родной дом, воспоминания о котором согревали его измученную душу в трудные минуты войны. Но, как известно, можно вернуться в родные края, а вернуться назад невозможно.

На самом первом показе “Цитадели”, устроенном для “своих” и главных редакторов различных изданий, Никита Михалков давал разъяснения: первый фильм был о смерти и представляет собой метафизику разрушения, а “Цитадель” – картина о счастье, о жизни, воплощение метафизики созидания. Это фольклорная картина, сказка, в которой все завязано. Вот родился комар, пролетел, сел на щеку солдата. Солдат хотел комара убить, а получилось так, что тот спас ему жизнь, уберег от пули. Как русский художник, Михалков стремился к “разрушенному началу созидания конца”. Подтверждение того, что это действительно фольклор: огромная война и комар, цитадель, которую не могут взять, и мышка.

“Цитадель” и начинается, как программа или фильм о природе: крупным планом, во весь экран дан кузнечик или не кузнечик, но какое-то удивительное существо, которое глядит во все глаза. Дальше последуют манипуляции с комариком, который норовил напиться солдатской кровушки. Те от него отбиваются, а он не унимается. Закрутится в колесе мышка, а рядом сидит толстый немец, от которого зависят чья-то жизнь и смерть. Четыре года назад Никита Михалков привел в изумление публику тем, что отвел существенную роль воробью в картине “12”. Ту птаху, по замыслу Михалкова, послал Господь Бог, дабы уберечь от непоправимого. Воробей был призван разрядить обстановку и “пригласить к демократии”. Герой Сергея Маковецкого обращался к птичке со своими вопросами об основах бытия. Воробушек, словно дитя, – сама невинность, помыслы его чисты, ничего надуманного. Смыслы Михалкова не читались, все выглядело притянутым за уши. Вот и в “Цитадели” вся эта флора-фауна смотрится довольно странно и малоубедительно. Сцены “Из жизни насекомых” кажутся бредовыми. Вдруг вспомнился Някрошюс с его интересом к какой-нибудь детальке, какому-то движению, когда актеры вдруг начинают “фетишизировать” определенный жест или предмет, прыгать, таскать на спинах двери, обращать внимание на частности и повторять их с упорством. Кажется, что смысла в этом нет, но потом все это переходит в коду и дает сильный эмоциональный эффект. Никита Михалков, как-то посетивший спектакль Някрошюса, отозвался о нем странно, с непониманием, даже насмешливо: мол, те, которые только на вертикаль с богами выходят, с ними сложно. Мы тут народ попроще. А теперь вдруг сам ударился в пташек, слишком навязчиво, но на коду не вышел.

Михалков вооружил солдат деревянными палками, напоминающими черенки от лопат. Вся эта фактически безоружная армада идет брать неприступную цитадель, идет на верную смерть, напоминая каких-то неуязвимых былинных героев. И это, возможно, самая кинематографически эффектная сцена, сделанная художественно. При этом – абсолютная сказка. Цитадель в итоге самоустранится, ее и брать было не надо. Все происходит, как в сказке, по воле высших сил. Да и сам Котов Никиты Михалкова – тоже не вполне реальный персонаж. Воскреснув однажды после гибели в самых первых “Утомленных”, он и теперь словно с того света является, пугая близких, давно смирившихся с его отсутствием. Вся эта сцена на даче смотрится, как наваждение. Любимая Маруся в облике Виктории Толстогановой слишком уж молода для Котова, и годы ее не берут. Котов тут просто дедушка русской революции, а Маруся – отроковица на его фоне. Но мыслей о том, что происходящее на экране – сон, не возникает. Потом уже один из кинематографистов, приближенный к Михалкову, спрашивал: на экране хоть понятно, что это сон? Якобы именно таков был замысел. Но это совсем уж другая история. Если жизнь есть сон, тогда многое в “Цитадели” объяснимо, но своим умом дойти, что это все же сон, не представляется возможным. Откручивая историю назад, вспоминаешь, что в “Предстоянии”-то был действительно сон, когда герои дружно съедали товарища Сталина, вернее, его шоколадный эквивалент на торте, а Котов макал вождя народов головой в крем. Почему бы и нынешним событиям на даче не происходить в воображении? Все для этого имеется. Котов слишком отстранен, наблюдает, как зритель, за чужой жизнью, в которой есть даже младенец – ребенок Маруси от нелепого Кирика Владимира Ильина. Да и Михалков напоминает терминатора со своей железной рукой. Из нее вдруг, как из перочинного ножичка, выскакивает лезвие, и герой становится неуязвим и опасен. К вопросу о фольклоре, который окутывает самого Михалкова, – ходят разговоры о том, что руку пришлось ему заковать в железо, потому что кольца так вросли в пальцы, что не снимаются. Вот их и замаскировали. Но рука производит дикое впечатление.

