Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 15 (7775) 12 - 18 мая 2011г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
ПровинцияКрест от Земли МарииЭстония отблагодарила томского писателя Вадима Макшеева НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯБеседу вела Татьяна ВЕСНИНА
За сохранение исторической памяти томский писатель Вадим Макшеев удостоен ордена Креста Земли Марии (Крест Марьямаа) IV степени. Он учрежден в 1995 году в честь независимости Эстонии и вручается иностранным гражданам, имеющим заслуги перед Эстонской Республикой. В 2011 году президент Эстонии Томас Хендрик Ильвес государственными наградами отметил 99 человек. Среди награжденных представители 9 стран мира. Вадим Макшеев – единственный представитель России в этом списке. Но так как Вадим Николаевич не смог прибыть в Таллин, то Чрезвычайный и Полномочный Посол Эстонии в РФ Симму Тийк посетил Томск, чтобы вручить награду. Как пояснил господин Тийк, обычно подобная награда вручалась дипломатам, послам Эстонии в России. Вадима Николаевича Макшеева тоже можно считать послом эстонской истории в России и русской культуры в Эстонии. Ответное слово благодарности Макшеев произнес на чистейшем эстонском языке, чем окончательно растрогал господина Тийка. А говорил 85-летний писатель о том, что его родина – Россия, но Эстония – это его малая родина, в которой он пережил самое счастливое время, когда были живы родители. “Эстония остается в моем сердце и останется там до скончания моих дней”. Поводом для разговора с писателем об исторической памяти стала не только награда Эстонской Республики, но и выход трехтомника, где собраны лучшие произведения Макшеева. – О своем счастливом детстве вы написали в рассказе “Несите ей цветы”: “Эстония, светлая страна моего детства… Тени сосен на освещенной солнцем дороге к приморским дюнам… В детстве я любил переводные картинки, которые назывались “загадочными”. Счастливое детство кончилось за неделю до начала войны, когда арестовали отца, а вас с мамой и сестренкой отправили в Сибирь. Но первый раз о существовании Томска, насколько я знаю, вы услышали в довоенной Эстонии, из уст своей учительницы. – Да, шел урок географии. На стене висела карта Эстонии, и вдруг учительница сказала, что в России она ехала в Петербург из Томска целую неделю. Так я впервые узнал, что существует такой город. Вообще она преподавала русский язык. Преподавала очень хорошо. Но никогда выше “пяти с минусом” не ставила. Однажды мы писали сочинение “Как я провел лето”. Я описал нашу с отцом поездку в Таллин (или Ревель, как его звал папа) по морю. И вот за это сочинение она мне поставила “пять с плюсом”. Потом этот сюжет (путешествие по морю в Таллин) лег в основу рассказа “Скажи, отец…” Это рассказ о любви к России. Эмигранты Родину сильнее любили. Вспомнил я о том уроке много позже. А когда впервые оказались в Сибири, мы с мамой и сестренкой проплывали мимо Томска, сразу на Васюган. – О том, как разлучили вашу семью, как вы с мамой и сестренкой ехали в дощатом вагоне в Сибирь, а отец – в другом вагоне на Урал, написано в рассказе “Отцовская шапка”. – Я там пишу, что, когда нас через границу везли, я перочинным ножом проделал дырочку в дощатой стенке товарняка. И смотрел на Россию в эту щель. В Эстонии дома добротные, а в России – соломенные крыши, однообразные станционные здания, церквушки с пустыми глазницами, бедность во всем. На станциях мальчишки подбегали к нашим вагонам и просили хлеба. После выяснилось, что отец даже не был судим как белый офицер, воевавший на юге и награжденный царскими орденами. Его просто не успели осудить. Он умер 12 ноября 1941 года, в день годовщины свадьбы с мамой. Мы чувствовали, что его не стало. Я видел во сне отца: он такой худой-худой, бледный, в рабочем комбинезоне… – В первом томе “И мы поедем домой, в Россию…” опубликованы фотографии ваших родителей в 1930 году. Очень красивая пара. А на снимках 1915-го и 1916 года они совсем молоденькие – поручик артиллерии