Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 17 (7777) 25 мая - 1 июня 2011г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
ТеатрДАРЬЯ ГРАЧЕВА: Мое любимое понятие – “дорога”Беседу вел Павел ПОДКЛАДОВ
– Даша, наверное, в период учебы в Школе-студии МХАТа у вас были представления о будущей работе в профессиональном театре. Изменились ли они с тех пор? – Что-то изменилось, а что-то осталось. Например, до сих пор есть ощущение счастья, когда ты выходишь на сцену. Особенно если это премьера и тем более если в ней у тебя любимая роль. А иллюзии, что все будет гладко, исчезли. Я и не представляла, что в этой профессии могут быть такие взлеты и падения. Раньше казалось, что ты все сможешь, а порой выясняется обратное. – Но вас все же миновало самое страшное, что может быть в жизни актрисы, – “безролье”. У вас всегда было столько работы, что впору мечтать хотя бы о небольшом отдыхе от театра! – Знаете, я даже сама не ожидала, что так получится. За то время, что я служу в Театре на Малой Бронной, у меня был всего один год простоя. Были даже случаи, когда я выбирала. Однажды увидела свою фамилию в списке распределения ролей и поняла, что это повтор, такое я уже играла. Поняв, что я в этом спектакле никуда не приду, стала выбирать между служебным долгом в своем театре и работой на стороне. Выбрала второе, хотя это далось непросто. Это была главная роль в спектакле Владимира Агеева в Центре драматургии и режиссуры. Я вообще – человек перспективы, мне становится плохо, если я ее не вижу. Мне даже в живописи нравится, когда на картине изображена дорога. – Ваша сценическая харизма, яркость, сочность красок – это наработанное качество или нечто ниспосланное вам богом? – Наверное, это прежде всего от Бога. А во-вторых, от тех людей, которые во мне это увидели и поняли, куда надо “нажать”, чтобы данное богом проявилось и развилось во мне. Я имею в виду моих педагогов и режиссеров. – Когда вы почувствовали себя актрисой? – Началось все еще в детстве. Я довольно рано стала танцовщицей. Потом поступила в институт, где педагогам поначалу было нелегко распознать во мне какие-то способности. Что-то стало прорастать на третьем и четвертом курсах. А до этого мне было тяжело, я никак не могла определить свое направление. Потом меня вскрыли, как консервную банку. Это как в работе над ролью. Вроде все продумано, разобрано, оговорено с режиссером, а ты не знаешь, что делать в роли, и открываешь ее для себя только за пятнадцать минут до начала спектакля. А иногда это случается и на десятом спектакле. – Почему вы после Школы-студии МХАТа выбрали именно Театр на Малой Бронной? – У нас на курсе было человек двадцать. Мы все очень хотели работать, причем именно в театре, он был для нас приоритетнее всего остального. Хотя надо признать, что в 2000 году было не так много кино и сериалов. Нас осталось человек пять, еще не устроенных, и к тому моменту, как мы пришли в Театр на Малой Бронной, пришлось обойти с реквизитом и костюмами, наверное, с десяток театров. Когда я туда вошла, то сразу поняла: “Вот здесь бы я осталась! Вот эта лестница мне родная!” И пошла на показ с очень хорошим ощущением. Мы показывали с однокурсницей отрывок из “Женитьбы Бальзаминова” Островского, где фигурируют две сестры – Раиса и Анфиса. Сидит комиссия, в ней Лев Константинович Дуров, в зале половина труппы, а мы лежим на полу. Я по роли должна была подняться и запеть – громко и отчаянно, потому что мою Анфису заела ужасная тоска! Я не заметила, что партнерша всем своим телом легла на мою юбку. И поэтому, когда я резко встала, передний клин юбки оторвался и остался на полу. Но я понимала, что останавливаться нельзя, и продолжала играть и петь. Комиссия смеялась, но оценила мой “подвиг” и взяла в театр. – Случались ли в вашей актерской жизни моменты, когда приходилось себя преодолевать? – Да, бывали. Например, в спектакле Андрея Кончаловского “Мисс Жюли” я впервые столкнулась с тем, что мне придется выйти на сцену полуобнаженной. Я долго не решалась. Режиссер на репетициях меня жалел, но на прогонах сказал, что уже пора. Пришлось подчиниться, но было очень нелегко. Но такова профессия. Потом я оправдала для себя то, почему моя героиня появляется на сцене в таком виде. В этом мне помог Андрей Сергеевич. Он привез целую коллекцию фильмов Бергмана, которую я должна была пересмотреть. И потом на сцене для меня это уже не было проблемой. Так что это была школа полного актерского раскрепощения. Мы ведь душу свою оголяем, а тут получилось – все сразу. – Вы за десять лет службы в театре успели поработать со многими режиссерами. Всегда ли они были вам столь же интересны, как Кончаловский? – Да, безусловно. Ведь я играла в их спектаклях хорошие роли. Например, в “Калигуле” Андрея Житинкина сыграла одну из своих самых любимых ролей. Хотя, когда увидела распределение, меня чуть не хватил удар. Там было написано: “Гермафродит-Горбун – Дарья Грачева”. И это было практически