Камарильи на экране много. Но вот появляется на миг растрепанная старуха Инны Чуриковой, защищающая единственную живую душу, уцелевшую в вымершей деревне, – маленького немецкого солдата, у которого война ум отняла. Небольшой эпизод, но сделан он актрисой мастерски, смотрится, правда, как вставной.

В целом “Цитадель” производит ощущение несостоявшихся намерений. Но вторая часть дилогии не вызывает раздражения, как “Предстояние”, уже потому, что не столь агрессивно подан материал, нет натужных лиц и откровенного папье-маше на экране. Однако ощущение заката империи не покидает. Достигнута предельная черта.

Проделана огромная работа. Художники воспроизводили сложнейшую среду, выстроены гигантские декорации. На экране 190 актерских работ, массовка насчитывает тысячу человек. Такая махина была запущена! Сильное впечатление производят финальные титры: огромное число людей многие годы трудилось на проекте, и сколько имен в траурных рамках. Целая жизнь и смерть связаны с этим многолетним проектом. Не стало Аллы Казанской, великолепной вахтанговской “старухи”, задававшей одним своим присутствием в кадре нужную интонацию в дачных сценах. Нет многих других. И все это после просмотра накладывается в сознании на нелепости в кадре, вызывая смешанные чувства. Вдруг заговорит практически немая героиня повзрослевшей Надежды Михалковой. Исцелится она после встречи с отцом, который, оказывается, не погиб и который ее не сразу узнает. Надо было спеть ему песню, как в детстве, чтобы всколыхнулась его память. И опять мины, только не в воде, а на земле, и тут пройдет совсем другое крещение. Но девушка выживет, а как же иначе, по-другому в сказке и быть не может. Комичная сцена дочери и отца на минном поле поражает полным отсутствием органики актеров и режиссерской чуткости. Злой гений Митя, вечно преследующий Котова, продемонстрирует все свои прелести у реки, когда Олег Меньшиков (говорят, что пригласили дублера) пойдет окунуться в реку и предстанет подобно Аполлону перед Котовым и зрителем. Смотрится все это тоже странно. Сплошные вопросы, и объяснения сказочного толка их не отменяют. Энергии вещей, которая так важна для Михалкова, которую он прежде умел извлекать, на экране нет. Михалков когда-то рассказывал, как, возвращаясь с тяжелых съемок, из окопов, думал о бане и ужине с товарищами. А у тех реальных солдат ничего этого быть не могло. Они так и оставались в окопах. Им были даны одна лишь неизбежность войны да сырая земля. Как представишь себе это – охватывает ужас. Как вообще люди могли все это выдержать? В какие-то моменты происходящее на экране кажется просто оскорбительным по отношению к тем, кто остался на той войне. И не в комариков играл.

КИНО

• Сон или не сон?
  “Утомленные солнцем 2: Цитадель”. Фольклор Никиты Михалкова
• Гарнизонная история
  “Только не сейчас” Валерия Пендраковского и Юрия Рогозина
• В болоте нам не место
  Ташкентский фестиваль возрождается

ХРОНИКА

• Астролог дал добро
• Космос и Леонтьева
• Фабрика детских грез
• Синдром Петрушки напоказ