и сестра милосердия. Есть и последние их снимки 1941 года. Именно эти фотографии вы показали Александру Солженицыну летом 1994 года, когда встретились с ним в Томске? – Да, а началось с того, что Александр Исаевич показал свои старые снимки, сказал, что пишет новый роман (потом он получил название “Красное колесо”) и признался: “Я ставлю фотографии того времени перед собой и вдохновляюсь, чувствую время лучше”. Тогда я достал свои. Показывал и комментировал. Отец на Первую мировую войну ушел, когда ему было девятнадцать, участвовал в Брусиловском прорыве. Простился с Россией в 1920 году. Лемнос, Галлиополи, Константинополь, Ницца – таков его путь в первые годы эмиграции. Во Франции участвовал в съемках художественного фильма – взяли перетаскивать реквизит, а потом стал дублером исполнителя главной роли, который не умел держаться в седле. – В одном из рассказов вы указываете, что ордена, полученные отцом во время Первой мировой, возможно, хранятся у тети Тани в Ницце. Имеется в виду ваша тетя, которая вышла замуж за Владимира Петровича Смирнова, сына водочного короля? – Да, ее фотографию я тоже показывал Солженицыну. И, конечно, фотографию мамы, Ольги Федоровны, ее фамилия и до замужества была Макшеева, ибо доводилась она моему отцу троюродной сестрой. В той пачке были карточки дедов. Имя моего деда по материнской линии, Федора Андреевича Макшеева, генерала от инфантерии, профессора Николаевской военной академии, упоминается в мемуарах некоторых учившихся там военачальников, а в Научной библиотеке Томского госуниверситета есть его брошюра – “Артиллерия в войну 1914 – 1918 годов на франко-германском фронте”. А дед по отцовской линии, Александр Николаевич Макшеев, был статским советником, председателем окружного суда в Полтавской губернии. – Но на встречу с автором “Архипелага ГУЛАГ” вы шли не фотографии показывать, а несли свою рукопись “Нарымские хроники” о спецпереселенцах. Именно Солженицын помог их напечатать. – Солженицын еще жил в Вермонте, когда я услышал, что он издает книги в серии “Исследования новейшей русской истории”. Подумал, вот куда надо направить. Написал ему письмо. Неожиданно быстро получил ответ от него, что он собирается в Россию. “Мы с вами увидимся”, – заверил он. Летом 1994 года мы встретились. Я принес рукопись, а он не посмотрел, отложил. Сказал, что много рукописей. Я сник. Зачем писал? Чтобы моя рукопись где-то у Солженицына лежала? И посмотрел на него, он понял мой взгляд. Сначала обещал, что опубликуют в 14-й серии, но неожиданно книга вышла быстро, попала в рейтинг “Литературной газеты”, получила хорошие отзывы и в России, и за рубежом. – Тема репрессий русского крестьянства 20 – 50-х годов продолжилась в “Спецах” (книга вышла в 2008 году). Она исследована вами так глубоко, что эту книгу можно рекомендовать для чтения не только школьникам, как советует доктор филологических наук Мариэтта Чудакова, но и студентам исторических факультетов. Это, по сути, учебник истории, но он наполнен такими подробностями, такими случаями, что от них кровь в жилах стынет. Взять хотя бы сюжет с Назинским островом, островом Смерти. Что заставило вновь обратиться к пережитому? – Я вырос среди спецов, знал их… Знаю, как их раскулачивали, как все отбирали. Все проходило не по Шолохову. Кто, кроме меня, расскажет и напишет? Это мой долг. Звучит высокопарно, но это так. Были тысячи и тысячи людей, о которых вообще никто ничего не писал. И они сами не могли написать. Тема спецпереселенцев рассыпана по протоколам парткомов, райкомов, окружкомов. Сведения выуживал по строчкам. “Спецы” – это расширение “Нарымских хроник”. В первую книгу не все вошло. Вот, например, воспоминания женщины, которая несколько суток держала на руках мертвого ребенка и упрашивала конвоира, чтобы баржа причалила к берегу, и она могла бы похоронить младенца. А он не давал такой команды. Говорил, мало покойников набралось. И тогда мать опустила ребеночка в лукошко, и оно плыло за баржей. Также в рубрике:
|