через год после моего прихода в театр. Я была уверена, что у меня такой возраст, когда надо играть девочек, пребывающих в любовной лихорадке, и милых барышень. А увидев распределение, тут же решила, что моя карьера закончилась, не успев начаться. И заплакала. Меня увидел Лев Константинович Дуров и сказал: “Держись, девочка, это школа”. И я стала репетировать роль шута-слуги Калигулы – лысую немую горбунью. Потом, как мы выяснили, она олицетворяла его светлую, но изуродованную душу. И эта роль остается для меня одной из любимых. – Вам жаль, что такие спектакли прекращают свое существование? – Но они же все равно никуда не уходят, остаются с тобой, как какие-то фантомы. И могут жить бесконечно. – Мне кажется, вы любите то, что принято называть актерским перевоплощением? – Да, я очень люблю меняться. Помню, перед прогоном “Плутней Скапена”, когда меня нарядили в роскошный цыганский костюм, надели черный парик, сделали соответствующий грим, Сергей Голомазов воскликнул: “Я вас не узнал!” Но это вовсе не значит, что, надев маску, я начинаю по-актерски куражиться. – Видимо, благодаря способности к таким трансформациям, очень трудно определить вашу актерскую линию, амплуа. Не сочтите это за примитивный комплимент, но мне кажется, что вы способны на любые роли. – Спасибо, вы даже не представляете, как важно для актера, когда ему говорят такое! Да, соглашусь с вами, я это в себе чувствую, говорю без ложной скромности. И очень хочу, чтобы так было на самом деле. – Есть ли в вас актерские качества, которые, на ваш взгляд, режиссеры еще не распознали? – Да, есть. Мне хотелось бы, чтобы они во мне увидели актрису, способную к психологически более серьезным ролям. Меня очень интересуют люди умные, глубокие, отчаянные, такие, как Жанна д’Арк. – Судя по всему, к вам очень хорошо относится худрук театра Сергей Голомазов. Могли бы вы прийти к нему и сказать, что хотите сыграть серьезную роль? Или у вас это не принято? – Нет, это принято. И наш худрук к таким заявкам относится нормально. Но у меня в жизни не было такого, чтобы я приходила и что-то просила. Надеюсь, что он, будучи человеком прозорливым и талантливым, увидит это во мне сам. И поэтому я должна доказывать это не на словах, а на сцене. – Вы сейчас чувствуете себя в театре абсолютно “в своей тарелке”? – Если под “тарелкой” понимается дом, то я действительно в своем доме. Для меня это родное место. Я обожаю свой театр, сцену, кулисы. Но все же я в чем-то непоседа. Выпустила спектакль и еще хочу! Потому что у меня много сил. Я уже говорила, что мне всегда нужно идти по дороге. И я, наверное, уже могла бы пройти вперед гораздо дальше, чем сейчас. Поэтому ощущаю некоторую неуютность. – Видимо, этим можно объяснить ваши походы на сторону, в частности, в Центр драматургии и режиссуры? – Да, наверное. Но главное, тогда у меня было желание поработать с одним из самых моих любимых режиссеров – Владимиром Агеевым. До этого он ставил у нас спектакль “Учитель ритмики”, и тогда мы с ним подружились. Он пригласил меня на роль в спектакле “Пойдем, нас ждет машина” по пьесе Юрия Клавдиева. Тогда спектакль прогремел, я получила за роль Маши премию газеты “Московский комсомолец” как лучшая актриса 2007 года. Это была “багажная роль”. – “Багажная роль” – хорошо сказано. То есть из тех, которые про запас, в некую сумочку-котомочку? – Да, конечно. Но сначала я из одной сумочки что-то вытаскиваю, чтобы сыграть, а потом результат складываю в другую. – Продолжу изучение вашей актерской кухни. Что для вас главное в процессе подготовки роли? – Главное – это “точка сборки”. То есть стержень персонажа, то, чем он живет. И только после этого ты начинаешь думать о его внешности. И еще мне важно выяснить, где у моей героини “болячка”. Тогда становится ясно, про что этот спектакль. Мы же препарируем своих героев, как психологи и анатомы. – Бывает ли, что ваш разбор не совпадает с режиссерским? – Да, бывает. Я даже из-за этого однажды ушла из спектакля. Хотя всегда пытаюсь услышать и понять любого режиссера, изначально его люблю. Потому что любовь – это движущая сила любого творческого процесса. – Привлекает ли вас кино, были ли съемки в интересных фильмах? – Были. Снималась у Валерия Лонского, Александра Хвана, у Андрея Кончаловского в “Глянце” и в очень интересном проекте, сделанном для Каннского фестиваля. Многие крупнейшие режиссеры мира, в том числе Андрей Сергеевич, отмечая юбилей фестиваля, снимали пятиминутные ролики, которые вышли под названием “У каждого свое кино”. Это был очень интересный опыт. Недавно снялась в авторском фильме Андрея Стемпковского “Обратное движение”. Вообще, кино мне очень нравится, хотя здесь, в отличие от театра, проявляется совершенно другая грань актерской профессии. Но театр все равно должен быть на первом месте. Только там можно накопить опыт, который потом потратить в кино. – В заключение самый простой вопрос: что такое для вас театр? – Призвние. Также в рубрике:
|